Императорский дворец в Кайзерсверте

Замок
Императорский дворец в Кайзерсверте нем. Kaiserpfalz Kaiserswerth
Страна	Германия
Город	Дюссельдорф
Первое упоминание	1016 год
Дата основания	VIII век
Основные даты: 1016 — Генрих II Святой жалует замок Эццо Лотарингскому 1062 — Захват замка архиепископом Кёльнским Анно II 1065 — Возвращение Кайзерсверта под власть Генриха IV 1174 — Начало перестройки замка Фридрихом Барбароссой 1205 — Осада и захват крепости графом Адольфом III 1247 — Осада и захват крепости Вильгельмом II 1689 — Осада и захват крепости армиями Нидерландов и Бранденбурга 1702 — Осада и разрушение крепости войсками Бранденбурга, Нидерландов и Англии 1838 — Переход дворца в муниципальную собственность города Кайзерсверт 1899 — Начало раскопок и реставрации Паулем Клеменом 1982 — Руины дворца вносятся в список охраняемых государством исторических памятников
Состояние	Руина

Руины Императорского дворца (нем. Kaiserpfalz Kaiserswerth) расположены в районе Кайзерсверт в северной части немецкого города Дюссельдорфа на берегу Рейна (федеральная земля Северный Рейн — Вестфалия).

История

Ранняя история

История Кайзерсверта восходит приблизительно к 700 году, когда Святой Свитберт основал монастырь. Земельное владение для монастыря даровал франкский майордом Пипин II. Это был искусственный остров в старом рукаве Рейна (само имя — Кайзерсверт — обозначает «императорский остров» (Kaiser (нем.) — император, Werth (средневерхненемецкий (mhd) — остров)), на котором уже существовал франкский мотт, защищённый рвом и палисадом. Место для монастыря было выбрано удачно — в этом месте пересекались путь Hellweg (главная средневековая дорога региона, соединяющая место впадения Рура в Рейн в Дуйсбурге и Тевтобургский Лес в окрестностях Падерборна), а также старая римская дорога, соединяющая Ксантен и Нойс.

Первое документальное упоминание о замке относится к 1016 году. В документе говорится о том, что император Священной Римской империи Генрих II Святой в знак примирения с пфальцграфом Эццо Лотарингским жалует ему Кайзерсверт и замок. Так как сын Эццо Оттон II умирает в 1047 году, не оставив наследников, Кайзерсверт снова возвращается в собственность короны. При императоре Генрихе III Чёрном замок существенно расширяется, но на сегодняшний день от построек того времени не сохранилось ничего.

Кайзерсверт во времена Генриха IV

В 1050 году у Генриха III и его супруги Агнессы де Пуатье родился долгожданный сын (до этого в семье рождались только девочки). Новорождённый получил имя Конрад — в честь своего деда, Конрада II. Однако под влиянием друга и советника императорской семьи аббата Клюни Гуго, мальчика назвали Генрихом. Ещё до крещения младенца, на Рождество 1050 года, Генрих III потребовал от подданных дать присягу будущему императору. Незадолго до своей смерти (5 октября 1056 года) Генрих III заставил имперских князей ещё раз присягнуть своему сыну и, уже находясь на смертном ложе, передал его под защиту папы римского Виктора II. Благодаря Виктору II, власть беспрепятственно перешла к юному королю под регентством его матери Агнессы.

Формальная власть в период с 1056 до 1061 года находилась в руках матери Генриха IV, Агнессы де Пуатье, — женщины, не обладающей даром правления. Это вызвало недовольство многих княжеских фамилий. В 1062 году под руководством архиепископа Кёльнского Анно II осуществляется государственный переворот. В апреле 1062 года Генрих вместе с матерью во дворце Кайзерсверта встретились с архиепископом. Анно II пригласил одиннадцатилетнего правителя посетить роскошный корабль. То, что пережил тогда мальчик, описал летописец Ламперт Герсфельдский:

Едва ступив на судно, он был окружен приспешниками Анно, а часть из них налегла на весла изо всех сил — да так, что в мгновенье ока корабль оказался в самом центре реки. Король, растерявшись от неожиданности, не мог решить иначе, что его хотят лишить короны и жизни, и бросился в реку, где едва не утонул, — не приди ему на помощь граф Экберт [Экберт Брауншвейгский], который прыгнул вслед и спас от верной гибели, вытащив обратно на корабль.

