Импорт-экспорт

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Импорт-экспорт
Import Export
Жанр

драма

Режиссёр

Ульрих Зайдль

Продюсер

Ульрих Зайдль

Автор
сценария

Ульрих Зайдль, Вероника Франц

В главных
ролях

Екатерина Рак, Пауль Хоффман, Михаэль Томас,
Наталья Баранова, Наталья Епураной,
Мария Хофштеттер

Оператор

Едвард Лахманн, Вольфганг Талер

Длительность

135 мин.

Страна

Австрия Австрия

Язык

немецкий, русский, словацкий, украинский

Год

2007

[importexport.ulrichseidl.com/ Официальный сайт]
К:Фильмы 2007 года

Импорт-экспорт (нем. Import Export) — фильм австрийского режиссёра Ульриха Зайдля, 2007 года. Картина была номинирована на Золотую пальмовую ветвь Каннского кинофестиваля 2007 года. «Импорт-экспорт» завоевал гран-при Ереванского международного кинофестиваля — золотой абрикос. Это был единственный австрийский фильм, номинированный на Европейский киноприз 2007 года. Съёмки проходили в Вене, на Украине, в Румынии, Чехии и Словакии с 2005-го по май 2007 года на 16 мм и 35 мм плёнку.

Фильм параллельно раскрывает две сюжетных линии: одну — украинской медсестры, которая в поисках лучшей жизни отправляется работать в Австрию; вторую — безработного бывшего охранника из Австрии, отправившегося на Восток по той же причине, и в конце концов оказавшегося на Украине.





Сюжет

Как в Австрии, так и на Украине холодная, снежная зима, хмурые и холодные люди. Так это выглядит с первого взгляда, и похоже, что в абсолютно разных регионах жизнь не так и сильно отличается. Украинская медсестра и мать-одиночка Ольга живёт в захолустном городке, где регулярно недоплачивают зарплату. Подруга предлагает ей подработать в сфере виртуального секса с иностранцами через веб-камеру, и Ольга, преодолевая отвращение, соглашается было, но тут получает приглашение от другой подруги, ранее переехавшей в Австрию. Не раздумывая ни минуты, она прощается с ребёнком, который остаётся на попечении её матери, и приезжает туда, где устраивается уборщицей, однако почти тут же теряет работу. Затем её берут работать на виллу, но сын хозяйки обвиняет её в краже, и её снова увольняют. Затем она попадает в больницу для престарелых, где свои проблемы — её откровенно ревнует медсестра (во-первых, из-за того, что более низкая по статуса уборщица лучше умеет обращаться с больными и пользуется среди них уважением, во-вторых — из-за того, что она пользуется вниманием у коренных австрийцев, далеко не только пожилых). С виду хрупкая Ольга, однако, имеет сильный характер.

Тем временем, у молодого безработного из Вены Пауля жизнь ненамного лучше. Оказавшись один на один с бандой и потеряв форму, Пауль теряет привычную работу охранника, и не в состоянии погасить растущие долги перед друзьями, знакомыми и даже отчимом. Последний (голос которого зритель уже слышал в эпизодах виртуального секса с украинками) предлагает ему отправиться на заработки на Украину, где всё ещё есть покупатели на устаревшие игровые автоматы. Таким образом, Пауль может не только заработать немного денег, но и на какое-то время укрыться от кредиторов. По дороге он едва вырывается из рук цыган, переживает сексуальное приключение в отеле «Интурист», а в конце концов убегает от отчима и автостопом едет дальше по Украине в поисках работы.

Замысел и съёмки

Ульрих Зайдль планировал снять трилогию о путешествиях: первый фильм - о сексуальном туризме, второй - о массовом, третий - об альпийском.

«Экспорт-импорт» — первый в трилогии. Картину снимали три года; за это время Зайдль объездил Восточную Европу, посетив Болгарию, Словению, Румынию и Украину, отбирая натурные съёмки и уточняя свой замысел. Больше всего его поразила Восточная Украина (Донбасс), где он увидел следы запустения и распад во многом всё ещё советского быта.

В рекламных целях компания «Артхаузтраффик» опубликовала отрывки из дневника Клауса Придинга, который был ассистентом режиссёра и продюсера Ульриха Зайдля. Тот описывал, как они снимали в ужгородской гостинице «Закарпатье» и были «зажаты между украинскими хулиганами и коррумпированными полукриминальными охранниками (…), а люди оскорбляли нас и угрожали нам. Однажды нам пришлось вызвать полицию, которая тут же стала вымогать деньги за то, что избавит нас от терроризировавших нас пьяных хулиганов».

Также Придинг вспоминал «донецкую мафию», которая давала им разрешение на съёмки на Енакиевском металлургическом заводе: «После бурной дискуссии с одним из местных её (донецкой мафии) боссов, сопровождавшейся щедрыми возлияниями, тяжело отразившимися на моём здоровье, нам удалось получить разрешение». Однако в конце концов Зайдль вообще решил отказаться от натурных съёмок, и мафиозному боссу пришлось вручать бутылку дорогого бренди, чтобы тот оставил их в покое.[1]

В ролях

Критика

Фильм вызвал бурное обсуждение. В частности, австрийцам, у которых Ульрих Зайдль и раньше вызывал раздражение слишком откровенной демонстрацией обратной стороны общественной жизни страны, в большинстве фильм не понравился.

