Имя существительное в русском языке

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Имя существительное в русском языке является отдельной знаменательной частью речи, обозначающей предмет. Обладает развитой морфологией, унаследованной в основном из праславянского языка: несловоизменительными категориями рода и одушевлённости — неодушевлённости, а также словоизменительными категориями числа и падежа[1].

С формальной точки зрения синтаксические функции существительного — это функции подлежащего, именного сказуемого и дополнения. С точки зрения семантики функции существительного в предложении — это выражение субъекта действия или состояния, объекта действия или состояния, предикативного признака, атрибута, обстоятельственного квалификатора[2].





Категории

Русскому существительному присущи словоизменительные категории числа и падежа и классифицирующие категории рода, одушевлённости/неодушевлённости и личности.

Падеж

Падеж в русском языке выражает отношение имён существительных к другим словам в словосочетании и предложении. Словоизменительная морфологическая категория падежа строится как противопоставление шести основных рядов форм и пяти дополнительных, различающихся флексиями, причём флексии существительных выражают одновременно падежное значение и значение числа. У несклоняемых существительных падежные значения выражаются только формами согласуемых или координируемых слов (в предложении являющихся определением либо именным сказуемым).

Шесть основных падежей:

Кроме них, в русском языке существует:

В системе шести падежей именительный падеж противопоставлен как прямой падеж остальным пяти — косвенным падежам. Он является исходной формой парадигмы, выступая в наиболее независимых синтаксических позициях; косвенные же падежи выражают, как правило, зависимость существительного от управляющего им слова. Будучи управляемыми формами, косвенные падежи выступают в сочетании с предлогами (предложно-падежные формы) и без них (беспредложные формы): видеть дом и направляться к дому; управлять машиной и сидеть в машине. Из шести падежей один (именительный) является всегда беспредложным; один употребляется только с предлогами, а потому и называется предложным; остальные четыре падежа (средние в парадигме) выступают как с предлогами, так и без них. Для косвенных падежей существенно также, какой части речи они синтаксически подчиняются; различаются приглагольное и приименное употребление падежных форм.

Основные значения именительного падежа в предложении:

  • значение субъекта действия или состояния — в слове, выполняющем синтаксическую функцию подлежащего: Мой брат изучает медицину, Книга мне нравится;
  • значение предикативного определения субъекта — в слове, выполняющем функцию сказуемого: Мой брат — студент.

В пределах текста (как обособленный член предложения или отдельное предложение), в диалогических репликах именительный падеж используется в функциях:

  • главного члена самостоятельного односоставного (назывного) предложения: Летнее утро. В воздухе тишина (А. П. Чехов);
  • обращения: Какой вы умный, Петя! (А. П. Чехов);
  • вводимой темы высказывания: Желанья!.. Что пользы напрасно и вечно желать? (М. Ю. Лермонтов);
  • ответной реплики, имеющей целью назвать предмет: Как ваша фамилия? — Иванов, Как называется этот предмет? — Фломастер.

Все эти функции связаны с называнием предмета и с отсутствием синтаксической зависимости существительного от других слов в пределах предложения. Именительный падеж широко применяется также вне текстового окружения как форма, несущая чисто назывную функцию, — например, в словарях, в перечнях (списках) предметов, в надписях, подписях, на этикетках, в заглавиях произведений.

Родительный падеж выражает значения:

  • принадлежности (в приимённой позиции): рука матери, подарок отца, (взял) карандаш соседа;
  • прямого объекта:
    • при глаголах с отрицанием (вместо винительного падежа при переходном глаголе): я не читал этой книги, не знаю этих работ;
    • при некоторых глаголах — и без отрицания: ждать приезда, желать успехов, бояться ответственности, избегать волнений;
    • при отглагольных существительных со значением действия: чтение книги, уборка снега;
  • значение субъекта при отглагольных существительных со значением действия или состояния: разговор друзей, выпадение снега;
  • количественное — в различных случаях обозначения количества предметов, степени проявления признака в предмете, ограниченного объёма вещества или совокупности однородных предметов, а также их полного отсутствия: десять дней, несколько месяцев, он старше сестры на два года, килограмм крупы, стакан молока, купить хлеба, дать воды, настроить домов, нет денег, не сказал ни слова;
  • определительное значение — в некоторых лексически ограниченных случаях приимённого употребления: мужчина среднего роста, товар первого сорта, страна озёр, человек дела;
  • временно́е обстоятельственное значение — при назывании даты: Это было пятого мая.

Дательный падеж выражает:

  • значение адресата — лица, для которого осуществляется действие: дать книгу товарищу, послать письмо отцу;
  • значение субъекта состояния — в безличных предложениях: Брату нравится путешествовать, Мне стыдно, скучно.

Основное значение винительного падежа — значение прямого объекта, то есть объекта непосредственного приложения действия, состояния: рисовать картину, рубить дрова, знать английский язык. Другие значения:

  • значение субъекта состояния — в безличных предложениях при некоторых глаголах: Больного знобит, лихорадит, Его влекло на север;
  • значение меры и степени проявления действия, состояния: Пробыл в городе неделю, Отдыхал каждую зиму в горах, весить тонну, стоить рубль.

Творительный падеж выражает значения:

  • орудия действия: писать карандашом, разрезать хлеб ножом;
  • прямого объекта — при некоторых глаголах: управлять самолётом, наслаждаться музыкой, заниматься любимым делом, владеть компьютером;
  • предикативного определения — в функции именного сказуемого: Он будет врачом, Он стал хорошим учителем;
  • субъектное значение — в пассивной конструкции предложения: Дом строится бригадой рабочих, Проект утверждён комиссией;
  • обстоятельственные значения:
    • места: ехать полями, идти лесом;
    • времени: То было раннею весной (А. К. Толстой), Я знал его ребёнком;
    • образа действия: петь басом, ходить толпой;
    • меры и степени: говорить о чём-либо целыми днями, закупать картофель мешками;
    • уточняющего признака — в приимённой позиции: земля, богатая нефтью, высокий ростом.

Основные значения предложного падежа:

  • изъяснительное (разновидность объектного значения): рассказывать о прошлом, думать о сыне;
  • обстоятельственное значение места: Жить в лесу, на даче, хоровой кружок при клубе.

Периферийные падежи используются следующим образом.

