Малик ибн Анас

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Имам Малик»)
Перейти к: навигация, поиск
Малик ибн Анас
Личная информация
Имя при рождении:

Малик ибн Анас ибн Малик ибн Абу Амир аль-Асбахи

Прозвище:

Имам Дар-уль-Хиджра,
Имам Лучезарной Медины

Отец:

Анас ибн Малик

Дети:

Яхья, Мухаммад и Фатима


Богословская деятельность
Оказал влияние:

сунниты

Редактирование Викиданных
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Абу Абдулла́х Ма́лик ибн А́нас аль-А́сбахи, более известный как имам Малик (араб. مالك ابن أنس الأصبحي‎; 713, Медина — 795, Медина) — факих, мухаддис, основатель и эпоним маликитского мазхаба.





Биография

Его полное имя: Абу Абдуллах Малик ибн Анас ибн Малик ибн Абу Амир ибн Умар ибн аль-Харис ибн Гайман ибн Джушайль ибн Амр ибн аль-Харис аль-Асбахи. Даты его рождения, приводимые биографами, колеблются от 708 до 716 года. Он родился в районе Зи Марва в Джарфе близ Медины. Утверждение Ибн Сада аль-Багдади о том, что Малик ибн Анас провел в утробе матери три года (Ибн Кутайба говорил о двух годах), скорее всего основывается на заявление самого Малика о возможной длительной продолжительности беременности его матери[1].

Его предки занимались торговлей и принадлежал к племени Химьяр, входивших в Бану Тайм ибн Мурра (Тайм Курайш)[1]. Отец Малика был мастером по изготовлению стрел. Малик с детства обучался кораническим наукам у своих родственников, среди которых был его родной дядя Абу Сухайль Нафи. Его дед был прославленным знатоком хадисов, считался одним из подлинных рассказчиков (рави) и умер когда Малику было десять лет[2]. Малик изучал фикх у Рабии ибн Абдуррахмана; 13 лет провёл в кружке Абдуррахмана ибн Хурмуза, обучаясь у него и его учеников, в том числе Ибн Шихаба аз-Зухри[3]. Малику посчастливилось посещать собрания Джафара ас-Садика, у которого он почерпнул большие познания.

Среди его учителей также были:

  • Нафи Мауля ибн Умар[2]
  • Рабиа ар-Раи[4]
  • Амир ибн Абдуллах ибн аз-Зубайр
  • Зейд ибн Аслам
  • Саид Макбари
  • Абу Хазим
  • Салма ибн Динар
  • Шарик ибн Абдуллах ибн Абу Нумайр
  • Салих ибн Кайсан
  • Абу аз-Зинада
  • Мухаммад ибн Мункадир и другие известные богословы[5].

Особый интерес у Малика ибн Анаса вызывали хадисы Пророка и фетвы его сподвижников. Большое значение в его становлении сыграло то обстоятельство, что живя в Медине, он мог общаться с потомками многих сподвижников пророка Мухаммада. Он был знаком с доктринами и методологическими подходами, присущими хариджитам, мутазилитам, зейдитам, имамитам и другим группам. Он тщательно изучал учения различных философских школ[6].

Со временем стал самым авторитетным факихом Медины, которую он почти не покидал из-за тяжёлой хронической болезни. Занимался торговлей шелковыми тканями. Отказывался от любых административных назначений[3].

Малик обладал высочайшими моральными качествами, праведностью, простотой в общении. Перед тем, как рассказать хадис, он обновлял омовение, совершал двухракаатный намаз, затем садился, расчесывал бороду и использовал благовония, оказывая тем самым почтение хадисам Пророка. Имел отличную память, был скромен и не стеснялся публично заявлять о том, что он чего-то не знает. Имам Малик был очень осторожен в вынесении фетв и презирал нововведения[5]. Благодаря своим развитым умственным способностям и старанию он уже к 17 годам приобрел большой багаж исламских знаний начал преподавательскую деятельность. Давать фетвы он начал только после того, как семьдесят учёных не засвидетельствовали его пригодность к этому[7]. В Медине ему дали титул «Имам Дар аль-хиджра», то есть «имам Дома переселения»[2].

