Имре (король Венгрии)
| Имре I. Imre<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 1196 — 1204 | |||
| Коронация: | 16 мая 1182, Секешфехервар | ||
| Предшественник: | Бела III | ||
| Преемник: | Ласло III | ||
| Рождение: | 1174 | ||
| Смерть: | 1204 | ||
| Место погребения: | Секешфехервар | ||
| Род: |  Арпады
| ||
| Отец: | Бела III | ||
| Мать: | Агнесса Антиохийская | ||
| Супруга: | Констанция Арагонская | ||
| Дети: | Ласло | ||
И́мре (венг. I. Imre, словацк. Imrich I., умер в 1204) — король Венгрии с 1196 года, а также король Сербии с 1203 года из династии Арпадов. Весь период правления Имре прошёл в борьбе за власть с младшим братом Андрашем, так как тот пытался неоднократно его свергнуть.
Пользуясь поддержкой папы Иннокентия III, Имре начал войну с Сербией, и изгнав тамошнего правителя, сам вступил на сербский престол. Имре также вёл войну против союзников сербов — болгар, но она была неудачной, так как болгары избегали открытых сражений.
Содержание
Борьба с младшим братом Андрашем
Дабы закрепить за Имре права на венгерский престол, его отец, король Бела III, короновал его ещё 16 мая 1182 года, а в 1194 или 1195 году даровал ему титул герцога (бана) Далмации и Хорватии, как наследному принцу.
Бела III умер 23 апреля 1196 года, завещав сыну Имре всю территорию своего королевства. Младший сын Белы Андраш получил только несколько зáмков и поместий, а также большую сумму денег, на которую он должен был организовать Крестовый поход в Святую землю, исполнив тем самым обязательство своего отца, которое тот не успел выполнить при жизни. Войско Андраш собрал — но не для Крестового похода, а для войны со своим старшим братом-королём. В декабре 1197 года Андраш разбил Имре возле гор Мечек (в нынешней Южной Венгрии) и вынудил брата уступить ему герцогскую корону Далмации и Хорватии.
Имре был с детства помолвлен с дочерью Фридриха I Барбароссы Агнессой, но в 1184 году она умерла, и Имре нашёл себе другую невесту — Констанцию Арагонскую — на которой женился в 1198 году. В 1199 году королева родила сына и наследника Ласло, что побудило Имре усилить давление на своего мятежного брата. За поддержку Андраша был арестован епископ Ваца Болесло (Болеслав), лишены титула и владений палатин Мог и некоторые другие венгерские нобили. Летом 1199 года при Раде (нынешнее медье Шомодь) Имре разбил войско Андраша. Андраш укрылся у австрийского герцога Леопольда VI.
Помирил братьев в 1200 году Папский легат Григорий. Андрашу вернули его герцогство. Братья взаимно объявили друг друга наследниками — в зависимости от того, кто кого пережил бы. Растроганные примирением, братья вознамерились вдвоём отправиться в Крестовый поход, поручив управление страной на время своего отсутствия Леопольду VI. Но со временем эмоции улеглись, и оба брата отказались от идеи Крестового похода.
Внешняя политика
Вместо Крестового похода Имре использовал примирение с Андрашем для вмешательства во внутренние дела сопредельных государств. В 1201 году он вмешался в междоусобную войну сыновей Стефана Немани, великого жупана Сербии, на стороне его старшего сына Вукана. Свергнув с Сербского престола второго сына — Стефана Неманича — Имре назначил великим жупаном Вукана, а королём Сербии объявил себя.
В 1202 году последовал поход на Болгарию. Имре отнял у болгар спорные города Белград, Браничево и Ниш и передал их своему вассалу Вукану. Несмотря на незначительность достигнутого успеха, Имре номинально провозгласил себя Болгарским королём. В 1201 году венгерское подданство принял далматинский город Зара (Задар). В Германии Имре поддержал Оттона IV против Филиппа Швабского.
Однако, вскоре за первыми успехами последовали неудачи. 24 ноября 1202 года направившиеся в Четвёртый поход крестоносцы захватили, по настоянию Венецианского дожа Энрико Дандоло и вопреки запрету Папы Иннокентия III, Зару и передали её Венеции. Папа за это отлучил крестоносцев и дожа от церкви, но Зару дож так и не вернул. В 1203 году болгарский царь Иван (Калоян) (а точнее — подвластные ему половцы) разбил венгерское войско и вернул себе потерянные ранее города, а в 1204 году восстановил Стефана Неманича на Сербском престоле. Боснийский бан Кулин выступил было на стороне Калояна, но был разбит венграми и поспешил объявить себя вассалом короля Имре (8 апреля 1203).
Новый конфликт с Андрашем и смерть короля Имре
В 1204 году король Имре назначил своим наследником малолетнего сына Ласло, что привело к новой войне с братом Андрашем. Противники встретились под Вараждином, в Хорватии. Войско Андраша значительно превосходило по численности войско короля. Здесь следует отметить, что если раньше Венгерский престол оспаривал кто-либо из родственников правящего монарха, то за помощью ему (претенденту) приходилось обращаться к иностранным государям. Но на этот раз претендент (Андраш) смог собрать огромное войско внутри Венгрии, не прибегая к помощи иностранцев. Это объясняется поддержкой, оказанной Андрашу многими представителями венгерской знати, недовольной сильной королевской властью, установленной в стране отцом враждовавших братьев Белой III. Королевство клонилось к феодальному распаду, и герцог Андраш выражал интересы центробежных сил, коими являлись, прежде всего, правители областей (комитатов), крупные землевладельцы и служилая знать.
