Императорское училище правоведения

Императорское училище правоведения
Девиз	«Respice finem» (Предусматривай цель)
Год основания	1835
Год закрытия	1918
Тип	мужское учебное заведение закрытого типа
Расположение	Российская империя Российская империя, Санкт-Петербург, Набережная р. Фонтанки, 6
Изображения на Викискладе

К:Учебные заведения, основанные в 1835 году

 памятник архитектуры (федеральный)

Культурное наследие Российской Федерации, объект № 7810664000

Императорское училище правоведения — одно из наиболее престижных высших учебных заведений дореволюционной России.

Училище было открыто в декабре 1835 года и уже в 1840 году состоялся первый выпуск на государственную службу 14 чиновников. Всего за годы существования училища до начала 1918 года подготовлены более 2000 профессионалов, оставивших заметный след в общественной и культурной жизни России.

История

До начала XIX века

В 1720 году Пётр I, сознававший назревшую необходимость привлечения к управлению государством не только родовитых, но и образованных служащих, распорядился принимать на службу лиц из «шляхетства», прошедших подготовку с выдачей «патента» от коллегии, при которой они обучались. При Сенате была открыта школа для обучения «приказным делам» — канцелярскому делопроизводству.

Тем не менее, в 1763 году Екатерина II из-за того, что подготовка причисленных к правительственным учреждениям для обучения коллегии-юнкеров оказывалась неудовлетворительной, была вынуждена отменить такую систему образования и закрыть сенатскую школу.

В 1763—1797 годы законоведение преподавалось в кадетском корпусе и Московском университете.

В 1797 году Павел I своим указом восстановил порядок обучения юнкеров при департаментах Сената в Петербурге и в Москве, а также во всех коллегиях, кроме военных.

В 1801 году генерал-прокурор А. А. Беклешов, уже при новом императоре, вновь раскритиковал порядок подготовки дворян к гражданской службе. В 1805 году по предложению Министерства юстиции Александр I утвердил учреждение высшего Училища Правоведения, директором которого был назначен правовед, статский советник Г. А. Розенкампф. В 1806 году в новом училище начались занятия, рассчитанные на трёхлетний курс. Но после первого выпуска 1809 года обучение было прервано М. М. Сперанским. В 1812 году Г. А. Розенкампф пытался восстановить обучение, но начавшаяся война помешала этому, а в 1816 году училище было упразднено.

В период 1835—1917 годы

Завершение работ по систематизации российского законодательства вновь обострило проблему подготовки квалифицированных чиновников, способных на деле применять законы. По инициативе племянника царя принца Петра Ольденбургского и при тесном участии М. М. Сперанского с целью воспитания юридически компетентных кадров для административной и судебной деятельности основано указом Николая I от 29 мая 1835 г. были утверждены устав и штаты нового Училища правоведения при Министерстве юстиции.

Петр Георгиевич Ольденбургский, назначенный попечителем училища, приобрел для него у наследников сенатора И. Н. Неплюева дом на набережной реки Фонтанки, 6 (напротив Летнего сада), за 700 000 рублей. Дом был перестроен архитекторами А. И. Мельниковым и В. П. Стасовым. Директором училища был назначен статский советник С. А. Пошман, инсперктором — профессор Царскосельского лицея Е. В. Врангель. 7 декабря 1835 года, через два дня после торжественного открытия, в новом училище начались занятия.

Училище было привилегированным закрытым учебным заведением и по статусу было уравнено с Царскосельским лицеем. В него принимались до 100 сыновей потомственных дворян в возрасте от 12 до 17 лет. Училище было платным, но за обучение казённокоштных учеников плата вносилась казной.

Время обучения было сначала определено в 6 лет, но с 1838 года было увеличено до 7 лет с подразделением на два курса: младший — гимназический (VII, VI, V и IV классы) и старший — университетский (III, II и I классы). С 1847 при училище были учреждены приготовительные классы (с 1856 — трехлетние).

На младшем курсе полностью проходили классическую гимназическую программу (однако греческий язык был заменен естествоведением), а на университетском — энциклопедию законоведения (начальный курс права), церковное, римское, гражданское, торговое, уголовное и государственное права, гражданское и уголовное судопроизводство, историю римского права, международное право, судебную медицину, полицейское право, политическую экономию, законы о финансах, историю вероисповеданий, историю философии, в связи с историей философии права, латынь и английский язык (по выбору ещё немецкий и французский).

