Эндер, Ина
| Ина Эндер | |
| Ina Ender | |
| Имя при рождении: |
Ина Шрайер |
|---|---|
| Род деятельности: |
член движения Сопротивления во время Второй мировой войны |
| Дата рождения: | |
| Место рождения: |
Берлин, Германия |
| Гражданство: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: |
Лениц, Германия |
| Отец: |
Эрих Шрайер |
| Мать: |
Маргарете Хятцель |
| Супруг: |
1-ый Ганс Лаутеншлягер; |
| Дети: |
1-ый брак Аксель |
| Разное: |
одна из первых женщин-полицейских в Германии, антифашист, член «Красной капеллы» |
Ина Эднер (нем. Ina Ender, урожд. Ина Шрайер, нем. Ina Schreier; (9 июля 1917 года, Берлин-Кройцберг, Германия — 27 марта 2008 года, Лениц, Германия) — одна из первых женщин-полицейских в Германии, антифашист, член движения Сопротивления во время Второй мировой войны, член организации «Красная капелла».
Содержание
Биография
Ина Шрайер родилась 9 июля 1917 года в берлинском районе Кройцберге. Она была дочерью скульптора Эриха Шрайра и портнихи Маргарете Хетцель. Её отец был одним из основателей Союза Спартака и Коммунистической партии Германии.[1]
С 1923 по 1927 год Ина обучалась в начальной школе в Кройцберге, затем перешла в школу Минны Кауэр в Нойкельне. Здесь вскоре стала членом студенческого совета. Она была первой девушкой, поступившей в школу-интернат в Шафенберге.[1] Благодаря своей дружбе с Гансом Лаутеншлягером и Гансом Коппи, в 15 лет, в 1932 году вступила, в объявленный нацистами «вне закона», Коммунистический союз молодежи (KJVD), и участвовала в политических акциях против нацистского режима.
После прихода нацистов к власти, 30 января 1933 года, её отца освободили от занимаемой должности, а в доме провели несколько обысков. Несмотря на хорошую успеваемость, ей не удалось получить аттестат зрелости. Школу в Шафенберге нацисты закрыли, а обеспечить образование дочери в другой школе родители не могли из-за отсутствия материальных средств. Мать помогла ей подготовиться к поступлению в швейное профессионально-техническое училище. Однако из-за отсутствия у матери лицензии преподавателя швейного дела Ине отказали в поступлении. Женщины стали зарабатывать на жизнь, обшивая знакомых. В 1936 году ей все же удалось устроиться на работу швеёй в дамское ателье.
В середине 1930-х годов Ину заметил популярный во времена нацистского режима фотограф Ганс Хубман и предложил сняться для обложки журнала. Став моделью в главном салоне Третьего рейха, она получила доступ в «высшее общество», который использовала для сбора информации для движения сопротивления. Например, таким образом, ей стало известно о сроках проведения операции нацистов по захвату Москвы.[1] 14 сентября 1936 года вышла замуж за Ганса Лаутеншлягера.
Как модель, она имела контракты во многих европейских городах, что давало ей право выезда из страны. В конце 1930-х годов через подругу Оду Шоттмюллер присоединилась к группе, возглавлявшейся Харро Шульце-Бойзеном и Арвидом Харнаком. Обеспечивала связь между берлинской и брюссельской группами Сопротивления.[2]
В сентябре 1942 года была арестована гестапо. Её курьерская деятельность осталась незамеченной. В июле 1943 года года Верховный суд признал её виновной в «пособничестве и подстрекательстве к мятежу» и приговорил к шести годам лишения свободы.
