Император Кокаку
| Томохито 兼仁<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| |||
| |||
|---|---|---|---|
| 16 декабря 1779 — 7 мая 1817 | |||
| Император Кокаку — 光格天皇 | |||
| Предшественник: | Хидэхито | ||
| Преемник: | Аяхито | ||
| Отречение: | 7 мая 1817 | ||
| Рождение: | 23 сентября 1771 Киото, Япония | ||
| Смерть: | 11 декабря 1840 (69 лет) Киото, Япония | ||
| Место погребения: | Мавзолей Цуки но ва но Мисасаги | ||
| Дети: | см. в тексте | ||
Морохито (師仁), позже Томохито (兼仁), Император Кокаку (光格天皇) (23 сентября 1771 — 11 декабря 1840) — 119-й правитель в истории Японии, правил с 16 декабря 1779 по 7 мая 1817. Титул: Сати-но-мия (祐宮).
Содержание
Жизнеописание
Император Кокаку родился 23 сентября 1771 года. Он был шестым сыном Сукэхито, принца Канъин, внука императора Хигасияма. Матерью мальчика была Оэ Ивасиро, дочь врача Ивамуры Сокэна из города Куракити. Новорождённому дали имя Морохито и титул принц Сати[1].
Император Го-Момодзоно не имел сыновей, поэтому принца Сати сделали его названым сыном. 16 декабря 1779 года, в 10-летнем возрасте, его провозгласили новым императором Японии и провели церемонию интронизации[1].
В феврале 1788 года, в правление императора Кокаку, в столице Киото произошел крупный пожар. Во время бедствия сгорел Императорский дворец[1].
В период правления Кокаку императорский двор укрепляет свою власть, помогая сёгунату — во время Великого голода годов Тэммэй (1783—1787), в споре с Россией за северные земли и прочих вопросах.
Был чрезвычайно талантлив, проявлял рвение в учёбе, восстановил проведение праздников в храмах Ивасимидзу и Камоно, приложил много усилий для воскрешения традиций, связанных с императорским двором.
В 1789 отец императора — Сукэхито, принц Канъин, пытался получить титул дайдзё тэнно, однако сёгунат Токугава, выполнявший функции японского правительства, отказал в удовлетворении его просьбы. Эти события получили название «инцидент с титулом» и вызвали напряжение в отношениях императорского двора и самурайского правительства[1].
7 мая 1817 года император Кокаку передал свою должность и монаршие регалии сыну, императору Нинко, а сам отошёл от политики. Он принял почётный титул дайдзё тэнно и занимался исследованиями дворцового церемониала. Отставной монарх был последним из императорского рода, кто носил этот почётный титул.
11 декабря 1840 года император Кокаку умер в 69-летнем возрасте. Стал первым императором после императора Огимати (1557—1586), кто оставался на троне после 40 лет. Его похоронили в гробнице Нотиноцукинова (яп. 月輪陵 Цукинова но мисасаги) на территории монастыря Сэнрю-дзи в районе Хигасияма в Киото[1][2].
Генеалогия
Шестой сын Принца Канъин-но-мия Сукэхито (яп. 閑院宮典仁), в 1884 году посмертно провозглашённого дайдзё тэнно под именем Кёкон[3] — внука Императора Хигасиямы. За день до коронации после смерти Императора Момодзоно (троюродный брат) становится сыном.
| (114) Накамикадо | (115) Сакурамати | (117) Го-Сакурамати | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| (116) Момодзоно | (118) Го-Момодзоно | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Наохито | Сукэхито | Харухито | |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| (119) Кокаку | (120) Нинко | (121) Комэй | (122) Мэйдзи | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
| Сукэхира | Тикако | ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Дети
- Императрица (тюгу): наследная принцесса Ёсико (яп. 欣子内親王), дочь Императора Го-Момодзоно
- Фрейлина: Хамуро Ёрико (яп. 葉室頼子)
- Фрейлина: Кадзюдзи Тадако (яп. 勧修寺女青子)
- Четвёртый сын: наследный принц Аяхито (яп. 恵仁親王) (Император Нинко)
- Вторая дочь: Таминору но мия (яп. 多祉宮)
- Четвёртая дочь: Нару но мия (яп. 成宮)
- Фрейлина: Такано Масако (яп. 高野正子)
- Шестой сын: Нака но мия (яп. 猗宮)
- Фрейлина: Анэкодзи Сатоко (яп. 姉小路聡子)
- Вторая дочь: Хигасибодзё Кадзуко (яп. 東坊城和子)
- Пятый сын: наследный принц Кацура-но-мия Морихито (яп. 桂宮盛仁親王)
- Третья дочь: Рэймёсинъин но мия (яп. 霊妙心院宮)
- Служанка Томинокодзи Тэруко (яп. 富小路明子)
Напишите отзыв о статье "Император Кокаку"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 Император Кокаку // Энциклопедия Ниппоника : [яп.] = Ниппон дайхякка дзэнсё : в 26 т. — 2-е изд. — Токио : Сёгакукан, 1994—1997.</span>
- ↑ [www.kunaicho.go.jp/ryobo/guide/119/index.html Гробница Нотиноцукинова] // Официальная страница Управления императорского двора Японии
- ↑ [ejje.weblio.jp/sentence/content/daijo/11 The Imperial Prince Sukehito was given the honorary name of the Emperor Keiko (also called Keikoin) and the honorary title of Daijo Tenno in 1884, because he was a direct ancestor of the Meiji Emperor (the Meiji Emperor was the great-great-grandson of the Imperial Prince Sukehito)]
</ol>
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Император Кокаку
Анатоль, как справедливо говорил про него Шиншин, с тех пор как приехал в Москву, сводил с ума всех московских барынь в особенности тем, что он пренебрегал ими и очевидно предпочитал им цыганок и французских актрис, с главою которых – mademoiselle Georges, как говорили, он был в близких сношениях. Он не пропускал ни одного кутежа у Данилова и других весельчаков Москвы, напролет пил целые ночи, перепивая всех, и бывал на всех вечерах и балах высшего света. Рассказывали про несколько интриг его с московскими дамами, и на балах он ухаживал за некоторыми. Но с девицами, в особенности с богатыми невестами, которые были большей частью все дурны, он не сближался, тем более, что Анатоль, чего никто не знал, кроме самых близких друзей его, был два года тому назад женат. Два года тому назад, во время стоянки его полка в Польше, один польский небогатый помещик заставил Анатоля жениться на своей дочери.Анатоль весьма скоро бросил свою жену и за деньги, которые он условился высылать тестю, выговорил себе право слыть за холостого человека.