Директора и воспитатели стремились поддерживать в училище почти военную дисциплину и строгий распорядок дня — по 42 звонкам.

Расписание звонков

№ звонка	Время	Занятие
1-й	06 час. 00 мин.	Подъём
2-й	06 час. 15 мин.	Умывание
3-й	06 час. 30 мин.	Сбор на молитву
4-й	—	Построение на молитву
5-й	—	Молитва
6-й	—	Утренний чай
7-й	07 час. 00 мин.	В классы
8-й — 39-й	В течение дня	Учёба, молитвы, еда, подготовка к урокам, свободное время
40-й	21 час. 00 мин.	К молитве
41-й	—	Вечерняя молитва
42-й	—	Всем спать

При училище была создана библиотека, а затем и музей истории училища. В основе книжного собрания лежали 364 тома (184 произведения), приобретённые у книготорговца Смирдина к моменту открытия училища. В следующем году библиотека пополнилась полным собранием законов в 80 томах. В 1838 году для библиотеки была куплена библиотека французских книг и географических карт. Присылались в дар библиотеке издания различных учебных заведений — научные записки, диссертационные работы и другие. К 1885 году в собрании насчитывалось около 6000 книг. Библиотека выписывала общие и специальные русские и иностранные периодические издания.

Расход по содержанию училища в конце XIX века составлял 225 000 р. ежегодно; из них 90 000 отпускалось из казначейства, а остальная сумма возмещалась платой за содержание воспитанников. Для оказания материальной помощи нуждающимся ученикам и выпускникам, а также их семьям, в 1885 году был утверждён устав Правоведческой кассы, членами которой стали, прежде всего, бывшие воспитанники училища — в большинстве своём высокопоставленные сановники, платившие ежегодные или единовременные взносы.

Все выпускники обязаны были прослужить 6 лет в учреждениях министерства юстиции. Окончившие училище с отличием, получали чины IX и X классов (титулярного советника и коллежского секретаря — соответствовали штабс-капитану и поручика армии) и направлялись преимущественно в канцелярии Министерства юстиции и Сената; прочие направлялись в судебные места по губерниям, в соответствии с успехами каждого.

Отмечая деятельность по подготовке «молодых дворян к гражданской службе по судебной части», Александр III в рескрипте по случаю 50-летия училища призывал и в будущем направлять «труды свои на благовоспитание русского юношества, утверждая питомцев своих в правилах веры, правды и доброй нравственности и в неизменной преданности Престолу и Отечеству».

За годы своего существования Училище правоведения, входившее в число немногих юридических учебных заведений России, смогло подготовить более 2000 юристов высокой квалификации.

После 1917 года

15 сентября 1917 года постановлением Временного правительства Императорское училище правоведения было подчинено Министерству народного просвещения.

18 июня 1918 года училище было ликвидировано решением уже Комиссариата народного просвещения, а его здание было передано Петроградскому агрономическому институту (ПАИ). В советское время многие правоведы были репрессированы (см. Дело лицеистов).

В период с 1947 по 1956 годы здание бывшего Училища правоведения арендовал НИИ-380 — будущий Всесоюзный научно-исследовательский институт телевидения (ВНИИТ).

С 2003 года в здании Училища правоведения (наб. Фонтанки дом 6) находится Ленинградский областной суд.

Руководители училища

Принц Петр Ольденбургский был попечителем училища до своей смерти в 1881 году, после чего попечителем стал его сын Александр Петрович, остававшийся на этом посту вплоть до революции.

Первым директором училища был назначен статский советник, отставной полковник С. А. Пошман, первым инспектором — профессор Царскосельского лицея барон Е. В. Врангель.

В последующие годы обязанности директора исполняли:
Н. С. Голицин, князь, полковник (1848 — 1849);
А. П. Языков, генерал-майор (1849 — 1877);
И. С. Алопеус, отставной капитан, до назначения — инспектор воспитанников (1877 — 1890);
А. Л. Пантелеев, генерал-лейтенант (1890 — 1897);
А. И. Роговской, генерал от инфантерии (1897 — 1902);
В. В. Ольдерогге, полковник в отставке (1902 — 1911)
З. В. Мицкевич, генерал-майор (1911 — не ранее 1916).

