Ширази, Мухаммад
| Мухаммад Хусейни Ширази | |
| араб. محمد بن المهدي الحسيني الشيرازي | |
 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: | |
| Школа/традиция: |
усулизм |
| Направление: |
ислам, имамизм |
| Период: | |
| Основные интересы: | |
| Значительные идеи: |
ненасилие, просвещение, диалог религий, «совет мудрецов» |
| Оказавшие влияние: |
Мирза Махди Ширази |
| Испытавшие влияние: |
Садик Ширази, Муртаза Ширази, Мухаммад-Реза Ширази, Муртаза Казвини, Мухаммад Таги Модарреси |
Великий аятолла Имам Сейид Мухаммад Хусейни Ширази (1928 — 17 декабря 2001) — мусульманский богослов и общественный деятель, оставивший после себя свыше тысячи томов книг. Известен своей приверженностью идеям ненасилия, свободы и мира.
Содержание
Биография и образование
Мухаммад Ширази родился в Ан-Наджафе (Ирак) в 1928 году во влиятельнейшем семействе мусульманских ученых. Его первым учителем стал отец — великий аятолла Мирза Махди Ширази. Незаурядные способности позволили ему в возрасте двадцати пяти лет стать муджтахидом (ученым, практикующим иджтихад), а спустя восемь лет — в тридцати три года — великим аятоллой. Из-за активной общественной позиции он рано вошёл в конфликт с правящей тогда в Ираке партией БААС и вынужден был переселиться сперва в Кувейт, а затем в Иран.
Однако в Иране Ширази быстро стал одним из основных врагов аятоллы Хомейни и его сторонников, которые не без оснований видели в нём опасность для своей власти. Это привело к заключению Мухаммада Ширази под стражу, запрету преподаванию и репрессиям против множества его последователей и родственников.
В своих мемуарах, озаглавленных «Поиски полутора столетий», Ширази писал:
«И в Иране я оказался заключенным в тюрьму в своем доме, и случилось со мной, что случилось. Если бы я захотел написать о своих страданиях, это стало бы книгой, не менее чем с пятью сотнями страниц. И они не удовлетворились тем, что сделали со мной, и арестовали двух мои сыновей — Сейида Муртазу и Сейида Махди, и арестовали множество моих родственников и друзей, и принудили множество из них к ссылке. Они также запретили большому числу ученых и студентов посещение моих лекций, и заставили людей в наших институтах держаться в стороне, после того как они выгнали многих. Двух других моих сыновей они заставили эмигрировать, одного в Кувейт и другого в Сирию»[1].
Мухаммад Ширази умер при подозрительных обстоятельствах 17 декабря 2001 года. По одной из версий — он был отравлен. Похороны ученого были омрачены нападением на траурную колону иранских солдат и похищением тела Ширази.
Научный статус
Мухаммад Ширази был признан множеством богословов крупнейшим шиитским ученым своего времени, среди засвидетельствовавших его статус — великий аятолла Мухаккик Сейид Фатими Абхари, великий аятолла Сейид Абдуллах Шабестари, великий аятолла Сейид Ахтар Аббас Наджафи и множество других мусульманских деятелей. Также, в 1994 году ученые хавзы аз-Зейнабийа (одного из ведущих исламских университетов мира, расположенного в Дамаске) издали заявление, в котором говорилось:
«Великий аятолла Имам Сейид Мухаммад Ширази, да продлит Аллах его жизнь, соответствует всем критериям марджа таклида, и кроме того, он наиболее опытный среди фукаха, и он наиболее подходящий для того, чтобы в настоящее время вести шиитскую Умму. На основе нашей обязанности перед Аллахом, мы объявляем это верующим. Да защитит Аллах его святейшество и принесёт пользу исламу и мусульманам его существованием»[2].
Общественная деятельность
Несмотря на преследования, Мухаммад Ширази до конца жизни оставался одним из наиболее влиятельных мусульманских деятелей. Под его руководством функционировали сотни образовательных, культурных и благотворительных заведений, как в мусульманских странах, так и на Западе. После смерти Мухаммада Ширази большинство этих структур возглавил его брат — Садик Ширази.
Идеи и наследие
Ширази внес огромный вклад в исламские науки и мировую мысль. Базовые принципы его философии включают, такие положения как мир в каждом аспекте, ненасилие во всех типах отношений, свобода самовыражения, убеждений и т.д, плюрализм политических партий, совещательная система власти, свобода от всех искусственных законов и ограничений.
Общее число его произведений превышает тысячу, среди которых книги посвященные теологии, экзегетике, юриспруденции, философии, мистике, логике, экономике, политике, социологии, медицине, астрономии, математике, географии и психологии. Некоторые из его произведений[3]:
- Серия «аль-Фикх» — 150 томов
- Рассказы Истины (истории о пророках и посланниках) — 50 томов
- Тафсир (толкование Корана) — 30 томов
- Исследование науки о принципах юриспруденции — 5 томов
- Красноречие — 3 тома (семантика, красноречие и риторика)
- Атлас исламского мира
- Аспекты исламской цивилизации
- Аскетизм
- Экономика для всех
- История Османской империи — 4 тома
- Шедевр шедевров
- Болезни и симптомы: причины, профилактика и лечение
- И впервые в истории… — 2 тома
- Дискуссия с экзистенциалистами
- Запад меняется
- Толкование снов
- Новый порядок для мира веры, свободы процветания и спокойствия
- Комментарий на стихи Сабзевари — 2 тома (логика и философия)
- В моей стране, в моей стране
- Что случится, когда кончится нефть
- Энциклопедия исламской юриспруденции — 15 томов
- Кризисы и их решение
- Очищение души
- Три миллиарда книг
- Капли и зерна
- Печальная душа
- Путь прогресса
- Сподвижник уединения
См. также
Напишите отзыв о статье "Ширази, Мухаммад"
Примечания
Литература
- Ayaad Mousa Mahmood. Studies in the Thought of Imam Shirazi
- Muhammad Ayyub. Aspects of the Political Theory of Imam Muhammad Shirazi ([www.shirazi.org.uk/Aspects%20of%20the%20Political.pdf english])
Ссылки
- [www.alshirazi.com/ Официальный сайт Мухаммада Ширази]
- [www.shirazi.org.uk/ Сайт, посвященный Мухаммаду Ширази и Садику Ширази]
- [www.shirazi.org.uk/books.htm Книги Мухаммада Ширази (на английском)]
Отрывок, характеризующий Ширази, Мухаммад
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