Партитив (или «2-й родительный») у существительных вещественного, собирательного и абстрактного значения, как правило, передаёт количественно-ограничительное значение: ср. мало народу, килограмм сахару, чашка чаю.

Локатив (или «2-й предложный») обозначает объект, в пределах которого совершается действие: ср. в лесу водятся зайцы, ребёнок сидит на полу, она ждала лодку на берегу, он погиб в бою, мы ждём в аэропорту.

Звательный падеж (вокатив) используется в разговорном языке при обращении, ср. Вань, поди-ка сюда! У некоторых слов сохранились остатки древнего звательного падежа, исторически вытесненного именительным: боже, господи, отче, ср. Чего тебе надобно, старче? (А. С. Пушкин).

Счётная форма и «второй винительный» выступают лишь в особых синтаксических конструкциях (см. ниже).

Число

Грамматическая категория числа является у имён существительных словоизменительной и строится как противопоставление двух рядов форм — единственного и множественного числа. Присущие древнерусскому языку особые формы двойственного числа в современном русском языке не сохранились, имеются лишь остаточные явления (формы множественного числа названий парных предметов: берега, бока, уши, плечи, колени; формы существительных час, ряд, шаг в сочетаниях типа два часа́).

У названий исчисляемых предметов и явлений форма единственного числа обозначает единичность, множественного числа — количество более одного: стол — мн. ч. столы, день — мн. ч. дни, дерево — мн. ч. деревья, гроза — мн. ч. грозы. Существительные с абстрактным, собирательным, вещественным значениями относятся к singularia tantum: толщина, баловство, зверьё, молоко, либо к pluralia tantum: хлопоты, финансы, духи́, консервы.

В тех случаях, когда у слов singularia tantum возможно образование форм множественного числа, такому образованию обязательно сопутствуют те или иные семантические осложнения: ср. «видовое множественно» типа вино — мн. ч. ви́на, красота — красо́ты, «эмфатическое множественное» при обозначении большого количества типа вода — мн. ч. во́ды, снег — снега́ и т. д.

Число существительных выражается также синтаксически — числовой формой согласуемого или координируемого слова или числительным: новая книга — мн. ч. новые книги, Студент читает/читал — мн. ч. Студенты читают/читали. У несклоняемых существительных и существительных pluralia tantum, обозначающих исчисляемые предметы, синтаксический способ выражения числа является единственным: новое пальто, одно пальто — мн. ч. новые пальто, три пальто; одни ножницы — мн. ч. двое ножниц, одни сутки — мн. ч. четверо/несколько/много суток.

Род

Категория рода у имён существительных является классифицирующей или не словоизменительной (каждое существительное относится к определённому грамматическому роду) и строится как противопоставление трёх родов — мужского, женского и среднего. Существительные мужского рода семантически определяются как слова, способные обозначать существо мужского пола, существительные женского рода — как слова, способные обозначать существо женского пола, а существительные среднего рода — как слова, не способные указывать на пол. При этом у одушевлённых существительных мужского и женского рода (названий людей и частично — названий животных) связь с обозначением пола — непосредственная (ср. отец и мать, учитель и учительница, лев и львица), а у неодушевлённых существительных (частично — также у названий животных) — опосредованная, проявляющаяся как возможность стилистического переосмысления в образе существа соответствующего пола (ср. рябина и дуб в народной песне «Тонкая рябина», а также Дед Мороз, Царевна-лягушка и т. п.). Родовые различия существительных выражены только в единственном числе, поэтому существительные pluralia tantum не принадлежат ни к одному из трёх родов. Особое место занимают так называемые существительные общего рода, способные обозначать лицо как мужского, так и женского пола и соответственно обладать грамматическими признаками мужского и женского рода (сирота, недотрога, плакса).

Род существительных выражается как морфологически — системой флексий существительного в единственном числе, так и синтаксически — родовой формой согласуемого или координируемого слова (прилагательного или другого слова, склоняющегося как прилагательное, глагола-сказуемого). Поскольку система флексий единственного числа не у всех словоизменительных типов существительных однозначно указывает на определённый род (так, существительные II склонения могут относиться и к женскому, и к мужскому роду: м. р. слуга, ж. р. прислуга), последовательно однозначным является синтаксическое выражение рода существительных. У так называемых несклоняемых существительных этот способ выражения рода является единственным (ср. р. недавнее интервью, м. р. длиннохвостый кенгуру и т. п.).

Способностью указывать на пол обладают также формы согласуемых и координируемых слов в сочетании с существительными общего рода (круглый (м. р.) сирота и круглая (ж. р.) сирота), а также с существительными мужского рода — названиями лиц по профессии, должности (врач, инженер, директор), которые могут при указании на женский пол лица сочетаться (только в форме именительного падежа) с формами женского рода координируемых и (реже) согласуемых слов: Врач пришла, У нас новая врач (разговорно).

Одушевлённость

Существительные — названия лиц и животных относятся к разряду одушевлённых, все остальные существительные — к разряду неодушевлённых. Собирательные существительные — названия совокупностей, групп людей и животных (народ, толпа, стая, стадо и т. п.) — принадлежат к неодушевлённым. К одушевлённым существительным относятся покойник, мертвец, зомби, кукла, ферзь, валет, туз, но при этом существительное труп является неодушевленным. Существительные робот, микроб, вирус испытывают колебания: так, слово робот обычно является одушевлённым в научной фантастике (Астронавигатор поприветствовал робота), но неодушевлённым, если употребляется в отношении реально существующего оборудования (На заводе установили новый промышленный робот).

Одушевлённость выражается совпадением формы винительного падежа с формой родительного падежа во множественном числе (за исключением несклоняемых существительных) и в единственном числе (только у слов мужского рода I склонения): вижу брата, братьев, сестёр, животных. У неодушевлённых существительных те же формы совпадают с формой именительного падежа: вижу стол, столы, книги, деревья. Одушевлённость/неодушевлённость существительных регулярно выражается также синтаксически — формой винительного падежа согласуемых слов (прилагательных и других слов, склоняющихся как прилагательные, а также — для одушевлённых существительных — числительных полтора, два, оба, три, четыре и собирательных числительных типа двое, пятеро): вижу своего брата, своих братьев, двух/двоих друзей, трёх подруг, пятерых солдат, но: вижу новый дом, новые дома. Все существительные употребляемые только во множественном числе — неодушевлённые; единственное исключение — слово Весы в значении знака Зодиака: В конце первого полугодия Весов ждут прекрасные любовные и дружественные отношения.

