Малеки, Иман

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Иман Малеки»)
Перейти к: навигация, поиск

Иман Малеки, перс. ایمان ملکی‎ (род. 1976, Тегеран, Иран) — иранский художник, представитель фотореализма.[1]

С детства увлекался изобразительным искусством, с 15 лет брал уроки живописи у известного иранского художника Мортезы Катузиана.[2] С 1995 обучался на факультете изобразительных искусств Тегеранского университета, который окончил в 1999 г. по специальности «графический дизайн». В 2000 г. основал собственную студию. Лауреат нескольких международных выставок.

Напишите отзыв о статье "Малеки, Иман"



Примечания

  1. See: [imanmaleki.com/index.htm Официальный сайт Имана Малеки].
  2. See [mortezakatouzian.com/index.htm The Official Website of Mortezā Kātouziān].

Ссылки

  • [imanmaleki.com/index.htm The Official Website of Imān Maleki].
  • [imanmaleki.com/en/Galery/ Gallery of some paintings by Imān Maleki] (click on the small pictures to enlarge)
  • Shokā Sahrā'i, Reproduction, more alike than the original (Noskheh, mānā tar az asl), in Persian, Jadid Online, 15 May 2009, [www.jadidonline.com/story/15052009/dr/iman_maleki].
    Audio slideshow: [www.jadidonline.com/images/stories/flash_multimedia/Iman_maleki_test/maleki_high.html] (6 min 30 sec).

Отрывок, характеризующий Малеки, Иман

– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.