Анно отвез короля в Кёльн, где шантажом вынудил его мать выдать императорские инсигнии. После посвящения в рыцари 29 марта 1065 года Генрих возвращает себе власть, взойдя на престол под именем Генриха IV, но Кайзерсверт к этому времени уже своё значение потерял. За все годы своего правления Генрих IV посетит его ещё только один раз — во время княжеского собрания 1101 года. После этого императоры Священной Римской империи «забудут» о Кайзерсверте на целых 100 лет.

Кайзерсверт при Фридрихе Барбароссе и его наследниках

В 1174 году император Фридрих I Барбаросса переносит таможню из голландского города Тиль в Кайзерсверт. В связи с этим он дает распоряжение о строительстве в Кайзерсверте мощной крепости. Строительство было завершено в 1193 году уже при сыне Барбароссы Генрихе VI. Руины, которые можно видеть сегодня, относятся к сооружениям этого времени.

Крепость в Кайзерсверте не предназначалась для постоянного жительства. Известен только один документально подтвержденный факт посещения Кайзерсверта Фридрихом Барбароссой — 22 апреля 1158 года. Однако, будущие императоры часто посещали Кайзерсверт — сохранилось множество документов, подтверждающих посещение крепости императорами Генрихом VI, Оттоном IV, Генрихом VII.

В это время в состав крепостного комплекса входит трехэтажный дворец, в середине которого находился мощный донжон. Главный въезд крепости находился в северо-восточной башне. Башня носила имя «Kleverturm», так как она выходила на дорогу, ведущую в Клеве. Окружающую стену с двумя угловыми башнями с одной стороны защищало русло Рейна, а с другой стороны — полукруглый ров.

В ходе начавшегося в 1212 году спора за правопреемственность в Германской империи. После того как Оттон IV заявил претензию на верховные права над Италией, папа Иннокентий III 18 ноября 1210 года отлучил его от церкви, а в 1212 году признал Фридриха II Гогенштауфена законным германским королём; вся южная Германия после этого отпала от Оттона. В 1213 году Оттон IV захватил в плен мюнстерского епископа Оттона I Ольденбургского и насильственно удерживал его в крепости Кайзерсверта. Граф Адольф III фон Берг предпринял пять безуспешных попыток для штурма крепости и освобождения пленника. В 1215 году граф Адольф III предпринял шестую попытку, для чего был прокопан искусственный рукав Рейна, вследствие чего береговая линия реки отступила от стен крепости и появилась возможность штурма с наименее укреплённой стороны. После четырёхмесячной осады 24 июля 1215 года гарнизон крепости сдался. Оттон IV удалился в свои наследственные земли и оттуда сражался ещё с датским королём Вальдемаром II и архиепископом Магдебургским. Кайзерсверт перешел во владение Фридриха II.

Ещё одной осаде крепость в Кайзерсверте подверглась в 1247 году когда голландский граф Вильгельм II в течение года осаждал императора Фридриха II. В конечном итоге крепость пала, так как закончились все запасы продовольствия.

Кайзерсверт в XIII-XVII веках

После упадка императорской власти Кайзерсверт с 1273 года беспрерывно становился объектом залога. До 1424 года город и дворец были попеременно то в голландском владении, то принадлежали архиепископу Кёльнскому, то герцогству Клевскому, тогерцогству Юлих-Берг. Затем в течение 350 лет Кайзерсверт принадлежал архиепископу Кёльнскому, который приобрел его за 100 000 гульденов. Во времена епископа Залентина фон Изенбурга между 1567 и 1577 годами дворец перестраивается. В 1655 несколько зданий дворца и в том числе дворцовая капелла, разрушаются в результате взрыва пороха.