Согласовательный класс

В соответствии с набором флексий согласуемого слова (прилагательного или другого слова, склоняющегося как прилагательное) существительные делятся на семь согласовательных классов:

  • существительные мужского рода одушевлённые (брат),
  • мужского рода неодушевлённые (стол),
  • женского рода одушевлённые (сестра),
  • женского рода неодушевлённые (книга),
  • среднего рода одушевлённые (животное),
  • среднего рода неодушевлённые (окно)
  • pluralia tantum (ножницы).

Все семь согласовательных классов позволяет выявить, например, такой диагностический контекст: Я вижу больш__ Х, кажд__ из которых по-своему хорош__. Если подставить на место Х указанные выше лексемы, то будет хорошо видно, что все они имеют разные согласовательные модели, то есть разные наборы флексий, используемых согласуемыми с ними словоформами (в примере на месте этих флексий стоит подчёркивание).

Личность

Личность не имеет у существительных в русском языке особого регулярного (категориального) морфологического выражения. Существительные со значением лица входят в более широкий разряд одушевлённых существительных.

Личность выражается словообразовательно — целым рядом суффиксов существительных:

  • -ист: тракторист;
  • -щик: наборщик;
  • -льщик: носильщик;

в том числе — в названиях лиц женского пола, мотивированных существительными мужского рода со значением лица:

  • -ниц(а): писательница;
  • -ш(а): секретарша;
  • -/j/(а): гостья;
  • -есс(а): поэтесса.

К названиям лиц относятся также: все существительные общего рода; существительные мужского рода II склонения (слуга, воевода), существительные I склонения, имеющие в единственном числе словоизменительный суффикс -ин, а во множественном числе — безударную флексию -е (гражданин — граждане, крестьянин — крестьяне).

Склонение существительных

Изменение существительных по числу и падежу называется склонением. В зависимости от набора окончаний (флексий) выделяются 3 основных типа склонения. Внимание: здесь приведена нумерация склонений в научной традиции[3]. В школьной традиции принято называть первое склонение вторым, а второе — первым.

  • I[3] склонение включает существительные мужского рода с нулевой флексией в именительном падеже единственного числа: стол, конь; среднего рода с флексией -/о/ (орф. -о и -е): окно, поле; мужского рода с той же флексией: домишко, волчище, подмастерье.
  • II[3] склонение включает существительные женского, мужского и общего рода с флексией -/а/ (орф. -а и -я) в именительном падеже единственного числа: карта, земля, юноша, сирота.
  • III склонение включает
    • существительные женского рода с основой на мягкую согласную или на шипящую и с нулевой флексией в именительном падеже единственного числа: область, ночь, молодёжь и т. п.;
    • существительное мужского рода путь;
    • существительные среднего рода бремя, время, вымя, знамя, имя, племя, пламя, семя, стремя, темя и дитя.

Согласно другой концепции третье склонение включает только существительные женского рода, а существительные путь, дитя и десять вышеназванных существительных на -мя относятся к особому классу разносклоняемых существительных, не входящих в общую систему склонений и совмещающие в одной парадигме разные типы склонения[4][5].

Различие типов склонения наиболее чётко выражено в формах единственного числа.

По происхождению I склонение восходит к индоевропейскому склонению с основой на -о, II склонение — к основам на -а, III склонение — к основам на i, так называемые разносклоняемые существительные, за исключением «путь» — к основам на согласный (слово же «путь» склоняется так, как склонялись все слова мужского рода древнерусского склонения на -i, перешедшие затем в I склонение).

Единственное число

I склонение[3]
Падеж Флексии Примеры
Им. −0, -/о/ е стол конь окно поле
Род. -/а/, -/я/ стола коня окна поля
Дат. -/у/, -/ю/ столу коню окну полю
Вин. неодуш. = им. п.
одуш. = род. п. 		= им. п. = род. п. = им. п.
Твор. -/ом/, -/ем/ столом конём окном полем
Предл. -/е/ (о) столе (о) коне (об) окне (о) поле
II склонение[3]
Падеж Флексии Примеры
Им. -/а/, -/я/ карта земля сирота
Род. -/ы/, -/и/ карты земли сироты
Дат. -/е/ карте земле сироте
Вин. -/у/, -/ю/ карту землю сироту
Твор. -/ой/, -/ей/ картой, -ою землёй, -ёю сиротой, -ою
Предл. -/е/ (о) карте (о) земле (о) сироте
III склонение
Падеж Флексии Примеры
Им. −0, -/а/ степь путь имя
Род. -/и/ степи пути имени
Дат. -/и/ степи пути имени
Вин. = им. па.
Твор. -/ем/, -/ом/ степью путём именем
Предл. -/и/ (о) степи (о) пути (об) имени
Примечания:
1. Орфографические варианты флексий (например, -а и -я) здесь и далее не указываются, но отражаются в примерах.
2. Существительные I[3] склонения мужского рода на -ий и среднего рода на -ие в предложном падеже и существительные II[3] склонения на -ия в дательном и предложном падеже имеют флексию -и: санаторий — о санатории, линия — линии, о линии, знание — о знании, житие́ — о житии́; сюда же: забытьё — в забытьи́.
3. В творительном падеже существительные I[3] склонения среднего рода бытие́ и житие́ имеют флексию -е́м: бытие́м, житие́м, а существительное III склонения дитя — флексию -ей: дитятей.
4. Существительные на -ишко и -ище типа домишко, письмишко, домище, бычище образуют вариантные формы косвенных падежей по I и II склонениям: род. п. домишка и домишки, дат. п. домишку и домишке, твор. п. домишком и домишкой.
5. В творительном падеже существительных II склонения вариант флексии -ою более свойствен книжной речи и широко употребителен в поэзии.

В таблицы склонений не включены следующие три падежные формы, которые являются «морфологически неполными», то есть морфологические показатели этих падежей имеются лишь у небольшой части словоформ.

Партитив (или «2-й родительный») на -у имеется у некоторых существительных I[3] склонения мужского рода вещественного, собирательного и абстрактного значения, ср. народу, чаю, сахару, шуму, воздуху, киселю, шёлку и т. п. У прочих лексем партитив не выделяется отдельно от родительного падежа; кроме того, даже специальные формы партитива в основном всегда могут быть заменены формой родительного падежа (ср. добавь сюда сахару // сахара).