Анатоль был всегда доволен своим положением, собою и другими. Он был инстинктивно всем существом своим убежден в том, что ему нельзя было жить иначе, чем как он жил, и что он никогда в жизни не сделал ничего дурного. Он не был в состоянии обдумать ни того, как его поступки могут отозваться на других, ни того, что может выйти из такого или такого его поступка. Он был убежден, что как утка сотворена так, что она всегда должна жить в воде, так и он сотворен Богом так, что должен жить в тридцать тысяч дохода и занимать всегда высшее положение в обществе. Он так твердо верил в это, что, глядя на него, и другие были убеждены в этом и не отказывали ему ни в высшем положении в свете, ни в деньгах, которые он, очевидно, без отдачи занимал у встречного и поперечного.
Он не был игрок, по крайней мере никогда не желал выигрыша. Он не был тщеславен. Ему было совершенно всё равно, что бы об нем ни думали. Еще менее он мог быть повинен в честолюбии. Он несколько раз дразнил отца, портя свою карьеру, и смеялся над всеми почестями. Он был не скуп и не отказывал никому, кто просил у него. Одно, что он любил, это было веселье и женщины, и так как по его понятиям в этих вкусах не было ничего неблагородного, а обдумать то, что выходило для других людей из удовлетворения его вкусов, он не мог, то в душе своей он считал себя безукоризненным человеком, искренно презирал подлецов и дурных людей и с спокойной совестью высоко носил голову.
У кутил, у этих мужских магдалин, есть тайное чувство сознания невинности, такое же, как и у магдалин женщин, основанное на той же надежде прощения. «Ей всё простится, потому что она много любила, и ему всё простится, потому что он много веселился».
Долохов, в этом году появившийся опять в Москве после своего изгнания и персидских похождений, и ведший роскошную игорную и кутежную жизнь, сблизился с старым петербургским товарищем Курагиным и пользовался им для своих целей.
Анатоль искренно любил Долохова за его ум и удальство. Долохов, которому были нужны имя, знатность, связи Анатоля Курагина для приманки в свое игорное общество богатых молодых людей, не давая ему этого чувствовать, пользовался и забавлялся Курагиным. Кроме расчета, по которому ему был нужен Анатоль, самый процесс управления чужою волей был наслаждением, привычкой и потребностью для Долохова.
Наташа произвела сильное впечатление на Курагина. Он за ужином после театра с приемами знатока разобрал перед Долоховым достоинство ее рук, плеч, ног и волос, и объявил свое решение приволокнуться за нею. Что могло выйти из этого ухаживанья – Анатоль не мог обдумать и знать, как он никогда не знал того, что выйдет из каждого его поступка.
– Хороша, брат, да не про нас, – сказал ему Долохов.
– Я скажу сестре, чтобы она позвала ее обедать, – сказал Анатоль. – А?
– Ты подожди лучше, когда замуж выйдет…
– Ты знаешь, – сказал Анатоль, – j'adore les petites filles: [обожаю девочек:] – сейчас потеряется.
– Ты уж попался раз на petite fille [девочке], – сказал Долохов, знавший про женитьбу Анатоля. – Смотри!
– Ну уж два раза нельзя! А? – сказал Анатоль, добродушно смеясь.
Следующий после театра день Ростовы никуда не ездили и никто не приезжал к ним. Марья Дмитриевна о чем то, скрывая от Наташи, переговаривалась с ее отцом. Наташа догадывалась, что они говорили о старом князе и что то придумывали, и ее беспокоило и оскорбляло это. Она всякую минуту ждала князя Андрея, и два раза в этот день посылала дворника на Вздвиженку узнавать, не приехал ли он. Он не приезжал. Ей было теперь тяжеле, чем первые дни своего приезда. К нетерпению и грусти ее о нем присоединились неприятное воспоминание о свидании с княжной Марьей и с старым князем, и страх и беспокойство, которым она не знала причины. Ей всё казалось, что или он никогда не приедет, или что прежде, чем он приедет, с ней случится что нибудь. Она не могла, как прежде, спокойно и продолжительно, одна сама с собой думать о нем. Как только она начинала думать о нем, к воспоминанию о нем присоединялось воспоминание о старом князе, о княжне Марье и о последнем спектакле, и о Курагине. Ей опять представлялся вопрос, не виновата ли она, не нарушена ли уже ее верность князю Андрею, и опять она заставала себя до малейших подробностей воспоминающею каждое слово, каждый жест, каждый оттенок игры выражения на лице этого человека, умевшего возбудить в ней непонятное для нее и страшное чувство. На взгляд домашних, Наташа казалась оживленнее обыкновенного, но она далеко была не так спокойна и счастлива, как была прежде.
