Имена римских пап

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Имя римского папытронное имя, под которым папа римский официально известен в период своего понтификата.





Порядок принятия имени

В наше время папа сразу же после избрания на конклаве и принятия выборов объявляет, под каким именем будет править; это имя может сопровождаться номером (подобно номерам монархов). После чего кардинал-протодьякон публично в составе торжественного возглашения Habemus Papam говорит, после мирского имени нового папы: qui sibi nomen imposuit (который себе принял имя), затем следует имя и номер. Чаще при этом папское имя даётся в родительном падеже (Ioannis Pauli Primi — Иоанна Павла Первого), но, например, при объявлениях об избрании пап Павла VI в 1963 г. и Франциска в 2013 г. был использован винительный падеж (Paulum Sextum, Franciscum). Оба варианта в латинском языке являются правильными.

Традиция смены имени

Не всегда римские папы меняли имена. Первым таким был живший в VI веке римлянин Меркурий, решивший, что имя языческого бога не подходит для папы и правивший под именем Иоанна II; примерно с IX века папы, меняющие имена, уже преобладают. Последними папами, правившими под тем же именем, с каким были крещены, были Адриан VI (Адриан Флоренс, 1522—1523; он же последний папа-неитальянец до 1978 года) и Марцелл II (Марчелло Червини, 1555, умер вскоре после избрания). Формально никакие правила не обязуют их это делать и до сих пор.

Выбор имени и его смысл

Выбор имени часто носит тот или иной значимый характер. Прежде всего, папы последние несколько веков стараются выбрать имя в честь представительной череды своих предшественников, есть традиционные частотные папские имена (имена Лев, Бенедикт, Климент, Пий, Григорий, Иннокентий встречались более 10 раз). Некогда популярные имена Стефан и Бонифаций не использовались уже много веков. Особую историю имеет имя Иоанн — некогда самое частотное у пап и у антипап, после одиозного антипапы Иоанна XXIII (Бальтазара Коссы) его более 500 лет не принимал ни один понтифик вплоть до кардинала Ронкалли, который вновь взял имя Иоанн XXIII в 1958. Как объяснял сам Ронкалли, такой выбор был связан с тем, что его отца звали Джованни (Иоанн).


Имя может нести идеологическую нагрузку, так, папское имя Пий ассоциируется с консерватизмом (Пий IX, Пий X и особенно Пий XII); один из ультраконсервативных антипап-седевакантистов Люциан Пульвермахер принял имя «Пия XIII». Имена Иоанн и Павел ассоциируется с приверженностью идеям II Ватиканского собора, проведённого Иоанном XXIII и Павлом VI. Имя «Бенедикт», выбранное Ратцингером, сам папа интерпретирует как знак почитания св. Бенедикта Нурсийского и преемственности по отношению к папе-дипломату и миротворцу Бенедикту XV.

По традиции, папы никогда не выбирают имя Пётр, которое носил апостол Пётр, считающийся первым епископом Рима (хотя никаких формальных правил, запрещающих это, нет). Согласно средневековому пророчеству о папах, Пётр II («Пётр Римлянин», Petrus Romanus) будет последним папой перед концом света.

Нумерация

Номера, используемые для различения пап с одинаковыми именами, начали время от времени употребляться, начиная с Григория III (731—741), а с конца X века такое употребление стало постоянным. При папе Льве IX (1049—1054) номер впервые появился на папских печатях. Если папское имя встречалось только один раз, номер I, как правило, не используется (но см. следующий раздел об именах Иоанна Павла I и Франциска).

После антипапы Иоанна XXIII (Бальтазара Коссы) кардинал Ронкалли в 1958 году вновь взял имя Иоанн XXIII, подчеркнув тем самым, что Косса не был законным папой. Не всегда, однако, антипапы пропускаются при выборе номера: например, хотя Бенедикт X, Александр V и Иоанн XVI были антипапами, их номера учитываются в общем порядке нумерации.

Мартин IV и Иоанн XXI присвоили себе номера ошибочно: первый принял пап Марина I и Марина II за Мартина II и Мартина III; второй считал, что существовал папа с именем Иоанн XX (хотя есть мнение, что он учитывал легендарную папессу Иоанну).