Локатив (или «2-й предложный») используется с предлогами в и на при обозначении объекта, в пределах которого совершается действие. Ряд существительных I[3] склонения мужского рода имеет в локативе ударную флексию -у́ (ср. в лесу́, в пруду́, на полу́, на берегу́, в году́, на свету́, в бою́, в аэропорту́), а ряд существительных III склонения женского рода ударную флексию -и́ (ср. в крови́, в степи́, в тени́, на двери́, в тиши́, в ночи́ — но о кро́ви, о но́чи и т. п.). Во всех остальных случаях, в том числе во множественном числе, особых форм локатива нет, используется предложный падеж.

Новозвательный падеж (вокатив, или «звательная форма») образуется от существительных II склонения путём отсечения последней гласной, ср. Вань, Дим, Танюш.

Кроме того, в особых синтаксических конструкциях выступают:

  • «Счётная форма» на -а́ — у существительных час, ряд, шаг с числительными два, три и четыре (в сочетаниях типа два часа́, три шага́ и т. п.).
  • «Второй винительный», совпадающий с именительным, но используемый после предлога в конструкциях типа годиться в отцы, пойти в солдаты и пр.

Множественное число

I склонение[3]
Падеж Флексии Мужской род Средний род.
Им. -/ы/,-/и/, -/а/,-/я/, -/е/ столы кони бояре окна поля имена
Род. -/ов/, -/ей/, −0 столов коней бояр окон полей имён
Дат. -/ам/,-/ям/ столам коням боярам окнам полям именам
Вин. неодуш. = им. п.
одуш. = род. п. 		= им. п. = род. п. = им. п.
Твор. -/ам’и/, -/ям’и/ столами конями боярами окнами полями именами
Предл. -/ах/, -/ях/ (о) столах (о) конях (о) боярах (об) окнах (о) полях (об) именах
II склонение[3]
Падеж Флексии Женский род Общий род
Им. -/и/,-/ы/, -/а/, -/е/ карты земли степи сироты
Род. -/ов/, -/ей/, −0 карт земель степей сирот
Дат. -/ам/, -/ям/ картам землям степям сиротам
Вин. неодуш. = им. п. / одуш. = род. п.
Твор. -/ам’и/, -/ям’и/ картами землями степями сиротами
Предл. -/ах/, -/ях/ (о) картах (о) землях (о) степях (о) сиротах

Нестандартные формы множественного числа

  • в ряде слов III склонения во мн. ч., как и в косв. п., проявляются части основы, не проявленные в им. п. ед. ч.:
    • мать — матери, дочь — дочери (проявляется -/ер/-, утраченная в именительном падеже единственного числа часть основы (ср. англ. mother, нем. Mutter, лат. mater; англ. daughter, нем. Tochter);
    • имя — имена, семя — семена (проявляется -/ен/-, утраченная в именительном падеже единственного числа часть основы (ср. лат. nomen, semen) — группа из десяти «разносклоняемых имён»;
  • ряд слов I[3] склонения приобретают во мн. ч. специфический суффикс:
    • -/я/-: брат — братья, друг — друзья, князь — князья, муж — мужья, колос — колосья, повод — поводья, стул — стулья, лист — листья, клок — клочья, брус — брусья, клин — клинья, прут — прутья, кол — колья, ком — комья, зуб — зубья, сук — сучья, дерево — деревья, полено — поленья, крыло — крылья, звено — звенья, перо — перья и несколько менее употребительных. Это — остаток древнего собирательного числа.
    • -/ес/-: небо — небеса, чудо — чудеса. Остались лишь два из большой группы старославянских слов, склонявшихся подобным образом. Стали склоняться правильно, но оставили производные слова с -/ес/-: слово, дерево, тело (словесный, древесный, телесный);
    • -/ов/-: сын — сыновья, кум — кумовья;
  • названия лиц, животных и грибов с суффиксом -/онок/- (орфографически также -/ёнок/-) меняют его на -/ат/- (-/ят/-): поварёнок — поварята, мышонок — мышата, опёнок — опята, и т. п.
  • названия групп людей с суффиксом -/ин/- теряют его:
    • англичанин — англичане, армянин — армяне, мусульманин — мусульмане, крестьянин — крестьяне, дворянин — дворяне, гражданин — граждане, горожанин — горожане, римлянин — римляне, южанин — южане и т. п.
    • татарин — татары, болгарин — болгары (но: грузин — грузины)
  • несколько слов меняют суффикс несистематически: хозяин — хозяева (-/ин/- — -/ев/-), судно — суда (-/н/- теряется),
  • несколько слов образуют мн. ч. от другого корня, нежели в ед. ч. (супплетивно):
    • ребёнок — дети (правильно образованные слова «дитя» и «ребята», хотя и существуют, по семантическим причинам не образуют с этими словами числовых пар)
    • человек — люди (после числительных по II склонению склоняется правильно образованное, но не имеющее формы имен. падежа, слово «*человеки»: один человек, два человека, пять человек).

Функции существительного

Синтаксические функции существительного, как и других знаменательных частей речи, могут быть охарактеризованы с формальной и семантической точек зрения.

Формальные (собственно структурные) синтаксические функции существительного — это функции подлежащего, именного сказуемого и дополнения. Существительное синтаксически подчиняет себе согласуемое определение (Дай мне синюю ручку). Существительное-подлежащее координируется со сказуемым — глаголом или именем (Петя поёт, Петя пришёл, Друзья Пети — мои коллеги). Существительное в формах косвенных падежей (в сочетании с предлогом или без него) управляется глаголом или именем либо примыкает к нему (падежное примыкание), а также выполняет роль разнообразных определителей, в том числе как приложение (Я пишу книгу, Судьба человека, Вася-гармонист).

К семантическим функциям существительного в предложении относятся функции выражения субъекта действия или состояния, объекта действия или состояния, предикативного признака, атрибута, обстоятельственного квалификатора.

