Императорское Русское общество акклиматизации животных и растений

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Императорское Русское общество акклиматизации животных и растений — московское научное общество, первоначально созданное как комитет при Императорском московском обществе сельского хозяйства, в 1864 году ставшее самостоятельным.





История общества

В 1856 году по инициативе профессора Московского университета А. П. Богданова в Москве был организован Комитет по акклиматизации животных и растений, преобразованный позднее в Императорское Русское общество акклиматизации животных и растений. Одним из организаторов Общества акклиматизации был А. М. Бутлеров. В число приоритетных задач Комитета по акклиматизации входило изучение ценных видов беспозвоночных, перспективных для акклиматизации в различных регионах России: тутового и других видов шелкопрядов, русской, кавказской и итальянской пород медоносной пчелы, медицинской пиявки и речных раков. Для их решения в 1858 году в Комитете акклиматизации было создано Отделение беспозвоночных. К. Ф. Рулье, А. П. Богданов, А. А. Тихомиров и другие российские зоологи призывали использовать уникальные возможности зоосадов для изучения перспективных видов полезных беспозвоночных животных.

Покровителями Общества акклиматизации и зоологического сада были члены царской семьи Великие князья Николай Николаевич Старший, а затем — Сергей Александрович.

Январь 1864 года был знаменательным в жизни Российского Общества акклиматизации животных и растений. 3 января Комитет акклиматизации официально отделился от Общества сельского хозяйства и стал именоваться Императорским русским обществом акклиматизации животных и растений. Уучредителями Общества стали: А. П. Богданов, С. А. Усов, Я. А. Борзёнков, Я. Н. Калиновский, Н. И. Анненков и др.); первым председателем стал К. Ф. Рулье. 30 января в зале заседаний Земледельческой школы по этому поводу состоялось торжественное годичное заседание, а на следующий день в церкви Св. Георгия отслужили молебен по случаю открытия Зоологического сада. На событии, помимо членов Общества, присутствовали покровитель Общества акклиматизации Великий князь Николай Николаевич Старший и принц Пётр Георгиевич Ольденбургский. 31 января 1864 года (по новому стилю — 12 февраля) в России открыт Московский зоологический сад. Основанный в Москве зоосад стал вторым в России (первым был Казанский). Один из инициаторов его создания и первый директор профессор А. П. Богданов в 1857 году говорил: «Скоро зоологические сады составят необходимое условие высшего преподавания, сделаются не учёной роскошью, как теперь, но насущною потребностью, подобно зоологическим музеям и кабинетам естественной истории». Император Всероссийский Александр II «пожаловал» слона. Командир фрегата «Светлана», совершившего кругосветное плавание, И. И. Бутаков доставил коллекцию животных из Австралии. Архитектор сада П. С. Кампиони привёз из Франции большую группу животных, подаренных Парижским акклиматизационным садом. Витебский генерал-губернатор поручил начальникам подведомственных ему губерний распорядиться о поимке зубров, лосей, росомах, рысей, бобров, выдр. Настоятель Валаамского монастыря, член Общества акклиматизации отец Дамаскин предложил саду ладожских нерп и северных оленей. На деньги жертвователей был куплен большой передвижной зверинец В. Зама.

С 1887 года секретарём отдела ихтиологии Российского общества акклиматизации, а затем товарищем (заместителем) председателя был Н. Ф. Золотницкий. До 1890 года председателем отдела ихтиологии был Н. Ю. Зограф

18 (5) декабря 1904 года отдел ихтиологии Императорского общества акклиматизации животных и растений осуществил свою заветную мечту — создание аквариума с лабораторией для работ по ихтиологии. Здание аквариума сооружено у самого входа в Зоологический сад и представляло собой двухэтажное строение. Это был важный вклад в развитие русской аквариумистики.

Деятельность Императорского Русского общества акклиматизации животных и растений была географически обширна. В частности, общество имело сеть акклиматизационных станций, например, в Ашхабаде, акклиматизационная помологическая станция в Минусинске Енисейской губернии и другие.

«Труды отделения ихтиологии Императорского Русского общества акклиматизации животных и растений» и некоторые другие печатались в «Известиях Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии», которые выходили в Москве с 1866 года. Главным общим редактором «Известий» состоял А. П. Богданов.