В мае 1945 года она была вице-мэром в Бранд-Эрбисдорфа, где проработала до лета 1946 года. После эвакуации из Польши матери и её сына Акселя Ина приняла решение вернуться в Берлин. Но ей предложили место в новообразованном защитном отделении народной полиции в Нидерзедлице, в Дрездене, куда она переехала вместе с матерью и сыном. В 1947 году её перевели в районное управление полиции Гроссенхайна. Там она несколько месяцев проработала главой ведомства в местной администрации. В 1949 году поступила на службу в уголовный розыск в должности главного уполномоченного государственного органа народной полиции в Дрездене. Она была ответственна за расследование подрывной деятельности и нацистских преступлений. В мае 1950 года, по собственному желанию, была переведена в Берлин в главное управление казарменной полиции. Уволенная за нарушение правил эксплуатации в октябре 1950 года, была принята в Торговую Организацию, ведавшую промышленными товарами, и в 1953 году стала начальником отдела. Когда её муж, Ганс Лаутеншлягер, вернулся в Берлин из советского плена, они расстались полюбовно.
В декабре 1952 года вышла замуж за Зигфрида Эндера. Приняла на себя управление несколькими экспроприированными фермами. Позднее, из-за участия в демонстрации рабочих 17 июня 1953 года, была уволена с работы, и в декабре 1954 года исключена из Социалистической единой партии Германии (SED). В связи с исключением из партии, не смогла устроиться на работу, и в мае 1955 года вернулась к профессии швеи. В 1957 году была вновь принята в SED, и в 1962 году получила место сотрудника Министерства торговли в Берлине. С 1965 по 1967 год была директором по учебной работе в Высшей школе внешней торговли (ГДР). В 1967 году подала в отставку по состоянию здоровья и получила инвалидность. С 1972 по 1975 год работала вместе с мужем в Ираке в качестве приглашённого специалиста. В ГДР она работала с молодёжью, читала лекции по истории движения сопротивления, а после воссоединения Германии, принимала активное участие в Партии демократического социализма (ПДС).
Ина Эндер умерла 27 марта 2008 года в Лениц, в Германии.
Напишите отзыв о статье "Эндер, Ина"
Литература
- Hans Lautenschläger: An der Seite Hans Coppis. Erinnerungen des Genossen Hans Lautenschläger über den Kampf der Schulze-Boysen / Harnack — Organisation. Berlin 1980
- Gert Rosiejka: Die Rote Kapelle. «Landesverrat» als antifaschistischer Widerstand. — mit einer Einführung von Heinrich Scheel. ergebnisse-Verlag: Hamburg 1986, ISBN 3-925622-16-0
- Leopold Trepper: Die Wahrheit. Autobiographie; dtv: München 1978
- Schallplatte Rote Kapelle. Dokumente aus dem antifaschistischen Widerstand. Aus Gesprächen mit Überlebenden und ausgewählte Dokumente — letzte Zeugnisse; VEB Deutsche Schallplatten: Berlin 1987 (2 LPs mit Tonaufnahmen von Ina Ender, Hans Lautenschläger und anderen)[3]
Ссылки
- [www.sk-kultur.de/tanz/schottmueller/oda11.htm Скульптура Ины Эндер]
Примечания
Отрывок, характеризующий Эндер, Ина
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.
Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.
– Я желаю мира не менее императора Александра, – начал он. – Не я ли осьмнадцать месяцев делаю все, чтобы получить его? Я осьмнадцать месяцев жду объяснений. Но для того, чтобы начать переговоры, чего же требуют от меня? – сказал он, нахмурившись и делая энергически вопросительный жест своей маленькой белой и пухлой рукой.
– Отступления войск за Неман, государь, – сказал Балашев.
– За Неман? – повторил Наполеон. – Так теперь вы хотите, чтобы отступили за Неман – только за Неман? – повторил Наполеон, прямо взглянув на Балашева.
Балашев почтительно наклонил голову.
Вместо требования четыре месяца тому назад отступить из Номерании, теперь требовали отступить только за Неман. Наполеон быстро повернулся и стал ходить по комнате.
– Вы говорите, что от меня требуют отступления за Неман для начатия переговоров; но от меня требовали точно так же два месяца тому назад отступления за Одер и Вислу, и, несмотря на то, вы согласны вести переговоры.