Напишите отзыв о статье "Имя существительное в русском языке"

Примечания

  1. ↑ Лопатин В. В. [russkiyyazik.ru/909/ Существительное] // Русский язык. Энциклопедия / Гл. ред. Ю. Н. Караулов. — 2-е изд., перераб. и доп. — М.: Научное издательство «Большая Российская энциклопедия»; Издательский дом «Дрофа», 1997. — С. 548—550. — 721 с. — ISBN 5-85270-248-X.
  2. ↑ Лопатин, Улуханов, 2005, с. 475.
  3. ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 Лопатин В. В., Улуханов И. С. Восточнославянские языки. Русский язык // Языки мира. Славянские языки. — М.: Academia, 2005. — С. 444—513. — ISBN 5-87444-216-2.
  4. ↑ [www.hi-edu.ru/e-books/xbook107/01/index.html?part-066.htm Валгина Н. С. и др. Современный русский язык]
  5. ↑ [www.gumer.info/bibliotek_Buks/Linguist/DicTermin/r.php Розенталь Д. Э. и др. Словарь лингвистических терминов]

Литература

  1. Зализняк А. А. Русское именное словоизменение. М.: Наука, 1967 (и переиздания).
  2. Лопатин В. В., Улуханов И. С. Восточнославянские языки. Русский язык // Языки мира. Славянские языки. — М.: Academia, 2005. — С. 444—513. — ISBN 5-87444-216-2.
  3. Конявская С. В. Феномен собирательных существительных в истории русского языка // Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2006. № 1 (23). С. 45-52.


Отрывок, характеризующий Имя существительное в русском языке

Когда ему стали завязывать глаза, он поправил сам узел на затылке, который резал ему; потом, когда прислонили его к окровавленному столбу, он завалился назад, и, так как ему в этом положении было неловко, он поправился и, ровно поставив ноги, покойно прислонился. Пьер не сводил с него глаз, не упуская ни малейшего движения.
Должно быть, послышалась команда, должно быть, после команды раздались выстрелы восьми ружей. Но Пьер, сколько он ни старался вспомнить потом, не слыхал ни малейшего звука от выстрелов. Он видел только, как почему то вдруг опустился на веревках фабричный, как показалась кровь в двух местах и как самые веревки, от тяжести повисшего тела, распустились и фабричный, неестественно опустив голову и подвернув ногу, сел. Пьер подбежал к столбу. Никто не удерживал его. Вокруг фабричного что то делали испуганные, бледные люди. У одного старого усатого француза тряслась нижняя челюсть, когда он отвязывал веревки. Тело спустилось. Солдаты неловко и торопливо потащили его за столб и стали сталкивать в яму.
Все, очевидно, несомненно знали, что они были преступники, которым надо было скорее скрыть следы своего преступления.
Пьер заглянул в яму и увидел, что фабричный лежал там коленами кверху, близко к голове, одно плечо выше другого. И это плечо судорожно, равномерно опускалось и поднималось. Но уже лопатины земли сыпались на все тело. Один из солдат сердито, злобно и болезненно крикнул на Пьера, чтобы он вернулся. Но Пьер не понял его и стоял у столба, и никто не отгонял его.
Когда уже яма была вся засыпана, послышалась команда. Пьера отвели на его место, и французские войска, стоявшие фронтами по обеим сторонам столба, сделали полуоборот и стали проходить мерным шагом мимо столба. Двадцать четыре человека стрелков с разряженными ружьями, стоявшие в середине круга, примыкали бегом к своим местам, в то время как роты проходили мимо них.
Пьер смотрел теперь бессмысленными глазами на этих стрелков, которые попарно выбегали из круга. Все, кроме одного, присоединились к ротам. Молодой солдат с мертво бледным лицом, в кивере, свалившемся назад, спустив ружье, все еще стоял против ямы на том месте, с которого он стрелял. Он, как пьяный, шатался, делая то вперед, то назад несколько шагов, чтобы поддержать свое падающее тело. Старый солдат, унтер офицер, выбежал из рядов и, схватив за плечо молодого солдата, втащил его в роту. Толпа русских и французов стала расходиться. Все шли молча, с опущенными головами.
– Ca leur apprendra a incendier, [Это их научит поджигать.] – сказал кто то из французов. Пьер оглянулся на говорившего и увидал, что это был солдат, который хотел утешиться чем нибудь в том, что было сделано, но не мог. Не договорив начатого, он махнул рукою и пошел прочь.