Конструктивная критика расходится в противоположных направлениях. Одни говорят, что фильм затянутый и слишком пошлый, слишком жестокий. Другие обращают внимание на реализм и почти документальную точность всего изображённого (тем более, что Ульрих Зайдль раньше снимал документальное кино), как, например, сцена, где мать Ольги кладёт в печь огнеупорный кирпич, чтобы нагреть квартиру в 30-градусный мороз, или ужасающие виды домов, в которых живут словацкие цыгане, доведшие их до почти негодного состояния. Почти все участники фильма не являются профессиональными киноактёрами.

Тобиас Книбе из «Зюддойче цайтунг» писал: «Этот фильм — „серьёзная работа“. „Импорт-экспорт“ — фильм, демонстрирующий снежные бури на Украине, или забюрократизированные больницы Австрии, или низменность героев, но всё это придаёт фильму силу, которая в ином случае, очевидно, не проявляется». Этот фильм был одним из наилучших в конкурсе на Золотую пальмовую ветвь.[2]

Фильм не обошла вниманием и украинская пресса.

Денис Иванов, директор компании «Артхауз Трафик», сказал: «Фильм и вправду экстремальный. Он экстремальный, с одной стороны, для украинского зрителя, поскольку содержит украинскую тему. А с другой стороны, больница для престарелых — это метафора жизни европейцев, где за всеми присматривают, всем хорошо, но это дом для стариков, из которого практически ушло всё живое». … Фильм содержит немало украинских панорам. Особенно режиссёру пришёлся по душе Донбасс — с хмурыми заводами, обшарпанными многоэтажками и барами. «Импорт-экспорт» — фильм жестокий, со множеством пикантных сцен и без хэппи-энда. Таков режиссёрский замысел — зритель должен испытывать дискомфорт, чтобы задуматься.[3]

Напишите отзыв о статье "Импорт-экспорт"

Примечания

  1. [life.pravda.com.ua/cinema/49341c5c16c01/ «За украинский експорт и австрийский импорт!» «Украинская правда»]
  2. [www.sueddeutsche.de/kultur/artikel/273/115158/ Тобиас Книбе: Schiffsjunge im roten Abendkleid. В: Зюддойче Цайтунг, 22 мая 2007]
  3. [5.ua/newsline/182/0/55302/ В Киеве презентовали фильм «Импорт-экспорт» Ульриха Зайдля (РЕПОРТАЖ), 5 канал]