Современность

В 1978 году кардинал Лучани, умерший после 33 дней понтификата, принял имя Иоанн Павел I и этим совершил настоящую «ономастическую революцию». Во-первых, он принял ранее не употреблявшееся имя с номером I: всем другим папам этот номер был присвоен уже «задним числом», после появления традиции использовать номера, а последним папой до Иоанна Павла I с ранее не встречавшимся именем был правивший более чем за тысячу лет до него Ландон (913—914)). Во-вторых, впервые в истории папства понтифик принял двойное имя. Лучани сделал это в честь двух своих ближайших предшественников — Иоанна XXIII и Павла VI.

Его преемник кардинал Войтыла, самый знаменитый папа XX века, принял это же имя — Иоанн Павел II. Следующий папа, преемник Войтылы кардинал Ратцингер, выбрал более традиционное тронное имя — Бенедикт XVI. Тем самым подтвердилась наблюдаемая закономерность, согласно которой трое пап никогда не берут одинаковых имён подряд.

Преемник Бенедикта XVI кардинал Бергольо вновь избрал себе имя, никогда ранее не использовавшееся римскими папами — Франциск (причём на сей раз уже не являвшееся сочетанием имён предшественников). В отличие от Иоанна Павла I, Франциск не использует номера I (было объявлено, что он будет так именоваться, только если впоследствии появится папа Франциск II).

Частотный список имён


Приведены папские имена, встречавшиеся 5 раз и более; указаны годы, когда данное имя было выбрано в последний раз на текущий момент.

Кроме того, существовали законные папы Мартин IV и Мартин V, но они носили такие номера, потому что ошибочно приняли за Мартинов II и III двух пап по имени Марин.

4 имени встречались по 4 раза, 7 имён — по 3 раза, 10 имён — по 2 раза и 44 имени — по 1 разу.

Напишите отзыв о статье "Имена римских пап"

