Имай Насыри

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Имай Насыри (псевдоним)
Имя при рождении:

Насыров Имаметдин Низаметдинович

Дата рождения:

30 сентября 1898(1898-09-30)

Место рождения:

деревня Нижние Услы (Стерлитамакский уезд, Уфимская губерния; ныне Стерлитамакский район, Башкортостан)

Дата смерти:

29 марта 1942(1942-03-29) (43 года)

Род деятельности:

писатель, журналист

Имай Насыри, Насыйри (настоящее имя Насыров Имаметдин Низаметдинович, в документах Насиров Имат Низамович; 30 сентября 1898, деревня Нижние Услы, Стерлитамакский уезд, Уфимская губерния) — 29 марта 1942) — башкирский писатель, журналист, общественный деятель. В феврале 1937 года репрессирован, умер в 1942-м, реабилитирован в 1956.





Биография

По национальности татарин.[1] В 1910—14 учился в медресе г. Стерлитамака. В 1914—18 годах заведовал Нижне-Услинской сельской библиотекой[2].

В июле 1919 года — агитатор-организатор политотдела Башкирской бригады Уральского фронта. В 1920 году — начальник милиции Кудейского кантона (ныне Иглинский район), в 1921—22 — политкомиссар Главного управления милиции БАССР, в 1920—24 — член Башкирского обкома РКП(б) и Баш. ЦИКа. В 1921-м — делегат Х съезда РКП(б). Участник подавления Кронштадтского мятежа. В 1934 году — инспектор по делам печати Народного комиссариата просвещения БАССР.

В 1930-32, 1936-37 годах — редактор газеты на татарском языке «Коммуна» (ныне «Кызыл тан»). В 1934—36 — редактор газеты «Башкортостан вышкахы» («Вышка Башкирии»), Ишимбай.

В 1927 году опубликовал сборники рассказов: «Ласточки» («Ҡарлуғастар») и «Цветы, но другие» («Сәскәләр, ләкин башҡалар»).

Автор первого крупного произведения башкирской прозы о рабочем классе — повесть «Сибай».

Написал несколько приключенческих повестей: «Живьем в могиле» («Тереләй ҡәберҙә», 1926), «Гюльдар» («Гөлдәр», 1927), «В вагоне» («Вагонда», 1927).

12 декабря 1937 г. был арестован. Приговорен 24 сентября 1940 года к лишению свободы на 8 лет по ст. 58-2, 58-6, 58-10, 58-11 УК РСФСР. Умер в лагере. Реабилитирован 30 января 1956 года.

Память

В мае 1969 года по решению исполкома Уфимского горсовета в Калининском районе появился бульвар Имая Насыри. На доме, где он жил, установлена мемориальная доска.

В Стерлитамаке есть улица Насыри.

В 1998 году вышло Распоряжение Кабинета Министров РБ от 05.10.98 № 845-р «О мероприятиях в связи с празднованием 100-летия со дня рождения выдающегося башкирского писателя Имая Насыри».

Напишите отзыв о статье "Имай Насыри"

Ссылки

Примечания

  1. [lists.memo.ru/d24/f124.htm Книга памяти Республики Башкортостан]
  2. [encycl.bash-portal.ru/nasyri.htm Имай Насыри]

Отрывок, характеризующий Имай Насыри

Дрон, с нахмуренным и бледным лицом, вышел из толпы.
– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.