Во время войны за Пфальцское наследство между французским королевством и Аугсбургской лигой тогдашний владелец дворца курфюрст Кёльна Иосиф Клеменс Баварский выступает на стороне Людовика XIV. Вследствие этого в апреле 1689 года начинается осада крепости армиями Нидерландов и Бранденбурга. 25 июня комендант крепости француз Марконир был вынужден капитулировать, так как в результате пожара погибли продовольственные склады. Сильно пострадавший от артиллерийского обстрела и пожара дворец был восстановлен после того, как в 1692 году Кайзерсверт вернулся во владение архиепископа Кёльнского.

Кайзерсверт во время войны за испанское наследство

В 1702 году начинается война за испанское наследство. Курфюрст Иосиф Клеменс вновь становится на сторону Франции. Поэтому весной того же года дело дошло до осады крепости войсками Бранденбурга, Нидерландов и Англии, значение императора. Крепость продержалась до 15 июня. 12 000 пушечных ядер оставили отчетливые следы осады: почти все дома в городе были разрушены, дворец сильно поврежден. По распоряжению Иоганна Вильгельма II 9 августа была взорвана сильно разрушенная, а потому представлявшая опасность, главная башня крепости. Оборонительная стена со стороны Рейна также была разрушена. При низком уровне воды в Рейне и сегодня можно увидеть некогда бывшие крепостной стеной крупные каменные глыбы.

Надвратный камень, установленный над главным въездом в крепость, был в качестве военного трофея привезён в Дюссельдорф и в течение 150 лет хранился в парке дворца Бенрат. Теперь он возвращён на территорию императорского дворца. Одна из двух его надписей звучит:

«В 1184 году после Рождества господа нашего Иисуса Христа император Фридрих подверждает этим своё желание объединить империю ради справедливости и мира, которые будут царить во всем мире.»

В результате Раштаттского мирного договора в 1714 году разрушенный дворец вновь был возвращен курфюрсту Кёльнскому, под властью которого и пребудет до 1838 года, когда дворец и прилегающие территории перейдут в муниципальную собственность города Кайзерсверт. После этого разрушения дворец никогда больше не восстанавливался. В 1717 году была восстановлена лишь церковь Святого Свитберта.

XIX-XX века

На протяжении двух столетий камни руин крепости и дворца использовались для городского строительства в Кайзерсверте. В середине XIX века на строительство городской ратуши восточная часть крепости была уничтожена до самого фундамента.

В 1884 году очередное разрушение остаткам крепости нанесло строительство дамбы для защиты от наводнений, которая проходила прямо через территорию крепости.
Профессор Пауль Клемен в 1899 начинает раскопки и реставрационные работы, которые продолжались вплоть до 1908 года. 1 августа 1929 года Кайзерсверт вошёл в состав города Дюссельдорф. Во времена Третьего Рейха дворец был объявлен национальным мемориалом. В 1967—1974 годах вновь были проведены археологические исследования и выполнены консервационные работы.

Панорама руин дворца

Дворец сегодня

В рамках подготовки к празднованию 1300-летия Кайзерсверта с 1997 до 2001 года проводились очередные реставрационные работы. Были максимально возможно отремонтированы и законсервированы руины северной и южной части дворца, к сожалению, от восточной части не удалось сохранить ничего.

Обращённая к Рейну западная стена дворца, несмотря на все разрушения и сегодня имеет толщину 6 м, длину — 50 м и высоту — 14 м. Стена выложена из базальтовых блоков и туфа, добываемых на склоне горы Драхенфельс южнее Бонна. Арки оконных проёмов выложены красным вулканическим камнем.

По результатам археологических исследований сделан вывод о том, что первый этаж дворца использовался для хозяйственных целей, выше располагались жилые помещения. Этажи связывала монументальная лестница шириной 2 м. Также обнаружены следы большого зала, выходящего широким балконом к Рейну.

Во дворе дворца отмечен фундамент донжона, взорванного в 1702 году. Это было массивное сооружение размерами 8 на 8 м, высотой вероятно 55 м.

По сравнению с другими романскими сооружениями дворец в Кайзерсверте имеет одну особенность. В южной части дворца находятся остатки цилиндрического сооружения высотой примерно 9 м из кирпича и туфа — это ни что иное как цистерна, в которой собиралась дождевая вода, фильтровалась через слой песка и использовалась как запас питьевой воды во время осад. Цистерна уходила в землю на глубину 13 м.

