Император Александр I (гидроавиатранспорт)
«Император Александр I», бывший «Император Александр III», позднее «Республиканец», «Ламартин» и «Кхай Динь» — гидроавиатранспорт Черноморского флота Российской империи.
Содержание
История
Первая мировая война
После начала Первой мировой войны на Черноморском флоте приступили к переоборудованию в гидроавиатранспорты целого ряда судов. Среди них был грузо-пассажирский пароход Русского общества пароходства и торговли (РОПиТ) «Император Александр III». 
В связи с наличием на Черноморском флоте одноименного линейного корабля — достраивающегося линкора «Император Александр III» — пароход «Император Александр III» после мобилизации был 9 января 1915 г. переименован в «Император Александр I».[1]
Первое групповое боевое применение авианесущих кораблей Черноморского флота совместно с линейными кораблями состоялось в конце февраля — начале марта 1915 года при обстреле турецких укреплений в проливе Босфор. Морские авиаторы вели разведку и корректировку огня, а при появлении кораблей противника — извещали эскадру с помощью цветных дымов. Кроме того, гидропланы нанесли бомбовые удары по артиллерийским батареям противника охраняющим вход в Босфор. На гидроплан обычно подвешивались две бомбы большого калибра и несколько меньшего в диапазоне от 8 фунтов до одного пуда. Применение морской авиации существенно повысило возможности Черноморской эскадры в решении боевых задач. Поход к Босфору в начале мая ознаменовался еще одним событием: 3 мая 1915 года русские гидроаэропланы совершили налет на Константинополь.
Атака на Зонгулдак
На протяжение всего хода войны на черноморском театре боевых действий Ставка постоянно требовала от Черноморского флота активно препятствовать морским перевозкам по снабжению турецкой армии и флота. Директивой от 9 сентября 1915 года Ставка предписывала прервать подвоз угля морским путём в Босфорский район из центра турецкой угледобычи — Эрегли-Зонгулдакского каменноугольного бассейна, известного как Угольный район Зонгулдак (также Зунгулдак), в Малой Азии. Немаловажную роль в выполнении этой директивы Ставки командование Черноморского флота отводило морской авиации. Наиболее успешно она действовала в ходе атаки на Зонгулдак 24 января (8 февраля) 1916 г. В ней участвовали 14 летающих лодок конструкции Д. П. Григоровича М-5[2] с «Императора Александра I» и «Императора Николая I». В это время на «Императоре Александре I» базировался первый корабельный отряд авиации Черноморского флота в составе 7 летчиков и 7 наблюдателей летавших на М-5. Руководил первым корабельным отрядом морской летчик лейтенант Раймонд Федорович фон Эссен.
Кроме «Инмингарда» также были потоплены несколько парусных судов-угольщиков. Остальные гидропланы в виду плотной облачности водные цели не обнаружили и отработали по железнодорожному терминалу и портовым сооружениям. Начальник первого корабельногоотряда фон Эссен описал налет начальнику авиации Черноморского флота следующим образом:Доношу Вашему Высокоблагородию, что 24-го сего января в 10 часов 22 минуты утра я вылетел на аппарате № 32 с морским летчиком лейтенантом Марченко с целью уничтожения пароходов, стоящих за молом в гавани Зонгулдак. Подходя к Зонгулдаку я видел отшвартованные к молу два парохода, один большого размера, а другой малого; посреди же гавани стояло, по-видимому, парусное судно. При подходе к Зонгулдаку стали замечаться взрывы шрапнели, сопровождавшие аппарат все время до конца бомбометания. Проходя над большим пароходом, я сбросил 50-ти фунтовую бомбу, попавшую в пароход около трубы. После виража, при вторичном проходе над пароходом, была сброшена вторая бомба, упавшая возле него в воду. Сбросив обе бомбы, легли на NW и вернулись к посыльному судну «Император Николай I».[4]