После казни Пьера отделили от других подсудимых и оставили одного в небольшой, разоренной и загаженной церкви.
Перед вечером караульный унтер офицер с двумя солдатами вошел в церковь и объявил Пьеру, что он прощен и поступает теперь в бараки военнопленных. Не понимая того, что ему говорили, Пьер встал и пошел с солдатами. Его привели к построенным вверху поля из обгорелых досок, бревен и тесу балаганам и ввели в один из них. В темноте человек двадцать различных людей окружили Пьера. Пьер смотрел на них, не понимая, кто такие эти люди, зачем они и чего хотят от него. Он слышал слова, которые ему говорили, но не делал из них никакого вывода и приложения: не понимал их значения. Он сам отвечал на то, что у него спрашивали, но не соображал того, кто слушает его и как поймут его ответы. Он смотрел на лица и фигуры, и все они казались ему одинаково бессмысленны.
С той минуты, как Пьер увидал это страшное убийство, совершенное людьми, не хотевшими этого делать, в душе его как будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым, и все завалилось в кучу бессмысленного сора. В нем, хотя он и не отдавал себе отчета, уничтожилась вера и в благоустройство мира, и в человеческую, и в свою душу, и в бога. Это состояние было испытываемо Пьером прежде, но никогда с такою силой, как теперь. Прежде, когда на Пьера находили такого рода сомнения, – сомнения эти имели источником собственную вину. И в самой глубине души Пьер тогда чувствовал, что от того отчаяния и тех сомнений было спасение в самом себе. Но теперь он чувствовал, что не его вина была причиной того, что мир завалился в его глазах и остались одни бессмысленные развалины. Он чувствовал, что возвратиться к вере в жизнь – не в его власти.
Вокруг него в темноте стояли люди: верно, что то их очень занимало в нем. Ему рассказывали что то, расспрашивали о чем то, потом повели куда то, и он, наконец, очутился в углу балагана рядом с какими то людьми, переговаривавшимися с разных сторон, смеявшимися.
– И вот, братцы мои… тот самый принц, который (с особенным ударением на слове который)… – говорил чей то голос в противуположном углу балагана.
Молча и неподвижно сидя у стены на соломе, Пьер то открывал, то закрывал глаза. Но только что он закрывал глаза, он видел пред собой то же страшное, в особенности страшное своей простотой, лицо фабричного и еще более страшные своим беспокойством лица невольных убийц. И он опять открывал глаза и бессмысленно смотрел в темноте вокруг себя.
Рядом с ним сидел, согнувшись, какой то маленький человек, присутствие которого Пьер заметил сначала по крепкому запаху пота, который отделялся от него при всяком его движении. Человек этот что то делал в темноте с своими ногами, и, несмотря на то, что Пьер не видал его лица, он чувствовал, что человек этот беспрестанно взглядывал на него. Присмотревшись в темноте, Пьер понял, что человек этот разувался. И то, каким образом он это делал, заинтересовало Пьера.
Размотав бечевки, которыми была завязана одна нога, он аккуратно свернул бечевки и тотчас принялся за другую ногу, взглядывая на Пьера. Пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу. Таким образом аккуратно, круглыми, спорыми, без замедления следовавшими одно за другим движеньями, разувшись, человек развесил свою обувь на колышки, вбитые у него над головами, достал ножик, обрезал что то, сложил ножик, положил под изголовье и, получше усевшись, обнял свои поднятые колени обеими руками и прямо уставился на Пьера. Пьеру чувствовалось что то приятное, успокоительное и круглое в этих спорых движениях, в этом благоустроенном в углу его хозяйстве, в запахе даже этого человека, и он, не спуская глаз, смотрел на него.
– А много вы нужды увидали, барин? А? – сказал вдруг маленький человек. И такое выражение ласки и простоты было в певучем голосе человека, что Пьер хотел отвечать, но у него задрожала челюсть, и он почувствовал слезы. Маленький человек в ту же секунду, не давая Пьеру времени выказать свое смущение, заговорил тем же приятным голосом.
– Э, соколик, не тужи, – сказал он с той нежно певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы. – Не тужи, дружок: час терпеть, а век жить! Вот так то, милый мой. А живем тут, слава богу, обиды нет. Тоже люди и худые и добрые есть, – сказал он и, еще говоря, гибким движением перегнулся на колени, встал и, прокашливаясь, пошел куда то.
– Ишь, шельма, пришла! – услыхал Пьер в конце балагана тот же ласковый голос. – Пришла шельма, помнит! Ну, ну, буде. – И солдат, отталкивая от себя собачонку, прыгавшую к нему, вернулся к своему месту и сел. В руках у него было что то завернуто в тряпке.
– Вот, покушайте, барин, – сказал он, опять возвращаясь к прежнему почтительному тону и развертывая и подавая Пьеру несколько печеных картошек. – В обеде похлебка была. А картошки важнеющие!
Пьер не ел целый день, и запах картофеля показался ему необыкновенно приятным. Он поблагодарил солдата и стал есть.
– Что ж, так то? – улыбаясь, сказал солдат и взял одну из картошек. – А ты вот как. – Он достал опять складной ножик, разрезал на своей ладони картошку на равные две половины, посыпал соли из тряпки и поднес Пьеру.