Известные преподаватели

См. также: Категория:Преподаватели Императорского Училища правоведения

В числе преподавателей училища в разные годы были видные специалисты в фундаментальных и прикладных областях правоведения:

• юристы — И. Е. Андреевский, Я. И. Баршев, Э. Н. Берендтс, А. И. Вицын, А. Э. Вормс, Гизетти Г. А., А. Ф. Гольмстен, А. Д. Градовский, П. Д. Калмыков, М. Н. Капустин, А. И. Кранихфельд, А. Ф. Кони, В. Н. Латкин, Ф. Ф. Мартенс, Д. И. Мейер, К. А Неволин, С. В. Пахман, В. Д. Спасович, Н. И. Стояновский, Н. С. Таганцев, М. А. Таубе, И. Я. Фойницкий, А. П. Чебышёв-Дмитриев, В. В. Шнейдер, Ю. А. Штекгардт
  
• историки — И. К. Кайданов, И. П. Шульгин
  
• богословы — М. И. Богословский, А. П. Парвов
  
• психолог — В. С. Серебреников
  
• филологи — П. Е. Георгиевский, А. В. Иванов
  
• экономист — И. Я. Горлов
  
• медики — В. К. фон Анреп, фон А. П. Загорский, И. Т. Спасский
  
• эпидемиолог — С. М. Лукьянов
  
• минералог — А. Ф. Постельс

Известные выпускники

См. также: Категория:Выпускники Императорского Училища правоведения

Среди выпускников училища (всего его окончило более 2000 человек) были:

• Иван Аксаков, поэт и публицист
• Александр Алехин, 4-й чемпион мира по шахматам
• Алексей Апухтин, поэт
• Александр Булыгин, министр внутренних дел
• Александр Гамм, го­су­дар­ст­вен­ный дея­тель, сенатор.
• Иван Горемыкин, министр внутренних дел и председатель Совмина
• Пётр Дейер, юрист
• Николай Евреинов, известный режиссёр и критик
• Алексей Жемчужников, поэт
• Борис Мансуров, государственный деятель
• Владимир Мещерский, писатель и публицист
• Александр фон Мекк, предприниматель и общественный деятель
• Владимир Набоков, юрист и общественно-политический деятель
• Константин Победоносцев, писатель, переводчик и историк церкви
• Александр Радкевич, политик
• Роман Розен, дипломат
• Александр Серов, композитор
• Владимир Стасов, критик
• Василий Шеин, священник
• Владимир Танеев, адвокат, брат композитора С. И. Танеева
• Пётр Чайковский, композитор
• Модест Чайковский, либреттист, брат композитора П. И. Чайковского
• Пётр Шиловский, государственный деятель
• Иван Щегловитов, министр юстиции (окончил с золотой медалью)
• Николай Якоби, юрист
• Григорий Лишин, композитор

Музыка в истории училища

Правоведческая песнь

Правды светлой чистый пламень
До конца в душе хранил
Человек, что первый камень
Школе нашей положил.
Он о нас в заботах нежных
Не щадил труда и сил.
Он из нас сынов надежных
Для отчизны возрастил.
Правовед! Как Он, высоко
Знамя истины держи,
Предан будь Царю глубоко,
Будь врагом ты всякой лжи.
И, стремясь ко благу смело,
Помни школьных дней завет,
Что стоять за правды дело
Твердо должен правовед.

П. И. Чайковский

Строгая регламентация жизни и обучения в стенах училища скрашивалась для воспитанников возможностью посвящать свободное время прогулкам и спортивным играм, посещать театры и ставить собственные спектакли, которые со временем даже стали известны среди театралов города.

Особое внимание уделялось музыкальным занятиям, чему способствовало увлечение музыкой попечителя училища П. Г. Ольденбургского, по инициативе которого и в зале училища, и во дворце принца устраивались концерты профессиональных музыкантов, на которые «для образования и развития их вкуса и понятий» приглашались и учащиеся. Выступали с концертами и сами воспитанники училища, для многих из которых привязанность к музыке сохранилась на всю жизнь, а для некоторых стала её смыслом. Правовед и либеральный философ, выпускник училища 1861 года В. И. Танеев, которому в раннем детстве врач запретил брать уроки музыки, писал: «Что такое природа? Царство музыки… Без музыки человек ничто».