После первого налета было решено произвести ещё один. Во время швартовки гидросамолета лейтенанта Р. Эссена к корме «Александра I» для заправки и загрузки боеприпаса была замечена подводная лодка противника (как впоследствии оказалось германская подводная лодка типа «UB I»- SM UB-7)[5], атаковавшая гидроавиатранспорт. Командир германской подводной лодки UB-7 впоследствии писал, что выпустил мину в «Александра I», которая:Доношу Вашему Высокоблагородию, что сего 24-го января получив Ваше приказание бомбардировать Зонгулдак, и если есть там за молом стоящий большой пароход, то и его. В 10 часов 27 минут я первым полетел на аппарате № 37 на Зонгулдак, имея наблюдателя моториста I статьи Олейникова, взяв с собой на аппарат две пудовые и две десятифунтовые бомбы. Подлетая к Зонгулдаку, я увидел в гавани за молом, стоящий носом к выходу, большой однотрубный двухмачтовый пароход, который сильно дымил. Сделав над городом и гаванью на высоте 900—1100 метров три круга, мой наблюдатель сбросил все четыре бомбы. Первая пудовая сброшенная по пароходу разорвалась на молу впереди носа. Вторая десятифунтовая упала за кормой парохода среди стоявших лайб и произведя на одной из них пожар. Третья пудовая сброшена по железнодорожному узлу, попав в большое белое здание. Четвёртая упала на берег за кормой парохода. На горке около Килимли мною были замечены ряд белых дымков, по-видимому, стреляющей батареи. Выполнив задачу, я через 50 минут возвратился к „Императору Александру I“ и подошел к борту для подъема.[4]
Лейтенант Р. Эссен описал минную атаку так:…хорошо пошла, но взрыва не последовало. В перископ наблюдал как в воздух поднялся гидроплан и полетел в нашем направлении. Был вынужден отказаться от дальнейших атак и уходить, меняя курс и глубину….[6]
Находившийся в воздухе с боевым запасом лейтенант Г. В. Корнилович немедленно атаковал UB-7, произведя бомбометание и сбросив сигнальные дымы. Минная атака на «Александр I» сорвалась и в результате грамотных действий его командира — капитана 1 ранга Петра Алексеевича Герингамина, своевременно начавшего маневрировать и открывшего артиллерийский огонь по UB-7 ныряющими снарядами, что помешало UB-7 выпустить вторую мину. Гидросамолеты начали преследование подводной лодки и отогнали её от гидроавиатранспортов, но при этом израсходовали весь запас топлива. Они были отбуксированы к месту погрузки миноносцами и помещены на вернувшиеся в точку развертывания гидроавиатранспорты. Подводя итоги участия авиаторов Черноморского флота в атаке на Зондулак, следует указать, что впервые в истории российского военного флота корабельная авиация нанесла самостоятельный удар по водным и наземным целям, а экипаж лейтенанта Г. В. Корниловича впервые в истории черноморской морской авиации обнаружил при выполнении боевой задачи вражескую подводную лодку и воспрепятствовал её атакующим действиям.Мне были брошены концы и стали подтягивать к борту. В это время машинам был дан полный ход вперед, и мой аппарат стало сносить под корму на винты. Вслед за этим на корабле раздался первый выстрел, концы были брошены на аппарат и запутались на моторе, поломав мне выпускной клапан. Находясь в двух саженях за кормой корабля, вдруг я, и мой наблюдатель заметили подводную мину, идущую на наш аппарат. Мина шла довольно медленно, коснулась лодки, остановилась, затем её течением от винтов отнесло в сторону и она, через несколько минут затонула. Выловить её я не имел возможности из-за порчи мотора. Распутав намотавшийся на мотор конец и выбросив поломанный клапан механик мой запустил мотор, и я на 8 цилиндрах оторвался от воды и стал искать подводную лодку и охранять наши корабли. В 12 часов 2 минуты я сел и был поднят на корабль[4]