Ссылки

  • www.arthouse.ru/news.asp?id=4217

Отрывок, характеризующий Импорт-экспорт

Князь Василий замолчал, и щеки его начинали нервически подергиваться то на одну, то на другую сторону, придавая его лицу неприятное выражение, какое никогда не показывалось на лице князя Василия, когда он бывал в гостиных. Глаза его тоже были не такие, как всегда: то они смотрели нагло шутливо, то испуганно оглядывались.
Княжна, своими сухими, худыми руками придерживая на коленях собачку, внимательно смотрела в глаза князю Василию; но видно было, что она не прервет молчания вопросом, хотя бы ей пришлось молчать до утра.
– Вот видите ли, моя милая княжна и кузина, Катерина Семеновна, – продолжал князь Василий, видимо, не без внутренней борьбы приступая к продолжению своей речи, – в такие минуты, как теперь, обо всём надо подумать. Надо подумать о будущем, о вас… Я вас всех люблю, как своих детей, ты это знаешь.
Княжна так же тускло и неподвижно смотрела на него.
– Наконец, надо подумать и о моем семействе, – сердито отталкивая от себя столик и не глядя на нее, продолжал князь Василий, – ты знаешь, Катишь, что вы, три сестры Мамонтовы, да еще моя жена, мы одни прямые наследники графа. Знаю, знаю, как тебе тяжело говорить и думать о таких вещах. И мне не легче; но, друг мой, мне шестой десяток, надо быть ко всему готовым. Ты знаешь ли, что я послал за Пьером, и что граф, прямо указывая на его портрет, требовал его к себе?
Князь Василий вопросительно посмотрел на княжну, но не мог понять, соображала ли она то, что он ей сказал, или просто смотрела на него…
– Я об одном не перестаю молить Бога, mon cousin, – отвечала она, – чтоб он помиловал его и дал бы его прекрасной душе спокойно покинуть эту…
– Да, это так, – нетерпеливо продолжал князь Василий, потирая лысину и опять с злобой придвигая к себе отодвинутый столик, – но, наконец…наконец дело в том, ты сама знаешь, что прошлою зимой граф написал завещание, по которому он всё имение, помимо прямых наследников и нас, отдавал Пьеру.
– Мало ли он писал завещаний! – спокойно сказала княжна. – Но Пьеру он не мог завещать. Пьер незаконный.
– Ma chere, – сказал вдруг князь Василий, прижав к себе столик, оживившись и начав говорить скорей, – но что, ежели письмо написано государю, и граф просит усыновить Пьера? Понимаешь, по заслугам графа его просьба будет уважена…
Княжна улыбнулась, как улыбаются люди, которые думают что знают дело больше, чем те, с кем разговаривают.
– Я тебе скажу больше, – продолжал князь Василий, хватая ее за руку, – письмо было написано, хотя и не отослано, и государь знал о нем. Вопрос только в том, уничтожено ли оно, или нет. Ежели нет, то как скоро всё кончится , – князь Василий вздохнул, давая этим понять, что он разумел под словами всё кончится , – и вскроют бумаги графа, завещание с письмом будет передано государю, и просьба его, наверно, будет уважена. Пьер, как законный сын, получит всё.
– А наша часть? – спросила княжна, иронически улыбаясь так, как будто всё, но только не это, могло случиться.
– Mais, ma pauvre Catiche, c'est clair, comme le jour. [Но, моя дорогая Катишь, это ясно, как день.] Он один тогда законный наследник всего, а вы не получите ни вот этого. Ты должна знать, моя милая, были ли написаны завещание и письмо, и уничтожены ли они. И ежели почему нибудь они забыты, то ты должна знать, где они, и найти их, потому что…
– Этого только недоставало! – перебила его княжна, сардонически улыбаясь и не изменяя выражения глаз. – Я женщина; по вашему мы все глупы; но я настолько знаю, что незаконный сын не может наследовать… Un batard, [Незаконный,] – прибавила она, полагая этим переводом окончательно показать князю его неосновательность.
– Как ты не понимаешь, наконец, Катишь! Ты так умна: как ты не понимаешь, – ежели граф написал письмо государю, в котором просит его признать сына законным, стало быть, Пьер уж будет не Пьер, а граф Безухой, и тогда он по завещанию получит всё? И ежели завещание с письмом не уничтожены, то тебе, кроме утешения, что ты была добродетельна et tout ce qui s'en suit, [и всего, что отсюда вытекает,] ничего не останется. Это верно.
– Я знаю, что завещание написано; но знаю тоже, что оно недействительно, и вы меня, кажется, считаете за совершенную дуру, mon cousin, – сказала княжна с тем выражением, с которым говорят женщины, полагающие, что они сказали нечто остроумное и оскорбительное.
– Милая ты моя княжна Катерина Семеновна, – нетерпеливо заговорил князь Василий. – Я пришел к тебе не за тем, чтобы пикироваться с тобой, а за тем, чтобы как с родной, хорошею, доброю, истинною родной, поговорить о твоих же интересах. Я тебе говорю десятый раз, что ежели письмо к государю и завещание в пользу Пьера есть в бумагах графа, то ты, моя голубушка, и с сестрами, не наследница. Ежели ты мне не веришь, то поверь людям знающим: я сейчас говорил с Дмитрием Онуфриичем (это был адвокат дома), он то же сказал.
Видимо, что то вдруг изменилось в мыслях княжны; тонкие губы побледнели (глаза остались те же), и голос, в то время как она заговорила, прорывался такими раскатами, каких она, видимо, сама не ожидала.
– Это было бы хорошо, – сказала она. – Я ничего не хотела и не хочу.
Она сбросила свою собачку с колен и оправила складки платья.
– Вот благодарность, вот признательность людям, которые всем пожертвовали для него, – сказала она. – Прекрасно! Очень хорошо! Мне ничего не нужно, князь.
– Да, но ты не одна, у тебя сестры, – ответил князь Василий.
Но княжна не слушала его.
– Да, я это давно знала, но забыла, что, кроме низости, обмана, зависти, интриг, кроме неблагодарности, самой черной неблагодарности, я ничего не могла ожидать в этом доме…
– Знаешь ли ты или не знаешь, где это завещание? – спрашивал князь Василий еще с большим, чем прежде, подергиванием щек.
– Да, я была глупа, я еще верила в людей и любила их и жертвовала собой. А успевают только те, которые подлы и гадки. Я знаю, чьи это интриги.
Княжна хотела встать, но князь удержал ее за руку. Княжна имела вид человека, вдруг разочаровавшегося во всем человеческом роде; она злобно смотрела на своего собеседника.
– Еще есть время, мой друг. Ты помни, Катишь, что всё это сделалось нечаянно, в минуту гнева, болезни, и потом забыто. Наша обязанность, моя милая, исправить его ошибку, облегчить его последние минуты тем, чтобы не допустить его сделать этой несправедливости, не дать ему умереть в мыслях, что он сделал несчастными тех людей…
– Тех людей, которые всем пожертвовали для него, – подхватила княжна, порываясь опять встать, но князь не пустил ее, – чего он никогда не умел ценить. Нет, mon cousin, – прибавила она со вздохом, – я буду помнить, что на этом свете нельзя ждать награды, что на этом свете нет ни чести, ни справедливости. На этом свете надо быть хитрою и злою.
– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.