Он был принципиален при защите своих убеждений и однажды даже был подвергнут телесному наказанию за отстаивание положения «клятва, данная по принуждению, недействительна». Он мало участвовал в диспутах и считал, что «наука — это не драка между петухами и баранами»[3]. Когда он видел, что человек задает вопрос, чтобы поспорить, он никогда не отвечал таким людям[4].

Изучая фикх у Рабии ибн Абдуррахмана, Малик ибн Анас не ограничился хадисоведением и стремился развить правоведческую науку, основанную на независимом мнении правоведа (ар-рай). Долгие годы он преподавал в мечети Пророка, но из-за болезни продолжил занятия у себя дома. Помимо хадисоведения и правоведения он занимался проблемами доктринального и мировоззренческого характера.

О нём много писали его ученики. Абдуллах ибн Вахба (ум. в 813 г.) в своём произведении «аль-Муджасалат» почти полностью раскрыл образ своего великого учителя. В книге также собраны хадисы, которые Ибн Вахба слышал от Малика ибн Анаса, его работы и примеры его высоких моральных качеств[6].

У Малика ибн Анаса было два сына и дочь: Яхья, Мухаммад и Фатима. А также один внук — Ахмад ибн Яхья. Сын Яхья впоследствии также стал великим ученым, ездил в Египет и давал уроки по хадисам.

В последние годы жизни имам Малик предпочитал оставаться в одиночестве и даже не посещал пятничные молитвы. У него был слабый мочевой пузырь и он считал, что в таком состоянии находиться в мечети Пророка было бы неуважительно. Он не хотел открыто заявлять о своей болезни, так как считал, что это было бы подобно тому, что он жалуется удел Аллаха. Имам Малик скончался в понедельник 14 числа месяца раби аль-авваль 179 года по мусульманскому летоисчислению. Ритуальное купание совершили Ибн Канана и Ибн аз-Зубайр, а погребальную молитву возглавил эмир Медины Абдул-Азиз ибн Мухаммад. Перед смертью он произнёс шахаду и процитировал 4 аят суры Ар-Рум: «Аллах принимал решения до этого и будет принимать их после этого»[5]. Похоронен на кладбище аль-Баки[8].

Ученики

У имама Малика было большое количество учеников, среди них были даже его учителя. Кади Ийяд говорит, что учеников было более 1300. Вот список некоторых из них[6]:

  • Абу Абдуллах Абдуррахман ибн Касим — был также учеником египетского правоведа Лейса ибн Саада, корректор самой авторитетной книги маликитского мазхаба «аль-Мувадданы»[2].
  • Абу Мухаммад Абдуллах ибн Вахб (125—197 г.х.) — хадисовед, распространял маликитское право в Египте, также обучался правоведению у Лейса ибн Саада[2].
  • Ашхаб ибн Абдул-Азиз аль-Кайси (150—204 г.х.) — был самым известным правоведом в Египте, автор книги «Мувадданат аль-Ашхаб».
  • Абу Мухаммад Абдуллах ибн Абдул-Хаками (ум. в 214 г.х.) — возглавлял маликитскую школу правоведения в Египте после смерти Ашхаба аль-Кайси.
  • Ашбаг ибн Харадж (ум. в 225 г.х.) — большой знаток принципов маликитского права.
  • Мухаммад ибн Абдуллах ибн Абдул-Хакам (ум. в 268 г.х.) — обучался у Мухаммада аш-Шафии, обучал много учеников из Северной Африки и Испании.
  • Мухаммад ибн Ибрахим аль-Искандари (ум. в 269 г.х.) — автор книги «аль-Маввазия».
  • Абу Хасан Али ибн Зияд ат-Тунуси (ум. в 183 г.х.) — известный североафриканский маликитский правовед.
  • Абу Абдулла Зияд ибн Абдуррахман аль-Куртуби (ум. в 193 г.х.) — распространял маликитское учение в Испании.
  • Иса ибн Динар аль-Куртуби аль-Андалуси (ум. в 212 г.х.) — известный испанский маликитский правовед.
  • Асад ибн аль-Фурат ат-Тунуси (146—213 г.х.) — знаток методов мединской и иракской правовой школы, обучался у Абу Юсуфа и Мухаммада аш-Шайбани.
  • Яхья ибн Яхья аль-Лейси (ум. в 234 г.х.) — распространял маликитское право в Испании[2].
  • Абдул-Малик ибн Хабиб ас-Сулами (ум. в 238 г.х.) — возглавлял маликитскую школу правоведения в Испании после смерти Яхьи ибн Яхьи.
  • Абдус-Салам ибн Саид ат-Танухи (Шахнун)(ум. в 240 г.х.) — автор книги «аль-Муваддана».
  • Абу Марван Абдул-Малик аль-Маджишун (ум. в 212 г.х.) — муфтий Медины.
  • Ахмад ибн Муаззал аль-Абди — представитель маликитского правоведения в Ираке.
  • Абу Исхак Исмаил ибн Исхак аль-Кади (ум. в 282 г.х.) — распространял маликитское право в Ираке.
  • Мухаммад ибн Идрис аш-Шафии — основатель шафиитского мазхаба
  • Мухаммад аш-Шайбани — один из кодификаторов мусульманского права.