Дальнейшее участие в Первой мировой войне
26 августа 1916 года подобная операция была проведена против болгаро-германских сил сконцентрированных в районе Варны, но на этот раз не удалось достичь фактора внезапности и противник оказал организованное сопротивление, а при отходе русской эскадры вражеские самолеты сбросили на неё несколько десятков бомб, повредивших один миноносец. Совершенно другие задачи пришлось решать морской авиации ранее при обеспечении высадки десанта на побережье Лазистана в апреле 1916 года. Оба гидравиатранспорта — «Император Александра I» и «Император Николай I» — осуществляли противолодочное охранение транспортного конвоя перевозившего пластунские бригады из Новороссийска и Мариуполя в район бухты Ризе на побережье Лазистана между Батуми и Трабзоном. Гидропланы сперва несли противолодочную охрану, а затем барражировали над местом высадки. Первые гидросамолёты были несовершенны как по своей конструкции, так и по исполнению, к тому же, довольно часто ломались. Происходили отказы летательных аппаратов и в воздухе, причем не только из-за поражения огнём неприятеля, но и по техническим причинам. Иногда это случалось во время полетов в открытом море на значительном удалении от кораблей сопровождения. Это обстоятельство накладывало повышенные требования к подготовке, мастерству и психологической устойчивости морских авиаторов.
Революция 1917 года и Гражданская война
После Февральской революции гидроавиатранспорт «Император Александр I» в мае 1917 года был переименован в «Республиканец». Его дальнейшее применение в качестве авианесущего корабля было прекращено произошедшей Октябрьской революцией и начавшейся гражданской войной. В 1919 году «Республиканец» был уведен из Севастополя французскими интервентами.
Под французским флагом
В 1919—1921 гг. судно формально находилось во фрахте у французского правительства. В декабре 1921 г. оно было продано французской судоходной компании Compagnie des Messageries Maritimes (MM), Марсель, и переименовано в «Ламартин» (фр. Lamartine). «Ламартин» активно использовался для транспортировки войск по Средиземному морю, в частности, участвовал в эвакуации оккупационных подразделений Антанты из Константинополя после заключения Лозаннского мирного договора в августе 1923 года. В октябре 1929 года в числе пассажиров «Ламартина» во время рейса Марсель — Бейрут находился тогда еще никому не известный офицер Шарль де Голль, будущий президент Франции.
До 1939 года «Ламартин» совершал регулярные рейсы в Средиземном море на Левантийской и других линиях, а в 1939 г. — был отправлен во Французский Индокитай, где получил новое название — «Кхай Динь»(фр. Khai Dinh). «Кхай Динь» ходил на линии Сайгон — Хайфон. 6 мая 1942 на траверсе Камрани «Кхай Динь» подвергся торпедной атаке американской подводной лодки «Тунец (СС-184)» (англ. Skipjack (SS-184)). 22 ноября 1942 г. в заливе Далонг (фр. d'Along) к востоку от Хайфона «Кхай Динь» был снова атакован на этот раз группой самолетов ВВС США B-25 Митчелл и Кёртисс P-40 из 10-й воздушной армии (англ. 10th Air Force), базировавшейся в Нью-Дели, Индия.[7] В результате бомбардировки пароход затонул, погибло 7 человек.