С первых лет существования училища в программу обучения было включено музыкальное образование, в штат преподавателей включались учителя музыки и пения, приобретались музыкальные инструменты. По словам музыкального и художественного критика В. В. Стасова, выпускника училища 1843 года, из-за энтузиазма воспитанников училище было «наполнено музыкальными звуками от одного конца до другого». Музыкальный энтузиазм уменьшился в 1850-е годы, когда при директоре генерал-майоре А. П. Языкове вместо гражданских воспитателей в училище появились военные с их строгими порядками и даже наказаниями учащихся розгами. Казённая атмосфера стала разряжаться в начале 1880-х годов.

5 декабря 1885 года на концерте по случаю пятидесятилетия Училища правоведения композитор были исполнены сочинённая П. И. Чайковским для хора «Правоведческая песнь», посвященная памяти основателя и попечителя училища, а также «Правоведческий марш».

В 1893 году в училище поставили отрывок из оперы М. И. Глинки «Руслан и Людмила» в сопровождении хора и оркестра.

Преподаватели музыки

Первым и «главным музыкальным двигателем» в училище был преподаватель музыки Карл Яковлевич Карель, которого в 1853 году сменил Франц Давыдович Беккер (1853—1863). После 1838 года лучшим ученикам стал давать уроки игры на фортепиано пианист и композитор Адольф Львович Гензельт. С 1863 года до начала 1900-х годов. учителем фортепианной игры был Ф. Ф. Дей, с 1901 г. — Э. В. Клозе, с 1910 г. — Г. И. Романовский.

Уроки игры на виолончели давал сначала виолончелист оперного театра Кнехт, а позднее — Карл Шуберт.

Пению учил сначала Федор Максимович Линицкий (1835—1838), а затем хоровой дирижёр Г. Я. Ломакин (1838—1871 и 1879—1882). В начале 1900-х годов пение преподавал Г. А. Казаченко, а церковное — А. И. Громов.

Правоведы — музыкальные деятели

Некоторые выпускники училища оставили заметный след в музыкальной культуре.

Композиторы:

• А. Н. Серов, вып. 1, 1840 год
• Н. Ф. Христианович, вып. 9, 1848 год
• П. И. Чайковский, вып. 20, 1859 год
• Г. А. Лишин, вып. 36, 1875 год
• Н. М. Стрельников, вып. 70, 1909 год

Музыкальные деятели:

• В. В. Стасов, вып. 4, 1843 год — русский музыкальный и художественный критик.
• П. Г. фон Дервиз, вып. 8, 1847 год — предприниматель и меценат, любитель музыки и сам музыкант. Подарок его сына С. П. фон Дервиза, орган, построенный французским мастером Аристидом Кавалье-Колем, установлен в Большом зале Московской консерватории.
• А. Н. Маркович, вып. 12, 1851 год — помощник председателя Русского музыкального общества.
• А. А. Герке, вып. 22, 1861 — пианист, член Русского музыкального общества, друг П. И. Чайковского, сын известного в России пианиста Антона Герке.
• А. И. Чайковский, вып. 30, 1869 год — музыкант-любитель, скрипач, член дирекции Тифлисского музыкального общества.
• М. И. Чайковский, вып. 31, 1870 год — музыкальный и театральный критик, автор либретто опер П. И. Чайковского «Пиковая дама» и «Иоланта» и опер других композиторов.
• П. Н. Якоби, вып. 59, 1898 год — любитель музыки, автор работ о творчестве П. И. Чайковского, сын Н. Б. Якоби (вып 20, 1859 год), однокурсника и друга П. И. Чайковского.

Цвет мундира

Воспитанники училища — в просторечии «правоведы» — носили зелёный мундир и треугольную шляпу, в старших классах — шпаги. Согласно расхожей легенде, за жёлтые петлицы и обшлага зелёного мундира и носимую зимой пыжиковую шапку студентов училища из-за цветов формы, напоминающих оперение чижа, прозвали «чижиками-пыжиками».

Комментарии и примечания

Комментарии

Примечания

Литература

• Анненкова Э.А. Императорское училище правоведения. — СПб.: ООО "Издательство «Росток», 2006. — 384 с. — 2000 экз. — ISBN 5-94668-048-X.
• Пашенный Н. [genrogge.ru/isj/ Императорское Училище правоведения и правоведы в годы мира, войны и смуты]. — Мадрид: Издание Комитета Правоведской кассы, 1967. — 456 с. — 200 экз.

  Составитель — воспитанник 78-го выпуска Николай Пашенный. Наиболее полный труд, изданный последними Правоведами, по истории Училища Правоведения. Полный алфавит всех Правоведов — 2 580 фамилий и их краткие биографии.