Отрывок, характеризующий Имена римских пап

Сменившись из цепи, Ростов успел соснуть несколько часов перед утром и чувствовал себя веселым, смелым, решительным, с тою упругостью движений, уверенностью в свое счастие и в том расположении духа, в котором всё кажется легко, весело и возможно.
Все желания его исполнялись в это утро; давалось генеральное сражение, он участвовал в нем; мало того, он был ординарцем при храбрейшем генерале; мало того, он ехал с поручением к Кутузову, а может быть, и к самому государю. Утро было ясное, лошадь под ним была добрая. На душе его было радостно и счастливо. Получив приказание, он пустил лошадь и поскакал вдоль по линии. Сначала он ехал по линии Багратионовых войск, еще не вступавших в дело и стоявших неподвижно; потом он въехал в пространство, занимаемое кавалерией Уварова и здесь заметил уже передвижения и признаки приготовлений к делу; проехав кавалерию Уварова, он уже ясно услыхал звуки пушечной и орудийной стрельбы впереди себя. Стрельба всё усиливалась.
В свежем, утреннем воздухе раздавались уже, не как прежде в неравные промежутки, по два, по три выстрела и потом один или два орудийных выстрела, а по скатам гор, впереди Працена, слышались перекаты ружейной пальбы, перебиваемой такими частыми выстрелами из орудий, что иногда несколько пушечных выстрелов уже не отделялись друг от друга, а сливались в один общий гул.
Видно было, как по скатам дымки ружей как будто бегали, догоняя друг друга, и как дымы орудий клубились, расплывались и сливались одни с другими. Видны были, по блеску штыков между дымом, двигавшиеся массы пехоты и узкие полосы артиллерии с зелеными ящиками.
Ростов на пригорке остановил на минуту лошадь, чтобы рассмотреть то, что делалось; но как он ни напрягал внимание, он ничего не мог ни понять, ни разобрать из того, что делалось: двигались там в дыму какие то люди, двигались и спереди и сзади какие то холсты войск; но зачем? кто? куда? нельзя было понять. Вид этот и звуки эти не только не возбуждали в нем какого нибудь унылого или робкого чувства, но, напротив, придавали ему энергии и решительности.
«Ну, еще, еще наддай!» – обращался он мысленно к этим звукам и опять пускался скакать по линии, всё дальше и дальше проникая в область войск, уже вступивших в дело.
«Уж как это там будет, не знаю, а всё будет хорошо!» думал Ростов.
Проехав какие то австрийские войска, Ростов заметил, что следующая за тем часть линии (это была гвардия) уже вступила в дело.
«Тем лучше! посмотрю вблизи», подумал он.
Он поехал почти по передней линии. Несколько всадников скакали по направлению к нему. Это были наши лейб уланы, которые расстроенными рядами возвращались из атаки. Ростов миновал их, заметил невольно одного из них в крови и поскакал дальше.
«Мне до этого дела нет!» подумал он. Не успел он проехать нескольких сот шагов после этого, как влево от него, наперерез ему, показалась на всем протяжении поля огромная масса кавалеристов на вороных лошадях, в белых блестящих мундирах, которые рысью шли прямо на него. Ростов пустил лошадь во весь скок, для того чтоб уехать с дороги от этих кавалеристов, и он бы уехал от них, ежели бы они шли всё тем же аллюром, но они всё прибавляли хода, так что некоторые лошади уже скакали. Ростову всё слышнее и слышнее становился их топот и бряцание их оружия и виднее становились их лошади, фигуры и даже лица. Это были наши кавалергарды, шедшие в атаку на французскую кавалерию, подвигавшуюся им навстречу.
Кавалергарды скакали, но еще удерживая лошадей. Ростов уже видел их лица и услышал команду: «марш, марш!» произнесенную офицером, выпустившим во весь мах свою кровную лошадь. Ростов, опасаясь быть раздавленным или завлеченным в атаку на французов, скакал вдоль фронта, что было мочи у его лошади, и всё таки не успел миновать их.
Крайний кавалергард, огромный ростом рябой мужчина, злобно нахмурился, увидав перед собой Ростова, с которым он неминуемо должен был столкнуться. Этот кавалергард непременно сбил бы с ног Ростова с его Бедуином (Ростов сам себе казался таким маленьким и слабеньким в сравнении с этими громадными людьми и лошадьми), ежели бы он не догадался взмахнуть нагайкой в глаза кавалергардовой лошади. Вороная, тяжелая, пятивершковая лошадь шарахнулась, приложив уши; но рябой кавалергард всадил ей с размаху в бока огромные шпоры, и лошадь, взмахнув хвостом и вытянув шею, понеслась еще быстрее. Едва кавалергарды миновали Ростова, как он услыхал их крик: «Ура!» и оглянувшись увидал, что передние ряды их смешивались с чужими, вероятно французскими, кавалеристами в красных эполетах. Дальше нельзя было ничего видеть, потому что тотчас же после этого откуда то стали стрелять пушки, и всё застлалось дымом.
В ту минуту как кавалергарды, миновав его, скрылись в дыму, Ростов колебался, скакать ли ему за ними или ехать туда, куда ему нужно было. Это была та блестящая атака кавалергардов, которой удивлялись сами французы. Ростову страшно было слышать потом, что из всей этой массы огромных красавцев людей, из всех этих блестящих, на тысячных лошадях, богачей юношей, офицеров и юнкеров, проскакавших мимо его, после атаки осталось только осьмнадцать человек.
«Что мне завидовать, мое не уйдет, и я сейчас, может быть, увижу государя!» подумал Ростов и поскакал дальше.
Поровнявшись с гвардейской пехотой, он заметил, что чрез нее и около нее летали ядры, не столько потому, что он слышал звук ядер, сколько потому, что на лицах солдат он увидал беспокойство и на лицах офицеров – неестественную, воинственную торжественность.
Проезжая позади одной из линий пехотных гвардейских полков, он услыхал голос, назвавший его по имени.
– Ростов!
– Что? – откликнулся он, не узнавая Бориса.
– Каково? в первую линию попали! Наш полк в атаку ходил! – сказал Борис, улыбаясь той счастливой улыбкой, которая бывает у молодых людей, в первый раз побывавших в огне.
Ростов остановился.
– Вот как! – сказал он. – Ну что?
– Отбили! – оживленно сказал Борис, сделавшийся болтливым. – Ты можешь себе представить?
И Борис стал рассказывать, каким образом гвардия, ставши на место и увидав перед собой войска, приняла их за австрийцев и вдруг по ядрам, пущенным из этих войск, узнала, что она в первой линии, и неожиданно должна была вступить в дело. Ростов, не дослушав Бориса, тронул свою лошадь.
– Ты куда? – спросил Борис.
– К его величеству с поручением.
– Вот он! – сказал Борис, которому послышалось, что Ростову нужно было его высочество, вместо его величества.
И он указал ему на великого князя, который в ста шагах от них, в каске и в кавалергардском колете, с своими поднятыми плечами и нахмуренными бровями, что то кричал австрийскому белому и бледному офицеру.
– Да ведь это великий князь, а мне к главнокомандующему или к государю, – сказал Ростов и тронул было лошадь.