Отделение охоты с 1890 по 1895 год также издавало свой журнал, который назывался «Русский охотник».

Представители Общества

Покровитель — Великий князь Николай Николаевич Старший

Напишите отзыв о статье "Императорское Русское общество акклиматизации животных и растений"

Примечания

Литература

  • Феррейн А. В. Отчет хранителя гербариев Флористического отделения Императорского Русского общества акклиматизации, прочитанный в заседании членов отделения 3-го мая 1901 года / Ал. Вл. Феррейн. М. : Типо-лит. Кушнерева, 1901. 16 с. — О гербарии на с. 3-4. Дана общая характеристика гербария, состоящего из 79 коллекций. Обществом было разослано 300 циркуляров в земства с призывом пополнить Гербарий любительскими коллекциями. (В ответ на них к моменту написания отчета уже были получены гербарии от гр. Толстого и др.)
  • Богданов А. П. (под ред.) Зоологический сад и акклиматизация. Труды Императорского русского общества акклиматизации животных и растений, 1878 год.
  • Годичные отчеты о деятельности Императорского Русского общества акклиматизации животных и растений и его отделений за 1911 год, Москва. Типография О. Л. Сомовой. 1912 год, под редакцией Секретаря Общества В. И. Грацианова.
  • Московские ведомости. 1904, 6 декабря.

Ссылки

Отрывок, характеризующий Императорское Русское общество акклиматизации животных и растений

– Наши опять отступили. Под Смоленском уже, говорят, – отвечал Пьер.
– Боже мой, боже мой! – сказал граф. – Где же манифест?
– Воззвание! Ах, да! – Пьер стал в карманах искать бумаг и не мог найти их. Продолжая охлопывать карманы, он поцеловал руку у вошедшей графини и беспокойно оглядывался, очевидно, ожидая Наташу, которая не пела больше, но и не приходила в гостиную.
– Ей богу, не знаю, куда я его дел, – сказал он.
– Ну уж, вечно растеряет все, – сказала графиня. Наташа вошла с размягченным, взволнованным лицом и села, молча глядя на Пьера. Как только она вошла в комнату, лицо Пьера, до этого пасмурное, просияло, и он, продолжая отыскивать бумаги, несколько раз взглядывал на нее.
– Ей богу, я съезжу, я дома забыл. Непременно…
– Ну, к обеду опоздаете.
– Ах, и кучер уехал.
Но Соня, пошедшая в переднюю искать бумаги, нашла их в шляпе Пьера, куда он их старательно заложил за подкладку. Пьер было хотел читать.
– Нет, после обеда, – сказал старый граф, видимо, в этом чтении предвидевший большое удовольствие.
За обедом, за которым пили шампанское за здоровье нового Георгиевского кавалера, Шиншин рассказывал городские новости о болезни старой грузинской княгини, о том, что Метивье исчез из Москвы, и о том, что к Растопчину привели какого то немца и объявили ему, что это шампиньон (так рассказывал сам граф Растопчин), и как граф Растопчин велел шампиньона отпустить, сказав народу, что это не шампиньон, а просто старый гриб немец.
– Хватают, хватают, – сказал граф, – я графине и то говорю, чтобы поменьше говорила по французски. Теперь не время.
– А слышали? – сказал Шиншин. – Князь Голицын русского учителя взял, по русски учится – il commence a devenir dangereux de parler francais dans les rues. [становится опасным говорить по французски на улицах.]
– Ну что ж, граф Петр Кирилыч, как ополченье то собирать будут, и вам придется на коня? – сказал старый граф, обращаясь к Пьеру.
Пьер был молчалив и задумчив во все время этого обеда. Он, как бы не понимая, посмотрел на графа при этом обращении.
– Да, да, на войну, – сказал он, – нет! Какой я воин! А впрочем, все так странно, так странно! Да я и сам не понимаю. Я не знаю, я так далек от военных вкусов, но в теперешние времена никто за себя отвечать не может.
После обеда граф уселся покойно в кресло и с серьезным лицом попросил Соню, славившуюся мастерством чтения, читать.
– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.