• Танеев В. И. Детство. Юность. Мысли о будущем — М.: АН СССР, 1959, 716 с.

Ссылки

• [www.law.spb.ru/history.htm История Императорского училища правоведения]
• [encyc.mir-x.ru/slovo.asp?id=186124 Училище правоведения]
• [www.walkspb.ru/zd/fontanka6.html Фонтанка, наб. 6]
• [www.prlib.ru/history/pages/item.aspx?itemid=757 Состоялось торжественное открытие Императорского училища правоведения]

Отрывок, характеризующий Императорское училище правоведения

И всё слышались гибкие удары и отчаянный, но притворный крик.
– Еще, еще, – приговаривал майор.
Молодой офицер, с выражением недоумения и страдания в лице, отошел от наказываемого, оглядываясь вопросительно на проезжавшего адъютанта.
Князь Андрей, выехав в переднюю линию, поехал по фронту. Цепь наша и неприятельская стояли на левом и на правом фланге далеко друг от друга, но в средине, в том месте, где утром проезжали парламентеры, цепи сошлись так близко, что могли видеть лица друг друга и переговариваться между собой. Кроме солдат, занимавших цепь в этом месте, с той и с другой стороны стояло много любопытных, которые, посмеиваясь, разглядывали странных и чуждых для них неприятелей.
С раннего утра, несмотря на запрещение подходить к цепи, начальники не могли отбиться от любопытных. Солдаты, стоявшие в цепи, как люди, показывающие что нибудь редкое, уж не смотрели на французов, а делали свои наблюдения над приходящими и, скучая, дожидались смены. Князь Андрей остановился рассматривать французов.
– Глянь ка, глянь, – говорил один солдат товарищу, указывая на русского мушкатера солдата, который с офицером подошел к цепи и что то часто и горячо говорил с французским гренадером. – Вишь, лопочет как ловко! Аж хранцуз то за ним не поспевает. Ну ка ты, Сидоров!
– Погоди, послушай. Ишь, ловко! – отвечал Сидоров, считавшийся мастером говорить по французски.
Солдат, на которого указывали смеявшиеся, был Долохов. Князь Андрей узнал его и прислушался к его разговору. Долохов, вместе с своим ротным, пришел в цепь с левого фланга, на котором стоял их полк.
– Ну, еще, еще! – подстрекал ротный командир, нагибаясь вперед и стараясь не проронить ни одного непонятного для него слова. – Пожалуйста, почаще. Что он?
Долохов не отвечал ротному; он был вовлечен в горячий спор с французским гренадером. Они говорили, как и должно было быть, о кампании. Француз доказывал, смешивая австрийцев с русскими, что русские сдались и бежали от самого Ульма; Долохов доказывал, что русские не сдавались, а били французов.
– Здесь велят прогнать вас и прогоним, – говорил Долохов.
– Только старайтесь, чтобы вас не забрали со всеми вашими казаками, – сказал гренадер француз.
Зрители и слушатели французы засмеялись.
– Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали (on vous fera danser [вас заставят плясать]), – сказал Долохов.
– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…
Всё время, что он был на батарее у орудия, он, как это часто бывает, не переставая, слышал звуки голосов офицеров, говоривших в балагане, но не понимал ни одного слова из того, что они говорили. Вдруг звук голосов из балагана поразил его таким задушевным тоном, что он невольно стал прислушиваться.
– Нет, голубчик, – говорил приятный и как будто знакомый князю Андрею голос, – я говорю, что коли бы возможно было знать, что будет после смерти, тогда бы и смерти из нас никто не боялся. Так то, голубчик.
Другой, более молодой голос перебил его:
– Да бойся, не бойся, всё равно, – не минуешь.
– А всё боишься! Эх вы, ученые люди, – сказал третий мужественный голос, перебивая обоих. – То то вы, артиллеристы, и учены очень оттого, что всё с собой свезти можно, и водочки и закусочки.
И владелец мужественного голоса, видимо, пехотный офицер, засмеялся.
– А всё боишься, – продолжал первый знакомый голос. – Боишься неизвестности, вот чего. Как там ни говори, что душа на небо пойдет… ведь это мы знаем, что неба нет, a сфера одна.
Опять мужественный голос перебил артиллериста.
– Ну, угостите же травником то вашим, Тушин, – сказал он.
«А, это тот самый капитан, который без сапог стоял у маркитанта», подумал князь Андрей, с удовольствием признавая приятный философствовавший голос.
– Травничку можно, – сказал Тушин, – а всё таки будущую жизнь постигнуть…
Он не договорил. В это время в воздухе послышался свист; ближе, ближе, быстрее и слышнее, слышнее и быстрее, и ядро, как будто не договорив всего, что нужно было, с нечеловеческою силой взрывая брызги, шлепнулось в землю недалеко от балагана. Земля как будто ахнула от страшного удара.
В то же мгновение из балагана выскочил прежде всех маленький Тушин с закушенною на бок трубочкой; доброе, умное лицо его было несколько бледно. За ним вышел владетель мужественного голоса, молодцоватый пехотный офицер, и побежал к своей роте, на бегу застегиваясь.


Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.
Лемарруа (Le Marierois) с грозным письмом Бонапарта только что прискакал к Мюрату, и пристыженный Мюрат, желая загладить свою ошибку, тотчас же двинул свои войска на центр и в обход обоих флангов, надеясь еще до вечера и до прибытия императора раздавить ничтожный, стоявший перед ним, отряд.
«Началось! Вот оно!» думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» думал он.
Проезжая между тех же рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого солдата и офицера.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что он видел.
Выражение: «началось! вот оно!» было даже и на крепком карем лице князя Багратиона с полузакрытыми, мутными, как будто невыспавшимися глазами. Князь Андрей с беспокойным любопытством вглядывался в это неподвижное лицо, и ему хотелось знать, думает ли и чувствует, и что думает, что чувствует этот человек в эту минуту? «Есть ли вообще что нибудь там, за этим неподвижным лицом?» спрашивал себя князь Андрей, глядя на него. Князь Багратион наклонил голову, в знак согласия на слова князя Андрея, и сказал: «Хорошо», с таким выражением, как будто всё то, что происходило и что ему сообщали, было именно то, что он уже предвидел. Князь Андрей, запихавшись от быстроты езды, говорил быстро. Князь Багратион произносил слова с своим восточным акцентом особенно медленно, как бы внушая, что торопиться некуда. Он тронул, однако, рысью свою лошадь по направлению к батарее Тушина. Князь Андрей вместе с свитой поехал за ним. За князем Багратионом ехали: свитский офицер, личный адъютант князя, Жерков, ординарец, дежурный штаб офицер на энглизированной красивой лошади и статский чиновник, аудитор, который из любопытства попросился ехать в сражение. Аудитор, полный мужчина с полным лицом, с наивною улыбкой радости оглядывался вокруг, трясясь на своей лошади, представляя странный вид в своей камлотовой шинели на фурштатском седле среди гусар, казаков и адъютантов.
– Вот хочет сраженье посмотреть, – сказал Жерков Болконскому, указывая на аудитора, – да под ложечкой уж заболело.
– Ну, полно вам, – проговорил аудитор с сияющею, наивною и вместе хитрою улыбкой, как будто ему лестно было, что он составлял предмет шуток Жеркова, и как будто он нарочно старался казаться глупее, чем он был в самом деле.
– Tres drole, mon monsieur prince, [Очень забавно, мой господин князь,] – сказал дежурный штаб офицер. (Он помнил, что по французски как то особенно говорится титул князь, и никак не мог наладить.)
В это время они все уже подъезжали к батарее Тушина, и впереди их ударилось ядро.
– Что ж это упало? – наивно улыбаясь, спросил аудитор.
– Лепешки французские, – сказал Жерков.
– Этим то бьют, значит? – спросил аудитор. – Страсть то какая!
И он, казалось, распускался весь от удовольствия. Едва он договорил, как опять раздался неожиданно страшный свист, вдруг прекратившийся ударом во что то жидкое, и ш ш ш шлеп – казак, ехавший несколько правее и сзади аудитора, с лошадью рухнулся на землю. Жерков и дежурный штаб офицер пригнулись к седлам и прочь поворотили лошадей. Аудитор остановился против казака, со внимательным любопытством рассматривая его. Казак был мертв, лошадь еще билась.
Князь Багратион, прищурившись, оглянулся и, увидав причину происшедшего замешательства, равнодушно отвернулся, как будто говоря: стоит ли глупостями заниматься! Он остановил лошадь, с приемом хорошего ездока, несколько перегнулся и выправил зацепившуюся за бурку шпагу. Шпага была старинная, не такая, какие носились теперь. Князь Андрей вспомнил рассказ о том, как Суворов в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это воспоминание. Они подъехали к той самой батарее, у которой стоял Болконский, когда рассматривал поле сражения.
– Чья рота? – спросил князь Багратион у фейерверкера, стоявшего у ящиков.
Он спрашивал: чья рота? а в сущности он спрашивал: уж не робеете ли вы тут? И фейерверкер понял это.
