Империй

Импе́рий (лат. imperium, от лат. глагола imperare — командовать) в Древнем Риме — публично-правовое понятие, характеризующее высшую исполнительную власть в римской общине. Империй применялся в военной сфере (militiae) и гражданской (domi). Тот, кому давался империй, мог действовать от имени государства во всех областях общественной жизни.

У римлян высшая государственная власть принадлежала народу, проявлявшему эту власть на выборах, в законодательстве, верховном суде, решении вопросов войны и мира (см. Комиции). Отражением этой власти является империй как высшее полномочие магистратов: сначала царей, потом, в республиканское время, некоторых так называемых высших магистратов (magistratus maiores). Из ординарных магистратов империй давался консулам и преторам, низшие магистраты (эдилы и квесторы) империя не имели. Цензоры, хотя и являлись высшими магистратами (магистратуры цензора была почётней даже консульской и считалась венцом политической карьеры), однако империя также не имели. Из экстраординарных магистратов несомненно признается наличие империя у диктаторов optima lege и децемвиров для записи законов (дискуссионно его наличие у диктаторов immunito iure, консулярных трибунов, магистров конницы, интеррексов — но, по всей видимости, и они были магистратами с империем).

Согласно наиболее распространенным в современной науке взглядам, империй был неделимым, а объём полномочий, заложенных в нём, всегда был неизменным. Однако у него могли быть разные сферы применения (военная и/или гражданская), разные условия и публично-правовые механизмы реализации. От этих механизмов зависело, насколько полно магистрат может применять свой империй. Среди таких механизмов ограничения империя (в некоторых ситуациях перестающие действовать для возможности максимально широкого применения власти) можно назвать:

• право провокации к народу;
• коллегиальная интерцессия;
• интерцессия со стороны плебейских трибунов;
• право апелляции к другому магистрату;
• иерархия магистратов с империем;
• выделение сферы действия империя (provincia).

Империй давался народом после выборов особым законом в куриатных комициях (lex curiata de imperio). Он давал полномочия магистрату: 1) военные, вместе с правом жизни и смерти по отношению к подчинённым, но лишь за пределами померия; 2) гражданские: право юрисдикции, наложения наказаний (штрафов, заключения в тюрьму, телесного наказания).

Особенно важное значение имели наместники провинций, их империй распространялся лишь на ту область, в которую наместник получал назначение, и первоначально ограничивался одним годом, но трехлетний империй Помпея (по закону Габиния от 67 г. до н. э.) создал прецедент более длительного срока, проложив путь к созданию империи, поскольку римский император был, в сущности, магистратом с пожизненным и распространявшимся на всю территорию государства империем. (Собственно от слова «империй» и произошло слово «империя» — территория, на которую распространяется действие империя.)

В виде исключения народ мог облекать империем и лиц, не занимавших магистратских должностей, например, по закону, проведённому Рубрием в 43 году, часть верховных прав была дарована муниципальным властям в Галлии. В теории империй народа продолжал существовать ещё какое-то время после падения республики, но и он вместе с прочими республиканскими властями всецело перешёл к императорам (см. Принципат).

Впоследствии, когда прежний республиканский характер императорской власти исчез, империй (именно summum imperium) стал даваться императору сразу по вступлении на престол, одним законом (так называемый lex de imperio), предоставлявшим не только верховный военный империй пожизненно и на всю территорию Римского государства, но также многие другие значительные полномочия. Некоторые из них уже в последнем веке республики были соединены с чрезвычайным империем, дававшимся некоторым полководцам — Сулле, Цезарю, Помпею и другим.

Литература

• Дементьева В.В. Магистратская власть Римской республики: содержание понятия «imperium» // Вестник древней истории. — 2005. — № 4. — С. 46-75.
• Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: В 86 томах (82 т. и 4 доп.). — СПб.: 1890—1907.

Отрывок, характеризующий Империй

– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)