Наследие

Труды

Малику ибн Анасу приписывается несколько сочинений по мировоззренческим и правовым проблемам. Однако его авторство оспаривается некоторыми критиками[6].

Кади Ийяд приводит следующий список произведений имама Малика[5]:

  1. «Китаб аль-Муватта»,
  2. «Рисаляту Малик иля ибн Вахаб филь-Кадр»,
  3. «Аль-Мудавванат аль-Кубра»,
  4. «Рисаляту Малик филь-Акдия»,
  5. «Рисаляту Малик иля Гассан ибн Мухаммад ибн Мутарриф филь-Фатва»,
  6. «Рисаляту Малик иля Харун-ир-Рашид аль-Машхурату филь-Адаби валь-Маваиз»,
  7. «Тафсиру Гариб аль-Коран»,
  8. «Китаб ас-Сирр»,
  9. «Рисаляту Малик иля Ляйс фи иджмаи ахль аль-Мадина».

аль-Муватта

Малик ибн Анас уделял особое внимание подбору и классификации историй из жизни Пророка, установлению личности их передатчиков (равиев) и их надежности. Он составил свод хадисов «Китаб аль-Муватта» (араб. الموطأ‎), который сохранился в двух редакциях: в редакции Мухаммада аш-Шайбани (ум. в 805 г.) и в редакции Яхьи аль-Лайси аль-Андалуси (ум. около 848 г.). В этой работе он впервые собрал хадисы и сделал первую попытку их систематизации. Малик ибн Анас настолько тщательно отбирал хадисы, что не включил в свой сборник даже рассказы, приведенные его отцом и дядей Раби со ссылкой на его деда. Ещё до написания «Сахиха» аль-Бухари, Мухаммад бин Идрис аш-Шафии говорил, что «никогда не появлялась на земле книга, которая была бы ближе к Корану, чем книга Малика». На написание книги он потратил около сорока лет[4].

В книге нашли отражение различные правовые аспекты проблем, на основании которых он выдавал фетвы. Некоторые ученые считают, что это скорее книга по фикху, чем по хадису[4]. «аль-Муватта», а также переработанные версии этого свода — «Аль-Муда́ввана» (араб. المدونة‎), выполненная Асадом ибн аль-Фуратом ат-Туниси, и «Аль-Мудава́ннат уль-ку́бра» (араб. المدونة الكبرى), подготовленная Абд ас-Салям ат-Танухи[en], содержат изложение основных принципов маликитского мазхаба[3].

Рассказывают, что когда аббасидский халиф Харун ар-Рашид предложил выставить «Муватту» в Каабе и обязать всех мусульман следовать имаму Малику во всех правовых вопросах. Малик ибн Анас отказался, ответив: «Воздержись от этого, ибо сами сподвижники Пророка, да благословит его Аллах и приветствует, придерживались разных мнений по второстепенным вопросам. Простой народ уже следует этим различным мнениям. Все находятся на прямом пути»[4].