– Капитана Тушина, ваше превосходительство, – вытягиваясь, закричал веселым голосом рыжий, с покрытым веснушками лицом, фейерверкер.
– Так, так, – проговорил Багратион, что то соображая, и мимо передков проехал к крайнему орудию.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1 й с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2 й трясущейся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнувшись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из под маленькой ручки.
– Еще две линии прибавь, как раз так будет, – закричал он тоненьким голоском, которому он старался придать молодцоватость, не шедшую к его фигуре. – Второе! – пропищал он. – Круши, Медведев!
Багратион окликнул офицера, и Тушин, робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а так, как благословляют священники, приложив три пальца к козырьку, подошел к генералу. Хотя орудия Тушина были назначены для того, чтоб обстреливать лощину, он стрелял брандскугелями по видневшейся впереди деревне Шенграбен, перед которой выдвигались большие массы французов.
Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять, и он, посоветовавшись с своим фельдфебелем Захарченком, к которому имел большое уважение, решил, что хорошо было бы зажечь деревню. «Хорошо!» сказал Багратион на доклад офицера и стал оглядывать всё открывавшееся перед ним поле сражения, как бы что то соображая. С правой стороны ближе всего подошли французы. Пониже высоты, на которой стоял Киевский полк, в лощине речки слышалась хватающая за душу перекатная трескотня ружей, и гораздо правее, за драгунами, свитский офицер указывал князю на обходившую наш фланг колонну французов. Налево горизонт ограничивался близким лесом. Князь Багратион приказал двум баталионам из центра итти на подкрепление направо. Свитский офицер осмелился заметить князю, что по уходе этих баталионов орудия останутся без прикрытия. Князь Багратион обернулся к свитскому офицеру и тусклыми глазами посмотрел на него молча. Князю Андрею казалось, что замечание свитского офицера было справедливо и что действительно сказать было нечего. Но в это время прискакал адъютант от полкового командира, бывшего в лощине, с известием, что огромные массы французов шли низом, что полк расстроен и отступает к киевским гренадерам. Князь Багратион наклонил голову в знак согласия и одобрения. Шагом поехал он направо и послал адъютанта к драгунам с приказанием атаковать французов. Но посланный туда адъютант приехал через полчаса с известием, что драгунский полковой командир уже отступил за овраг, ибо против него был направлен сильный огонь, и он понапрасну терял людей и потому спешил стрелков в лес.
– Хорошо! – сказал Багратион.
В то время как он отъезжал от батареи, налево тоже послышались выстрелы в лесу, и так как было слишком далеко до левого фланга, чтобы успеть самому приехать во время, князь Багратион послал туда Жеркова сказать старшему генералу, тому самому, который представлял полк Кутузову в Браунау, чтобы он отступил сколь можно поспешнее за овраг, потому что правый фланг, вероятно, не в силах будет долго удерживать неприятеля. Про Тушина же и баталион, прикрывавший его, было забыто. Князь Андрей тщательно прислушивался к разговорам князя Багратиона с начальниками и к отдаваемым им приказаниям и к удивлению замечал, что приказаний никаких отдаваемо не было, а что князь Багратион только старался делать вид, что всё, что делалось по необходимости, случайности и воле частных начальников, что всё это делалось хоть не по его приказанию, но согласно с его намерениями. Благодаря такту, который выказывал князь Багратион, князь Андрей замечал, что, несмотря на эту случайность событий и независимость их от воли начальника, присутствие его сделало чрезвычайно много. Начальники, с расстроенными лицами подъезжавшие к князю Багратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились оживленнее в его присутствии и, видимо, щеголяли перед ним своею храбростию.