Осознав безнадёжность вооружённого противостояния брату, Имре решился на отчаянно храбрый поступок. Он пришёл в лагерь Андраша один — с короной на голове и королевским скипетром в руках — и потребовал от брата повиновения законному монарху. Венгерский художник Мор Тан написал картину на этот сюжет. Потрясённый Андраш сдался добровольно и оказался в тюрьме, откуда его, впрочем, очень скоро освободили его сторонники. Имре поспешил короновать своего малолетнего сына Ласло (26 августа 1204), чтобы закрепить за ним право на трон. Но всё изменила внезапно настигшая короля, несмотря на его молодой возраст, непонятная болезнь, постепенно сведшая его в могилу. Чувствуя приближение смерти, король Имре назначил брата Андраша опекуном своего юного наследника, взяв с него торжественную клятву беречь жизнь и здоровье племянника и добровольно передать ему власть по достижении им совершеннолетия.
Король Имре умер между 26 августа (так как в этот день он присутствовал на коронации сына и вместо него произносил слова королевской присяги) и 27 октября 1204 года (согласно венгерской традиции — 30 ноября 1204). Похоронен в Эгерском соборе. 1/3 своей казны он завещал сыну, 2/3 — пожертвовал храмам и Ордену Иоаннитов.
Родословная
| ||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Напишите отзыв о статье "Имре (король Венгрии)"
Литература
- Всемирная история. Политическая история Венгрии в XII — начале XIII в.[www.world-history.ru/countries_about/1844.html]
Отрывок, характеризующий Имре (король Венгрии)
– Видите ли? – вдруг сказал он. – Я родственник графу, и он всегда очень добр был ко мне. Так вот, видите ли (он с доброй и веселой улыбкой посмотрел на свой плащ и сапоги), и обносился, и денег ничего нет; так я хотел попросить графа…Мавра Кузминишна не дала договорить ему.
– Вы минуточку бы повременили, батюшка. Одною минуточку, – сказала она. И как только офицер отпустил руку от калитки, Мавра Кузминишна повернулась и быстрым старушечьим шагом пошла на задний двор к своему флигелю.
В то время как Мавра Кузминишна бегала к себе, офицер, опустив голову и глядя на свои прорванные сапоги, слегка улыбаясь, прохаживался по двору. «Как жалко, что я не застал дядюшку. А славная старушка! Куда она побежала? И как бы мне узнать, какими улицами мне ближе догнать полк, который теперь должен подходить к Рогожской?» – думал в это время молодой офицер. Мавра Кузминишна с испуганным и вместе решительным лицом, неся в руках свернутый клетчатый платочек, вышла из за угла. Не доходя несколько шагов, она, развернув платок, вынула из него белую двадцатипятирублевую ассигнацию и поспешно отдала ее офицеру.
– Были бы их сиятельства дома, известно бы, они бы, точно, по родственному, а вот может… теперича… – Мавра Кузминишна заробела и смешалась. Но офицер, не отказываясь и не торопясь, взял бумажку и поблагодарил Мавру Кузминишну. – Как бы граф дома были, – извиняясь, все говорила Мавра Кузминишна. – Христос с вами, батюшка! Спаси вас бог, – говорила Мавра Кузминишна, кланяясь и провожая его. Офицер, как бы смеясь над собою, улыбаясь и покачивая головой, почти рысью побежал по пустым улицам догонять свой полк к Яузскому мосту.
А Мавра Кузминишна еще долго с мокрыми глазами стояла перед затворенной калиткой, задумчиво покачивая головой и чувствуя неожиданный прилив материнской нежности и жалости к неизвестному ей офицерику.
В недостроенном доме на Варварке, внизу которого был питейный дом, слышались пьяные крики и песни. На лавках у столов в небольшой грязной комнате сидело человек десять фабричных. Все они, пьяные, потные, с мутными глазами, напруживаясь и широко разевая рты, пели какую то песню. Они пели врозь, с трудом, с усилием, очевидно, не для того, что им хотелось петь, но для того только, чтобы доказать, что они пьяны и гуляют. Один из них, высокий белокурый малый в чистой синей чуйке, стоял над ними. Лицо его с тонким прямым носом было бы красиво, ежели бы не тонкие, поджатые, беспрестанно двигающиеся губы и мутные и нахмуренные, неподвижные глаза. Он стоял над теми, которые пели, и, видимо воображая себе что то, торжественно и угловато размахивал над их головами засученной по локоть белой рукой, грязные пальцы которой он неестественно старался растопыривать. Рукав его чуйки беспрестанно спускался, и малый старательно левой рукой опять засучивал его, как будто что то было особенно важное в том, чтобы эта белая жилистая махавшая рука была непременно голая. В середине песни в сенях и на крыльце послышались крики драки и удары. Высокий малый махнул рукой.
– Шабаш! – крикнул он повелительно. – Драка, ребята! – И он, не переставая засучивать рукав, вышел на крыльцо.
Фабричные пошли за ним. Фабричные, пившие в кабаке в это утро под предводительством высокого малого, принесли целовальнику кожи с фабрики, и за это им было дано вино. Кузнецы из соседних кузень, услыхав гульбу в кабаке и полагая, что кабак разбит, силой хотели ворваться в него. На крыльце завязалась драка.
Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.
