Не такой как все

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Иначе, чем другие (фильм)»)
Перейти к: навигация, поиск
Не такой как все
Anders als die andern
Жанр

драма

Режиссёр

Рихард Освальд

Продюсер

Рихард Освальд

Автор
сценария

Рихард Освальд
Магнус Хиршфельд

В главных
ролях

Конрад Фейдт
Анита Бербер
Магнус Хиршфельд
Хельга Моландер

Кинокомпания

Richard Oswald-Film Berlin

Длительность

50 мин

Страна

Германия
(Веймарская республика)

Язык

Немецкий

Год

1919

IMDb

ID 0009878

К:Фильмы 1919 года

«Не такой как все» (нем. Anders als die Andern) — немецкая драма 1919 года, снятая режиссёром Рихардом Освальдом в соавторстве с доктором Магнусом Хиршфельдом. Рассматривается как первый в мире фильм о гомосексуальности.





История

Магнус Хиршфельд, будучи основателем первого в мире института сексологии, ставил основной целью фильма просвещение и создание в немецком обществе полемики вокруг действующего тогда параграфа 175, предусматривающего уголовное наказание за гомосексуальность. На премьере Хиршфельд выступил перед зрителями со следующими словами:

То, что сегодня предстанет перед вашими глазами и перед вашими душами, относится к исключительно важной и непростой теме. Она трудна потому, что в отношении её среди людей существует огромное количество предрассудков и невежественных представлений. Важность этой темы заключается в том, что мы не только должны освободить геев от незаслуженного презрения, но должны таким образом повлиять на общественное мнение, чтобы исчез юридический произвол, по своему варварству сравнимый с поиском и сожжением на кострах ведьм, безбожников и еретиков. Кроме того, число людей, которые родились «не такими, как все», гораздо больше, чем это могут представить большинство родителей… Фильм, который вам первыми сейчас предстоит увидеть, позволит приблизить то время, когда будет покончено с темной безграмотностью, наука победит предрассудки, закон одолеет беззаконие, а человеческая любовь одержит победу над человеческой жестокостью и невежеством.

Сюжет

Фильм начинается с того, что известный скрипач Пауль Кёрнер читает утром некрологи в газетах, которые рассказывают от необъяснимых самоубийствах. Однако Пауль знает, что все эти люди такие же как и он — гомосексуалы, они покончили с собой из-за угрозы быть осуждёнными по 175 параграфу.

После этого в доме Пауля появляется молодой человек Курт Зиверс, который хочет стать учеником знаменитого исполнителя. Курт симпатичен Паулю, и он принимает его просьбу. Постепенно они становятся друзьями. Во время одной из прогулок по городу Пауля узнаёт его давний любовник Франц Боллек. В тот же день он является к Паулю и начинает его шантажировать, угрожая написать на них с Зиверсом донос. Испугавшись, Пауль сначала соглашается и платит Францу деньги, но по мере того как вымогательство становится всё более наглым, он отказывается. Франц проникает в дом Пауля и крадёт ценные вещи, за этим занятием его застают Пауль и Зиверс, вернувшиеся с прогулки. Зиверс ввязывается в драку, во время которой Франц обвиняет Зиверса в том, что тот — любовник Пауля. Зиверс, будучи гетеросексуалом, повергнут в шок. Он стремительно убегает из дома Пауля, а затем уезжает из города.

Совершенно подавленный Пауль Кёрнер остаётся один в доме и думает о прожитых годах. Он вспоминает о случае в школе-интернате, когда учитель застал его и его друга Макса целующимися, о последующем скандале и исключении. Вспоминает о том, как было одиноко студенческие годы. О том, как он пытался излечиться, обращался к психотерапевту-шарлатану, лечившему его гипнозом, но вскоре понял, что ничто не помогает. Судьба свела его с доктором Магнусом Хиршфельдом, взгляды которого существенно отличались от бытующего в то время мнения о гомосексуальности как о болезни. Доктор убедил Пауля жить в согласии с собой. Он вспоминает своё знакомство с Францем Боллеком в гей-кафе.

Франц осуществляет свою угрозу и пишет донос. Состоялся суд, на котором выступают известные люди в защиту Пауля и против 175 параграфа. Суд признает и Пауля, и Франца виновными. Франца — в вымогательстве со сроком лишения свободы 3 года, Пауля — за гомосексуальность, с символическим наказанием в одну неделю домашнего ареста. Однако судебный процесс превращается в общественный скандал. Пауля начинают сторониться друзья и знакомые, ему отказывают в выступлениях, даже его родители говорят ему что у него всего один достойный выход. Пауль совершает самоубийство.

Вернувшийся Зиверс узнаёт о смерти друга. Он винит себя в этом и хочет убить себя, однако Магнус Хиршфельд останавливает его:

Вы должны продолжать жить, жить, чтобы отменить предрассудки, из-за которых этот человек стал одной из бесчисленного ряда жертв… Вы должны восстановить честь этого человека и восстановить справедливость для него, и всех тех, кто был до него, и всех тех, кто будет за ним. Правосудие через знания!

Интересные факты

Лента была повторно выпущена в 1928 году. В СССР под названием «Законы любви».

Фильм был частично уничтожен нацистами в 1933 году, однако несколько его фрагментов были обнаружены в 1990-х годах в трофейном архиве на Украине и восстановлены. Ряд сцен известен только по рукописи сценария.

В 1961 году в Великобритании был снят ремейк «Жертва» с Дирком Богардом в главной роли.

Напишите отзыв о статье "Не такой как все"

Ссылки

  • [www.bok-o-bok.ru/opinion.asp?pid=29&lan=2&tid=366 Не такой, как все: через знание к справедливости]
  • [www.allmovie.com/movie/v316544 Different From the Others] (англ.) на сайте allmovie
  • [www.cinegraph.de/cgbuch/b2/b2_03.html ANDERS ALS DIE ANDERN (1919) Documents on a Controversy (Deutsch)]
  • [www.transgender-net.de/Film/film3/anders.html Transgender-Net:Anders als die Andern (Deutsch)]
  • [www.deutsches-filminstitut.de/collate/collate_sp/se/se_03a03.html Peculiarities of the Reich Moving Picture Law (RLG)]
  • [www2.rz.hu-berlin.de/sexology/GESUND/ARCHIV/HIST06.HTM Sexuality Archive Humboldt University Berlin — Films]

Отрывок, характеризующий Не такой как все

– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.