– Картошки важнеющие, – повторил он. – Ты покушай вот так то.
Пьеру казалось, что он никогда не ел кушанья вкуснее этого.
– Нет, мне все ничего, – сказал Пьер, – но за что они расстреляли этих несчастных!.. Последний лет двадцати.
– Тц, тц… – сказал маленький человек. – Греха то, греха то… – быстро прибавил он, и, как будто слова его всегда были готовы во рту его и нечаянно вылетали из него, он продолжал: – Что ж это, барин, вы так в Москве то остались?
– Я не думал, что они так скоро придут. Я нечаянно остался, – сказал Пьер.
– Да как же они взяли тебя, соколик, из дома твоего?
– Нет, я пошел на пожар, и тут они схватили меня, судили за поджигателя.
– Где суд, там и неправда, – вставил маленький человек.
– А ты давно здесь? – спросил Пьер, дожевывая последнюю картошку.
– Я то? В то воскресенье меня взяли из гошпиталя в Москве.
– Ты кто же, солдат?
– Солдаты Апшеронского полка. От лихорадки умирал. Нам и не сказали ничего. Наших человек двадцать лежало. И не думали, не гадали.
– Что ж, тебе скучно здесь? – спросил Пьер.
– Как не скучно, соколик. Меня Платоном звать; Каратаевы прозвище, – прибавил он, видимо, с тем, чтобы облегчить Пьеру обращение к нему. – Соколиком на службе прозвали. Как не скучать, соколик! Москва, она городам мать. Как не скучать на это смотреть. Да червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае: так то старички говаривали, – прибавил он быстро.
– Как, как это ты сказал? – спросил Пьер.
– Я то? – спросил Каратаев. – Я говорю: не нашим умом, а божьим судом, – сказал он, думая, что повторяет сказанное. И тотчас же продолжал: – Как же у вас, барин, и вотчины есть? И дом есть? Стало быть, полная чаша! И хозяйка есть? А старики родители живы? – спрашивал он, и хотя Пьер не видел в темноте, но чувствовал, что у солдата морщились губы сдержанною улыбкой ласки в то время, как он спрашивал это. Он, видимо, был огорчен тем, что у Пьера не было родителей, в особенности матери.
– Жена для совета, теща для привета, а нет милей родной матушки! – сказал он. – Ну, а детки есть? – продолжал он спрашивать. Отрицательный ответ Пьера опять, видимо, огорчил его, и он поспешил прибавить: – Что ж, люди молодые, еще даст бог, будут. Только бы в совете жить…
– Да теперь все равно, – невольно сказал Пьер.
– Эх, милый человек ты, – возразил Платон. – От сумы да от тюрьмы никогда не отказывайся. – Он уселся получше, прокашлялся, видимо приготовляясь к длинному рассказу. – Так то, друг мой любезный, жил я еще дома, – начал он. – Вотчина у нас богатая, земли много, хорошо живут мужики, и наш дом, слава тебе богу. Сам сем батюшка косить выходил. Жили хорошо. Христьяне настоящие были. Случилось… – И Платон Каратаев рассказал длинную историю о том, как он поехал в чужую рощу за лесом и попался сторожу, как его секли, судили и отдали ь солдаты. – Что ж соколик, – говорил он изменяющимся от улыбки голосом, – думали горе, ан радость! Брату бы идти, кабы не мой грех. А у брата меньшого сам пят ребят, – а у меня, гляди, одна солдатка осталась. Была девочка, да еще до солдатства бог прибрал. Пришел я на побывку, скажу я тебе. Гляжу – лучше прежнего живут. Животов полон двор, бабы дома, два брата на заработках. Один Михайло, меньшой, дома. Батюшка и говорит: «Мне, говорит, все детки равны: какой палец ни укуси, все больно. А кабы не Платона тогда забрили, Михайле бы идти». Позвал нас всех – веришь – поставил перед образа. Михайло, говорит, поди сюда, кланяйся ему в ноги, и ты, баба, кланяйся, и внучата кланяйтесь. Поняли? говорит. Так то, друг мой любезный. Рок головы ищет. А мы всё судим: то не хорошо, то не ладно. Наше счастье, дружок, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытащишь – ничего нету. Так то. – И Платон пересел на своей соломе.
Помолчав несколько времени, Платон встал.
– Что ж, я чай, спать хочешь? – сказал он и быстро начал креститься, приговаривая:
– Господи, Иисус Христос, Никола угодник, Фрола и Лавра, господи Иисус Христос, Никола угодник! Фрола и Лавра, господи Иисус Христос – помилуй и спаси нас! – заключил он, поклонился в землю, встал и, вздохнув, сел на свою солому. – Вот так то. Положи, боже, камушком, подними калачиком, – проговорил он и лег, натягивая на себя шинель.
– Какую это ты молитву читал? – спросил Пьер.
– Ась? – проговорил Платон (он уже было заснул). – Читал что? Богу молился. А ты рази не молишься?
– Нет, и я молюсь, – сказал Пьер. – Но что ты говорил: Фрола и Лавра?
– А как же, – быстро отвечал Платон, – лошадиный праздник. И скота жалеть надо, – сказал Каратаев. – Вишь, шельма, свернулась. Угрелась, сукина дочь, – сказал он, ощупав собаку у своих ног, и, повернувшись опять, тотчас же заснул.
Наружи слышались где то вдалеке плач и крики, и сквозь щели балагана виднелся огонь; но в балагане было тихо и темно. Пьер долго не спал и с открытыми глазами лежал в темноте на своем месте, прислушиваясь к мерному храпенью Платона, лежавшего подле него, и чувствовал, что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких то новых и незыблемых основах, воздвигался в его душе.