Напишите отзыв о статье "Император Александр I (гидроавиатранспорт)"
Примечания
- ↑ Герасимов В. Л. Создание отечественных авианесущих кораблей // Военно-исторические исследования в Поволжье. Выпуск 5. — Саратов, 2003. [www.sgu.ru/files/nodes/9659/23.pdf]
- ↑ Летающая лодка М-5 — двухместный биплан конструкции Д. П. Григоровича. Создана в 1915 г. Основные ТТХ: скорость — 90-105 км/ч, практический потолок — 3300 м, продолжительность полета — 3,5 ч, вооружение — 7,62-мм пулемет «Максим», автоматические ружья «Мадсен» и «Маузер», авиационные бомбы от 8 фунтов до одного пуда каждая. В годы Первой мировой войны М-5 наибольшее применение нашли в авиации Черноморского флота. Герасимов В. Л. Морская авиация Чёрного моря в начале военной кампании 1916 года. [www.sgu.ru/files/nodes/10090/09.pdf]
- ↑ Драшпиль Б. В. Краткий обзор истории авиации в Российском императорском флоте (1890—1917). [www.xxl3.ru/kadeti/rus_mor_avia.htm]
- ↑ 1 2 3 Герасимов В. Л. Морская авиация Чёрного моря в начале военной кампании 1916 года.
- ↑ SM UB — 7 (серия UB-I) была заложена 30 ноября 1914 года на судостроительной верфи Круппа в Киле. ТТХ: Размеры — 28.1 х 3,2×3.0 м, водоизмещение — 127 / 142 т. ГЭУ: дизель 1 х 60 л.с., электромотор 1 х 89 кВт. Автономность — 3000 км в надводном положении / 80 км в подводном. Скорость — 6,5 / 5,5 узлов. Скорость погружения — 30 с., глубина — 50 м. Вооружена двумя носовыми торпедными аппаратами. Экипаж — 14 человек. С июня 1915 года — в Константинопольском дивизионе Средиземноморской дивизии германских подводных лодок, состоявшим из UB-1, UB-3, UB-7, UB-8, UB-14, UB-15, и 4-х малых подводных заградителей — UC-12, UC-13, UC-14 и UC-15. Совершила 15 боевых походов. Потопила 1 судно — транспорт П46, бывший английский пароход «Патагония» водоизмещением 6011тонн в районе Одессы. Вышла из Варны 27 сентября 1916 года в район Севастополя и не вернулась из похода. Предположительно затонула 1 октября 1916 года в районе Херсонеса (44°30′N 33°15′E) после атаки гидроаэроплана, другая версия — подорвалась на мине. Bendert H. Die UB-Boote der Kaiserlichen Marine 1914—1918: Einsätze, Erfolge, Schicksal. — Hamburg: Verlag E.S. Mittler & Sohn, 2000.
- ↑ [www.airforce.ru/content/dovoennyi-period/648-pervye-avianoscy-rossii/ Сергей Вахрушев. Первые авианосцы России. 04.01.2013]
- ↑ Cressman, Robert. The Official Chronology of the U.S. Navy in World War II. — Annapolis, Md: Naval Institute Press, 2000. — P. 132.
Литература
Александров А. О. Воздушные суда Российского императорского флота, 1894—1917. — СПб.: Б. С. К., 1998. — Т. 1. Аппараты Щетинина и Григоровича. — 111 с. ISBN 5-88925-038-8
Березовский Н. Ю., Доценко В Д., Тюрин Б. П. Российский императорский флот, 1696—1917 / Военно-исторический справочник. — М.: «Русский мир», 1993. — 272 с.
Герасимов В. Л. Отечественная морская авиация в Первую мировую войну.: Дис. … канд. ист. наук. Специальность: 20.02.22 — Военная история. M., Институт военной истории МО РФ, 2004. — 306 с.
Герасимов В. Л. У истоков строительства отечественной морской авиации: Начало пути. — Смоленск: ООО Издательство «Маджента», 2011. — 132 с. ISBN 978-5-98156-354-6
Гражданская война в России: Черноморский флот / Военно-историческая библиотека. — М.: АСТ, 2002. — 544 с. ISBN 5-17-012874-6
Григорьев А. Б. Альбатросы: Из истории гидроавиации. — М.: Машиностроение, 1989. — 272 с., 32 с. ил. ISBN 5-217-00604-8
Драшпиль Б. В. Краткий обзор истории авиации в Российском Императорском флоте (1890—1917). [xxl3.ru/kadeti/rus_mor_avia.htm]
Козлов Д. Ю. Морская авиация в противолодочной обороне, 1914—1917 гг. // Морской сборник. — 2001. — № 8. — С. 42-46.