В ходе последней реставрации придан первоначальный облик руинам башни Kлевертор. Сейчас на месте подъёмного моста перед воротами башни установлен постоянный деревянный мост.

23 декабря 1982 года руины дворца в Кайзерсверте вносятся в список охраняемых государством исторических памятников.

Ссылки

• [www.duesseldorf.de/stadtpanoramen/panoramen/index05.shtml Панорама дворца]
• [www.kaiserpfalz-kaiserswerth.de/ Официальный сайт дворца] (нем.)
• [www.spanishsuccession.nl/kaiserswerth.html Осада Кайзерсверта в 1702 году] (англ.)

Отрывок, характеризующий Императорский дворец в Кайзерсверте

– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.
– Ну, батюшка, вы и в пехоте, и в кавалерии, везде пойдете в ход; это я вам предрекаю, – сказал Шиншин, трепля его по плечу и спуская ноги с отоманки.
Берг радостно улыбнулся. Граф, а за ним и гости вышли в гостиную.

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.
На одном конце стола во главе сидела графиня. Справа Марья Дмитриевна, слева Анна Михайловна и другие гостьи. На другом конце сидел граф, слева гусарский полковник, справа Шиншин и другие гости мужского пола. С одной стороны длинного стола молодежь постарше: Вера рядом с Бергом, Пьер рядом с Борисом; с другой стороны – дети, гувернеры и гувернантки. Граф из за хрусталя, бутылок и ваз с фруктами поглядывал на жену и ее высокий чепец с голубыми лентами и усердно подливал вина своим соседям, не забывая и себя. Графиня так же, из за ананасов, не забывая обязанности хозяйки, кидала значительные взгляды на мужа, которого лысина и лицо, казалось ей, своею краснотой резче отличались от седых волос. На дамском конце шло равномерное лепетанье; на мужском всё громче и громче слышались голоса, особенно гусарского полковника, который так много ел и пил, всё более и более краснея, что граф уже ставил его в пример другим гостям. Берг с нежной улыбкой говорил с Верой о том, что любовь есть чувство не земное, а небесное. Борис называл новому своему приятелю Пьеру бывших за столом гостей и переглядывался с Наташей, сидевшей против него. Пьер мало говорил, оглядывал новые лица и много ел. Начиная от двух супов, из которых он выбрал a la tortue, [черепаховый,] и кулебяки и до рябчиков он не пропускал ни одного блюда и ни одного вина, которое дворецкий в завернутой салфеткою бутылке таинственно высовывал из за плеча соседа, приговаривая или «дрей мадера», или «венгерское», или «рейнвейн». Он подставлял первую попавшуюся из четырех хрустальных, с вензелем графа, рюмок, стоявших перед каждым прибором, и пил с удовольствием, всё с более и более приятным видом поглядывая на гостей. Наташа, сидевшая против него, глядела на Бориса, как глядят девочки тринадцати лет на мальчика, с которым они в первый раз только что поцеловались и в которого они влюблены. Этот самый взгляд ее иногда обращался на Пьера, и ему под взглядом этой смешной, оживленной девочки хотелось смеяться самому, не зная чему.
Николай сидел далеко от Сони, подле Жюли Карагиной, и опять с той же невольной улыбкой что то говорил с ней. Соня улыбалась парадно, но, видимо, мучилась ревностью: то бледнела, то краснела и всеми силами прислушивалась к тому, что говорили между собою Николай и Жюли. Гувернантка беспокойно оглядывалась, как бы приготавливаясь к отпору, ежели бы кто вздумал обидеть детей. Гувернер немец старался запомнить вое роды кушаний, десертов и вин с тем, чтобы описать всё подробно в письме к домашним в Германию, и весьма обижался тем, что дворецкий, с завернутою в салфетку бутылкой, обносил его. Немец хмурился, старался показать вид, что он и не желал получить этого вина, но обижался потому, что никто не хотел понять, что вино нужно было ему не для того, чтобы утолить жажду, не из жадности, а из добросовестной любознательности.