В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
Платон Каратаев был для всех остальных пленных самым обыкновенным солдатом; его звали соколик или Платоша, добродушно трунили над ним, посылали его за посылками. Но для Пьера, каким он представился в первую ночь, непостижимым, круглым и вечным олицетворением духа простоты и правды, таким он и остался навсегда.
Платон Каратаев ничего не знал наизусть, кроме своей молитвы. Когда он говорил свои речи, он, начиная их, казалось, не знал, чем он их кончит.
Когда Пьер, иногда пораженный смыслом его речи, просил повторить сказанное, Платон не мог вспомнить того, что он сказал минуту тому назад, – так же, как он никак не мог словами сказать Пьеру свою любимую песню. Там было: «родимая, березанька и тошненько мне», но на словах не выходило никакого смысла. Он не понимал и не мог понять значения слов, отдельно взятых из речи. Каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнь. Но жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого, которое он постоянно чувствовал. Его слова и действия выливались из него так же равномерно, необходимо и непосредственно, как запах отделяется от цветка. Он не мог понять ни цены, ни значения отдельно взятого действия или слова.


Получив от Николая известие о том, что брат ее находится с Ростовыми, в Ярославле, княжна Марья, несмотря на отговариванья тетки, тотчас же собралась ехать, и не только одна, но с племянником. Трудно ли, нетрудно, возможно или невозможно это было, она не спрашивала и не хотела знать: ее обязанность была не только самой быть подле, может быть, умирающего брата, но и сделать все возможное для того, чтобы привезти ему сына, и она поднялась ехать. Если князь Андрей сам не уведомлял ее, то княжна Марья объясняла ото или тем, что он был слишком слаб, чтобы писать, или тем, что он считал для нее и для своего сына этот длинный переезд слишком трудным и опасным.
В несколько дней княжна Марья собралась в дорогу. Экипажи ее состояли из огромной княжеской кареты, в которой она приехала в Воронеж, брички и повозки. С ней ехали m lle Bourienne, Николушка с гувернером, старая няня, три девушки, Тихон, молодой лакей и гайдук, которого тетка отпустила с нею.
Ехать обыкновенным путем на Москву нельзя было и думать, и потому окольный путь, который должна была сделать княжна Марья: на Липецк, Рязань, Владимир, Шую, был очень длинен, по неимению везде почтовых лошадей, очень труден и около Рязани, где, как говорили, показывались французы, даже опасен.
Во время этого трудного путешествия m lle Bourienne, Десаль и прислуга княжны Марьи были удивлены ее твердостью духа и деятельностью. Она позже всех ложилась, раньше всех вставала, и никакие затруднения не могли остановить ее. Благодаря ее деятельности и энергии, возбуждавшим ее спутников, к концу второй недели они подъезжали к Ярославлю.
В последнее время своего пребывания в Воронеже княжна Марья испытала лучшее счастье в своей жизни. Любовь ее к Ростову уже не мучила, не волновала ее. Любовь эта наполняла всю ее душу, сделалась нераздельною частью ее самой, и она не боролась более против нее. В последнее время княжна Марья убедилась, – хотя она никогда ясно словами определенно не говорила себе этого, – убедилась, что она была любима и любила. В этом она убедилась в последнее свое свидание с Николаем, когда он приехал ей объявить о том, что ее брат был с Ростовыми. Николай ни одним словом не намекнул на то, что теперь (в случае выздоровления князя Андрея) прежние отношения между ним и Наташей могли возобновиться, но княжна Марья видела по его лицу, что он знал и думал это. И, несмотря на то, его отношения к ней – осторожные, нежные и любовные – не только не изменились, но он, казалось, радовался тому, что теперь родство между ним и княжной Марьей позволяло ему свободнее выражать ей свою дружбу любовь, как иногда думала княжна Марья. Княжна Марья знала, что она любила в первый и последний раз в жизни, и чувствовала, что она любима, и была счастлива, спокойна в этом отношении.
Но это счастье одной стороны душевной не только не мешало ей во всей силе чувствовать горе о брате, но, напротив, это душевное спокойствие в одном отношении давало ей большую возможность отдаваться вполне своему чувству к брату. Чувство это было так сильно в первую минуту выезда из Воронежа, что провожавшие ее были уверены, глядя на ее измученное, отчаянное лицо, что она непременно заболеет дорогой; но именно трудности и заботы путешествия, за которые с такою деятельностью взялась княжна Марья, спасли ее на время от ее горя и придали ей силы.
Как и всегда это бывает во время путешествия, княжна Марья думала только об одном путешествии, забывая о том, что было его целью. Но, подъезжая к Ярославлю, когда открылось опять то, что могло предстоять ей, и уже не через много дней, а нынче вечером, волнение княжны Марьи дошло до крайних пределов.
Когда посланный вперед гайдук, чтобы узнать в Ярославле, где стоят Ростовы и в каком положении находится князь Андрей, встретил у заставы большую въезжавшую карету, он ужаснулся, увидав страшно бледное лицо княжны, которое высунулось ему из окна.
– Все узнал, ваше сиятельство: ростовские стоят на площади, в доме купца Бронникова. Недалече, над самой над Волгой, – сказал гайдук.
Княжна Марья испуганно вопросительно смотрела на его лицо, не понимая того, что он говорил ей, не понимая, почему он не отвечал на главный вопрос: что брат? M lle Bourienne сделала этот вопрос за княжну Марью.
– Что князь? – спросила она.
– Их сиятельство с ними в том же доме стоят.
«Стало быть, он жив», – подумала княжна и тихо спросила: что он?
– Люди сказывали, все в том же положении.
Что значило «все в том же положении», княжна не стала спрашивать и мельком только, незаметно взглянув на семилетнего Николушку, сидевшего перед нею и радовавшегося на город, опустила голову и не поднимала ее до тех пор, пока тяжелая карета, гремя, трясясь и колыхаясь, не остановилась где то. Загремели откидываемые подножки.
Отворились дверцы. Слева была вода – река большая, справа было крыльцо; на крыльце были люди, прислуга и какая то румяная, с большой черной косой, девушка, которая неприятно притворно улыбалась, как показалось княжне Марье (это была Соня). Княжна взбежала по лестнице, притворно улыбавшаяся девушка сказала: – Сюда, сюда! – и княжна очутилась в передней перед старой женщиной с восточным типом лица, которая с растроганным выражением быстро шла ей навстречу. Это была графиня. Она обняла княжну Марью и стала целовать ее.
– Mon enfant! – проговорила она, – je vous aime et vous connais depuis longtemps. [Дитя мое! я вас люблю и знаю давно.]
Несмотря на все свое волнение, княжна Марья поняла, что это была графиня и что надо было ей сказать что нибудь. Она, сама не зная как, проговорила какие то учтивые французские слова, в том же тоне, в котором были те, которые ей говорили, и спросила: что он?
– Доктор говорит, что нет опасности, – сказала графиня, но в то время, как она говорила это, она со вздохом подняла глаза кверху, и в этом жесте было выражение, противоречащее ее словам.
– Где он? Можно его видеть, можно? – спросила княжна.
– Сейчас, княжна, сейчас, мой дружок. Это его сын? – сказала она, обращаясь к Николушке, который входил с Десалем. – Мы все поместимся, дом большой. О, какой прелестный мальчик!
Графиня ввела княжну в гостиную. Соня разговаривала с m lle Bourienne. Графиня ласкала мальчика. Старый граф вошел в комнату, приветствуя княжну. Старый граф чрезвычайно переменился с тех пор, как его последний раз видела княжна. Тогда он был бойкий, веселый, самоуверенный старичок, теперь он казался жалким, затерянным человеком. Он, говоря с княжной, беспрестанно оглядывался, как бы спрашивая у всех, то ли он делает, что надобно. После разорения Москвы и его имения, выбитый из привычной колеи, он, видимо, потерял сознание своего значения и чувствовал, что ему уже нет места в жизни.
Несмотря на то волнение, в котором она находилась, несмотря на одно желание поскорее увидать брата и на досаду за то, что в эту минуту, когда ей одного хочется – увидать его, – ее занимают и притворно хвалят ее племянника, княжна замечала все, что делалось вокруг нее, и чувствовала необходимость на время подчиниться этому новому порядку, в который она вступала. Она знала, что все это необходимо, и ей было это трудно, но она не досадовала на них.
– Это моя племянница, – сказал граф, представляя Соню, – вы не знаете ее, княжна?
Княжна повернулась к ней и, стараясь затушить поднявшееся в ее душе враждебное чувство к этой девушке, поцеловала ее. Но ей становилось тяжело оттого, что настроение всех окружающих было так далеко от того, что было в ее душе.
– Где он? – спросила она еще раз, обращаясь ко всем.
– Он внизу, Наташа с ним, – отвечала Соня, краснея. – Пошли узнать. Вы, я думаю, устали, княжна?
У княжны выступили на глаза слезы досады. Она отвернулась и хотела опять спросить у графини, где пройти к нему, как в дверях послышались легкие, стремительные, как будто веселые шаги. Княжна оглянулась и увидела почти вбегающую Наташу, ту Наташу, которая в то давнишнее свидание в Москве так не понравилась ей.
Но не успела княжна взглянуть на лицо этой Наташи, как она поняла, что это был ее искренний товарищ по горю, и потому ее друг. Она бросилась ей навстречу и, обняв ее, заплакала на ее плече.
Как только Наташа, сидевшая у изголовья князя Андрея, узнала о приезде княжны Марьи, она тихо вышла из его комнаты теми быстрыми, как показалось княжне Марье, как будто веселыми шагами и побежала к ней.
На взволнованном лице ее, когда она вбежала в комнату, было только одно выражение – выражение любви, беспредельной любви к нему, к ней, ко всему тому, что было близко любимому человеку, выраженье жалости, страданья за других и страстного желанья отдать себя всю для того, чтобы помочь им. Видно было, что в эту минуту ни одной мысли о себе, о своих отношениях к нему не было в душе Наташи.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Имя_существительное_в_русском_языке&oldid=79685353»