Дочь имама Малика, Фатима знала «Муватту» наизусть. Во время уроков она обычно вставала за дверью, и, если чтец совершал ошибку, она стучала ногтями по двери. Малик ибн Анас понимал намек и исправлял ошибку[5].

Убеждения

Малик ибн Анас считал, что убеждения людей состоят из веры (иман) и выражения этой веры в словах и поступках. Он говорил, что вера может усиливаться, но насчёт её ослабления ничего определённого не говорил. Считал возможным лицезрение праведниками Аллаха в раю.

В вопросе Божественного предопределения и свободы воли человека он одновременно признавал веру в предопределение (кадар) и свободу воли человека. Ссылаясь исключительно на ясные смыслы Корана и сунны, он ограничивался по поводу всего этого общими формулировками, не допуская субъективизма в этих вопросах.

Малик ибн Анас считал, что мусульманин, совершивший грехи, понесет наказание, адекватное совершенному греху. Аллах может простить грешника, если пожелает. Единственный грех, который Аллах не простит, — язычество и признание человеком других богов (ширк).

Малик ибн Анас подразделял человеческие познания на три категории:

  1. Знания, которые доступны для всех людей и актуальны в их повседневной жизни (хадисы, фетвы).
  2. Знания, доступные только ограниченному кругу людей (воззрения различных философских школ, различных сект).
  3. Знания, которые могут стать доступными только после длительных и упорных занятий подлинной наукой (фикх, ар-рай)[6].

Правовые методы

Для вынесения правовых предписаний и суждений Малик ибн Анас опирался на следующие источники:

  1. Коран.
  2. Сунна пророка Мухаммада. Он считал сунной поступки и речения пророка Мухаммада, фетвы его сподвижников, а также «деяния мединцев». Он прежде всего опирался на хадисы мутаватир и машхур, но, в то же время признавал и хадисы-ахад. Если хадис-ахад противоречил ясным смыслам (нассам) Корана и хадисов, то он отвергал это сообщение.
  3. «Деяния мединцев». Также как и его учитель Рабиа ибн Абу Абдуррахман, Малик ибн Анас считал, что «информация, переданная тысячами людей тысячам своих потомков предпочтительнее, чем информация, переданная одним человеком лишь одному человеку (ахад)».
  4. Фетвы сподвижников. Малик ибн Анас учитывал фетвы сподвижников пророка и отвергал единичный хадис-ахад от Пророка, если он противоречил фетве.
  5. Кияс, истислах. Если суждение по аналогии могло привести к сомнительным заключениям, то Малик ибн Анас в большинстве случаев отдавал приоритет истислаху (масалих аль-мурсала).
  6. Садду аз-зарайи. Если какое-либо действие или вещь, с большой долей вероятности, может привести к греху или может нанести какой-либо вред, то оно греховно и запретно, а то, что может привести к добру, то поощряемо[6].

Общественно-политические взгляды

Малик ибн Анас считал идеальным правление первых Праведных халифов — Абу Бакра, Умара, Усмана и Али. Он отвергал шиитскую концепцию о верховной власти, согласно которой власть в Халифате должно осуществляться только Алидами, но признавал это право за курайшитами. Халифа должна утверждать у власти особая представительская группа (шура), состоящая из лиц, назначенных предыдущим халифом[3]. Для признания законности того или иного халифа достаточно, если ему присягнули жители Медины и Мекки.

Период жизни Малика ибн Анаса пришелся на период правления Омейядов, а затем первых Аббасидов. Он понимал, что нельзя пытаться возрождать преданные забвению принципы государственной власти путём бунтов против «нечестивых» властей. Если у власти оказался несправедливый правитель или его власть по каким-то причинам незаконна, то пытаться свергнуть такого правителя, подняв мятеж, недопустимо. Ибо вред от беспорядков, сопровождающих мятеж всегда, превышает вред от тирании или незаконной власти[3]. Он считал, что праведное правление может быть даже при монархах, приводя в пример Омейядского халифа Умара II ибн Абдул-Азиза. Он считал, что тиранов нужно стремиться отстранить от управления государством, не путём революций, бунтов, общественными потрясениями, а воздействовав на них словом.