Князь Багратион, выехав на самый высокий пункт нашего правого фланга, стал спускаться книзу, где слышалась перекатная стрельба и ничего не видно было от порохового дыма. Чем ближе они спускались к лощине, тем менее им становилось видно, но тем чувствительнее становилась близость самого настоящего поля сражения. Им стали встречаться раненые. Одного с окровавленной головой, без шапки, тащили двое солдат под руки. Он хрипел и плевал. Пуля попала, видно, в рот или в горло. Другой, встретившийся им, бодро шел один, без ружья, громко охая и махая от свежей боли рукою, из которой кровь лилась, как из стклянки, на его шинель. Лицо его казалось больше испуганным, чем страдающим. Он минуту тому назад был ранен. Переехав дорогу, они стали круто спускаться и на спуске увидали несколько человек, которые лежали; им встретилась толпа солдат, в числе которых были и не раненые. Солдаты шли в гору, тяжело дыша, и, несмотря на вид генерала, громко разговаривали и махали руками. Впереди, в дыму, уже были видны ряды серых шинелей, и офицер, увидав Багратиона, с криком побежал за солдатами, шедшими толпой, требуя, чтоб они воротились. Багратион подъехал к рядам, по которым то там, то здесь быстро щелкали выстрелы, заглушая говор и командные крики. Весь воздух пропитан был пороховым дымом. Лица солдат все были закопчены порохом и оживлены. Иные забивали шомполами, другие посыпали на полки, доставали заряды из сумок, третьи стреляли. Но в кого они стреляли, этого не было видно от порохового дыма, не уносимого ветром. Довольно часто слышались приятные звуки жужжанья и свистения. «Что это такое? – думал князь Андрей, подъезжая к этой толпе солдат. – Это не может быть атака, потому что они не двигаются; не может быть карре: они не так стоят».
Худощавый, слабый на вид старичок, полковой командир, с приятною улыбкой, с веками, которые больше чем наполовину закрывали его старческие глаза, придавая ему кроткий вид, подъехал к князю Багратиону и принял его, как хозяин дорогого гостя. Он доложил князю Багратиону, что против его полка была конная атака французов, но что, хотя атака эта отбита, полк потерял больше половины людей. Полковой командир сказал, что атака была отбита, придумав это военное название тому, что происходило в его полку; но он действительно сам не знал, что происходило в эти полчаса во вверенных ему войсках, и не мог с достоверностью сказать, была ли отбита атака или полк его был разбит атакой. В начале действий он знал только то, что по всему его полку стали летать ядра и гранаты и бить людей, что потом кто то закричал: «конница», и наши стали стрелять. И стреляли до сих пор уже не в конницу, которая скрылась, а в пеших французов, которые показались в лощине и стреляли по нашим. Князь Багратион наклонил голову в знак того, что всё это было совершенно так, как он желал и предполагал. Обратившись к адъютанту, он приказал ему привести с горы два баталиона 6 го егерского, мимо которых они сейчас проехали. Князя Андрея поразила в эту минуту перемена, происшедшая в лице князя Багратиона. Лицо его выражало ту сосредоточенную и счастливую решимость, которая бывает у человека, готового в жаркий день броситься в воду и берущего последний разбег. Не было ни невыспавшихся тусклых глаз, ни притворно глубокомысленного вида: круглые, твердые, ястребиные глаза восторженно и несколько презрительно смотрели вперед, очевидно, ни на чем не останавливаясь, хотя в его движениях оставалась прежняя медленность и размеренность.
Полковой командир обратился к князю Багратиону, упрашивая его отъехать назад, так как здесь было слишком опасно. «Помилуйте, ваше сиятельство, ради Бога!» говорил он, за подтверждением взглядывая на свитского офицера, который отвертывался от него. «Вот, изволите видеть!» Он давал заметить пули, которые беспрестанно визжали, пели и свистали около них. Он говорил таким тоном просьбы и упрека, с каким плотник говорит взявшемуся за топор барину: «наше дело привычное, а вы ручки намозолите». Он говорил так, как будто его самого не могли убить эти пули, и его полузакрытые глаза придавали его словам еще более убедительное выражение. Штаб офицер присоединился к увещаниям полкового командира; но князь Багратион не отвечал им и только приказал перестать стрелять и построиться так, чтобы дать место подходившим двум баталионам. В то время как он говорил, будто невидимою рукой потянулся справа налево, от поднявшегося ветра, полог дыма, скрывавший лощину, и противоположная гора с двигающимися по ней французами открылась перед ними. Все глаза были невольно устремлены на эту французскую колонну, подвигавшуюся к нам и извивавшуюся по уступам местности. Уже видны были мохнатые шапки солдат; уже можно было отличить офицеров от рядовых; видно было, как трепалось о древко их знамя.
– Славно идут, – сказал кто то в свите Багратиона.