Козлов Д. Ю. Флот в румынской кампании 1916—1917 годов. — СПб: ЛеКо, 2003. — 128 с. ISBN 5-902236-08-8
Козлов Д. Ю. Бой у Босфора // ФлотоМастер. — 2003. — № 4. — С. 16-28.
Новиков Н. Операции флота против берега на Черном море в 1914—1917 гг. — М.: Государственное военное издательство Наркомата обороны Союза ССР, 1937. — 269 c.
Столярский С. Э. Краткий исторический очерк развития и организации морской авиации в России с 1911 г. до начала 1918 г. — Л.: Военно-морская академия, 1932. — 17 с.
Russian Aviation and Air Power in the 20th Century / Ed. Robin D. S. Higham, John T. Greenwood, Von Hardesty. — London: Frank Cass Publishers, 1998. — 321 p. ISBN 0714643807
Ссылки
- [www.clydesite.co.uk/clydebuilt/viewship.asp?id=11194 База данных судов построенных на Клайдских верфях: ss IMPERATOR ALEKSANDER III]
- [www.wwiaviation.com/flying-boats-russian.html Реконструкция морской авиации времен Первой мировой войны]
- [www.youtube.com/watch?v=kcnIa7NRVBU Видеореконструкция немецкой подводной лодки серии UB-I]
- [www.messageries-maritimes.org/lamartin.htm База данных пароходства Messageries Maritimes: Le Lamartine, Ex-Emperor Alexander III]
- [www.wrecksite.eu/wreck.aspx?37447 База данных погибших кораблей: SS Khai Dinh (+1942)]
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи по технике желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Император Александр I (гидроавиатранспорт)
– Что он вам нравится?– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d'elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.
Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.
Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
Она еще не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь на блоке, пропуская входивших с холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками спущенными на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.
– Графские? – сюда неси, говорила она, указывая на чемоданы и ни с кем не здороваясь. – Барышни, сюда налево. Ну, вы что лебезите! – крикнула она на девок. – Самовар чтобы согреть! – Пополнела, похорошела, – проговорила она, притянув к себе за капор разрумянившуюся с мороза Наташу. – Фу, холодная! Да раздевайся же скорее, – крикнула она на графа, хотевшего подойти к ее руке. – Замерз, небось. Рому к чаю подать! Сонюшка, bonjour, – сказала она Соне, этим французским приветствием оттеняя свое слегка презрительное и ласковое отношение к Соне.
Когда все, раздевшись и оправившись с дороги, пришли к чаю, Марья Дмитриевна по порядку перецеловала всех.
– Душой рада, что приехали и что у меня остановились, – говорила она. – Давно пора, – сказала она, значительно взглянув на Наташу… – старик здесь и сына ждут со дня на день. Надо, надо с ним познакомиться. Ну да об этом после поговорим, – прибавила она, оглянув Соню взглядом, показывавшим, что она при ней не желает говорить об этом. – Теперь слушай, – обратилась она к графу, – завтра что же тебе надо? За кем пошлешь? Шиншина? – она загнула один палец; – плаксу Анну Михайловну? – два. Она здесь с сыном. Женится сын то! Потом Безухова чтоль? И он здесь с женой. Он от нее убежал, а она за ним прискакала. Он обедал у меня в середу. Ну, а их – она указала на барышень – завтра свожу к Иверской, а потом и к Обер Шельме заедем. Ведь, небось, всё новое делать будете? С меня не берите, нынче рукава, вот что! Намедни княжна Ирина Васильевна молодая ко мне приехала: страх глядеть, точно два боченка на руки надела. Ведь нынче, что день – новая мода. Да у тебя то у самого какие дела? – обратилась она строго к графу.