Напишите отзыв о статье "Малик ибн Анас"

Примечания

  1. 1 2 Scsacht J., 1991.
  2. 1 2 3 4 5 6 IslamDag.ru.
  3. 1 2 3 4 5 6 Ислам: ЭС, 1991, с. 15.
  4. 1 2 3 4 5 Ислам Сегодня.
  5. 1 2 3 4 5 Аскимам.ру.
  6. 1 2 3 4 5 6 Али-заде, А. А., 2007.
  7. MuslimPress.ru.
  8. Ludwig W. Adamec. [books.google.ru/books?id=ZUCeTncb5YcC&pg=PA53&dq=Malik+ibn+Anas+jannat+baqi&hl=ru&sa=X&ei=_Le1UuLyGoS84ASfvYDQDQ&ved=0CEwQ6AEwBA#v=onepage&q=Malik%20ibn%20Anas%20jannat%20baqi&f=false Baqi, Jannat al-] // The A to Z of Islam. — Second Edition edition. — Scarecrow Press, September 2, 2009. — 520 с. — ISBN 978-0810871601.

Литература

  • Али-заде, А. А. Маликитский мазхаб : [[web.archive.org/web/20111001002751/slovar-islam.ru/books/M.html арх.] 1 октября 2011] // Исламский энциклопедический словарь. — М. : Ансар, 2007.</span>
  • Боголюбов А. С. [www.academia.edu/800250/_._M._1991 Малик б. Анас] // Ислам: энциклопедический словарь / отв. ред. С. М. Прозоров. — М. : Наука, 1991. — С. 156.</span>
  • Абу Захра, Мухаммад. Тарих аль-Мазахиб. Каир: Дар аль-фикр аль-арабий, б.г.  (ар.)
  • [referenceworks.brillonline.com/entries/encyclopaedia-of-islam-2/malik-b-anas-COM_0649 Mālik b. Anas] / Scsacht J. // Encyclopaedia of Islam. 2 ed. — Leiden : E. J. Brill, 1991. — Т. 6. — P. 262-265.</span> (платн.)

Ссылки

  • [askimam.ru/dir/uchenye_alimy/imam_malik/1-1-0-5 Имам Малик]. Аскимам.ру. Проверено 19 декабря 2013.
  • Магомедрасулов, Мухаммад-Амин [www.islamdag.ru/lichnosti/2624 Имам Малик]. IslamDag.ru (1 февраля 2010). Проверено 22 декабря 2013.
  • [islam-today.ru/obsestvo/a_ty_znaesh_kto_takoj_imam_malik/ А ты знаешь, кто такой имам Малик?]. Информационно-аналитический федеральный портал “Ислам Сегодня” (6 марта 2013). Проверено 22 декабря 2013.
  • Абдул-Бари ибн Авад ас-Субайти. [webcache.googleusercontent.com/search?q=cache:7eFMIrglz-wJ:www.muslimpress.ru/novosti/poleznye-uroki-iz-biografii-imama-malika.htm+&cd=6&hl=ru&ct=clnk&gl=ru&client=firefox Полезные уроки из биографии имама Малика]. Сайт Духовного управления мусульман Удмуртии (15 июля 2011). Проверено 22 декабря 2013.

Отрывок, характеризующий Малик ибн Анас

– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.


12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
– Ну ка, как вы из этого выйдете? – сказал он.
– Будем стараться, – отвечал Берг, дотрогиваясь до пешки и опять опуская руку.
В это время дверь отворилась.
– Вот он, наконец, – закричал Ростов. – И Берг тут! Ах ты, петизанфан, але куше дормир , [Дети, идите ложиться спать,] – закричал он, повторяя слова няньки, над которыми они смеивались когда то вместе с Борисом.
– Батюшки! как ты переменился! – Борис встал навстречу Ростову, но, вставая, не забыл поддержать и поставить на место падавшие шахматы и хотел обнять своего друга, но Николай отсторонился от него. С тем особенным чувством молодости, которая боится битых дорог, хочет, не подражая другим, по новому, по своему выражать свои чувства, только бы не так, как выражают это, часто притворно, старшие, Николай хотел что нибудь особенное сделать при свидании с другом: он хотел как нибудь ущипнуть, толкнуть Бориса, но только никак не поцеловаться, как это делали все. Борис же, напротив, спокойно и дружелюбно обнял и три раза поцеловал Ростова.
Они полгода не видались почти; и в том возрасте, когда молодые люди делают первые шаги на пути жизни, оба нашли друг в друге огромные перемены, совершенно новые отражения тех обществ, в которых они сделали свои первые шаги жизни. Оба много переменились с своего последнего свидания и оба хотели поскорее выказать друг другу происшедшие в них перемены.
– Ах вы, полотеры проклятые! Чистенькие, свеженькие, точно с гулянья, не то, что мы грешные, армейщина, – говорил Ростов с новыми для Бориса баритонными звуками в голосе и армейскими ухватками, указывая на свои забрызганные грязью рейтузы.
Хозяйка немка высунулась из двери на громкий голос Ростова.
– Что, хорошенькая? – сказал он, подмигнув.
– Что ты так кричишь! Ты их напугаешь, – сказал Борис. – А я тебя не ждал нынче, – прибавил он. – Я вчера, только отдал тебе записку через одного знакомого адъютанта Кутузовского – Болконского. Я не думал, что он так скоро тебе доставит… Ну, что ты, как? Уже обстрелен? – спросил Борис.
Ростов, не отвечая, тряхнул по солдатскому Георгиевскому кресту, висевшему на снурках мундира, и, указывая на свою подвязанную руку, улыбаясь, взглянул на Берга.
– Как видишь, – сказал он.
– Вот как, да, да! – улыбаясь, сказал Борис, – а мы тоже славный поход сделали. Ведь ты знаешь, его высочество постоянно ехал при нашем полку, так что у нас были все удобства и все выгоды. В Польше что за приемы были, что за обеды, балы – я не могу тебе рассказать. И цесаревич очень милостив был ко всем нашим офицерам.
И оба приятеля рассказывали друг другу – один о своих гусарских кутежах и боевой жизни, другой о приятности и выгодах службы под командою высокопоставленных лиц и т. п.
– О гвардия! – сказал Ростов. – А вот что, пошли ка за вином.
Борис поморщился.
– Ежели непременно хочешь, – сказал он.
И, подойдя к кровати, из под чистых подушек достал кошелек и велел принести вина.
– Да, и тебе отдать деньги и письмо, – прибавил он.
Ростов взял письмо и, бросив на диван деньги, облокотился обеими руками на стол и стал читать. Он прочел несколько строк и злобно взглянул на Берга. Встретив его взгляд, Ростов закрыл лицо письмом.
– Однако денег вам порядочно прислали, – сказал Берг, глядя на тяжелый, вдавившийся в диван кошелек. – Вот мы так и жалованьем, граф, пробиваемся. Я вам скажу про себя…
– Вот что, Берг милый мой, – сказал Ростов, – когда вы получите из дома письмо и встретитесь с своим человеком, у которого вам захочется расспросить про всё, и я буду тут, я сейчас уйду, чтоб не мешать вам. Послушайте, уйдите, пожалуйста, куда нибудь, куда нибудь… к чорту! – крикнул он и тотчас же, схватив его за плечо и ласково глядя в его лицо, видимо, стараясь смягчить грубость своих слов, прибавил: – вы знаете, не сердитесь; милый, голубчик, я от души говорю, как нашему старому знакомому.
– Ах, помилуйте, граф, я очень понимаю, – сказал Берг, вставая и говоря в себя горловым голосом.
– Вы к хозяевам пойдите: они вас звали, – прибавил Борис.
Берг надел чистейший, без пятнушка и соринки, сюртучок, взбил перед зеркалом височки кверху, как носил Александр Павлович, и, убедившись по взгляду Ростова, что его сюртучок был замечен, с приятной улыбкой вышел из комнаты.