Индийская перевёртка (почтовая марка)
| Индийская перевёртка | |
| англ. Inverted Head 4 Annas | |
 (Ивер #5a; Скотт #6c) | |
| Тип марки (марок) | |
|---|---|
| Страна выпуска | |
| Место выпуска | |
| Издатель | |
| Способ печати | |
| Дата выпуска | |
| Номинал |
4 анны |
| Зубцовка | |
| Причина редкости | |
| Тираж (экз.) |
не менее 24 |
| Сохранилось (экз.) |
22 |
|
20 | |
|
2 | |
| Оценка (Скотт) | |
«Индийская перевёртка», или «Перевёрнутая голова», — филателистическое название одной из первых стандартных почтовых марок Британской Индии 1854 года (Ивер #5a; Скотт #6c).
Описание
Номинал 4 анны. Марка восьмиугольная, отпечатана с красной рамкой и синим рисунком, на котором повторялся портрет королевы Виктории[1] с английских марок, выпущенных в 1847—1848 годах. Марка напечатана методом литографии на бумаге с водяным знаком листами по 12 экземпляров. Марки печатались Геодезическим ведомством (англ. Survey Office) Калькутты. Общий тираж составил 206 040 экземпляров.
История
В 1854 году Индия стала тринадцатой по счёту колонией, выпустившей официальные общегосударственные почтовые марки четырёх номиналов: ½, 1, 2 и 4 анны. На всех был помещён портрет королевы Виктории. В течение 20 лет ценность этой серии определялась тем, что она была первой общеиндийской.
В 1874 году на собрании филателистического общества в Лондоне выставили экземпляр марки в 4 анны, портрет королевы на котором был отпечатан в перевёрнутом виде. Значительно позднее компания «Стэнли Гиббонс» приобрела большую партию индийских писем. Сортируя конверты, директор фирмы Чарльз Дж. Филлипс обнаружил конверт с двумя марками в 4 анны с перевёрнутым портретом. Марки были отделены от конверта и проданы.
В 1890 году аналогичный конверт с двумя перевёртками приобрёл филателист Томас К. Тейплинг, бывший в то время вице-президентом Лондонского королевского общества. В настоящее время этот конверт хранится в Лондоне в Британском музее, которому Тейплинг завещал свою коллекцию марок.
Следующий неизвестный экземпляр перевёртки в 4 анны в гашёном виде появился в 1954 год]у на аукционе Хармера в Лондоне. Марка была выставлена Мэри Линч из Новой Зеландии и происходила из коллекции, полученной ею за 20 лет до того в наследство от двоюродной бабушки. Перевёртку продали за 3600 фунтов стерлингов.
Филателистическая ценность
Сегодня индийская перевёртка в 4 анны считается самой знаменитой филателистической ошибкой в Азии. Она произошла при печатании марки, когда четыре матрицы с портретом королевы и две с рамкой часто использовались в различных комбинациях. При одной из таких комбинаций листы были ошибочно вставлены в пресс после того, как на них уже были напечатаны рамки. Ошибка была обнаружена и исправлена в процессе печати, однако ещё до этого часть листов уже поступила в продажу.
Предполагается, что всего было отпечатано два, а может быть, и более листов с перевёрнутым портретом. До настоящего времени обнаружено 22 экземпляра редкой ошибки — 20 гашёных и 2 чистые марки. Большинство из них обрезаны по форме рисунка — восьмиугольника, и лишь несколько остались в форме прямоугольника. Последние оцениваются намного выше.
См. также
Напишите отзыв о статье "Индийская перевёртка (почтовая марка)"
Примечания
- ↑ Давыдов П. Г. [mirmarok.ru/prim/view_article/554/ Виктория Ганноверская]. Знаменитые люди: Персоналии почты и филателии. Смоленск: Мир м@рок; Союз филателистов России (25 октября 2009). Проверено 15 февраля 2011. [www.webcitation.org/65QfOptIU Архивировано из первоисточника 13 февраля 2012].
Литература
|
Портал «Филателия» |
|---|
- Юринов Б. Индийская перевёртка // Филателия. — 1996. — № 1. — С. 59.
Отрывок, характеризующий Индийская перевёртка (почтовая марка)
Люди этой партии говорили и думали, что все дурное происходит преимущественно от присутствия государя с военным двором при армии; что в армию перенесена та неопределенная, условная и колеблющаяся шаткость отношений, которая удобна при дворе, но вредна в армии; что государю нужно царствовать, а не управлять войском; что единственный выход из этого положения есть отъезд государя с его двором из армии; что одно присутствие государя парализует пятьдесят тысяч войска, нужных для обеспечения его личной безопасности; что самый плохой, но независимый главнокомандующий будет лучше самого лучшего, но связанного присутствием и властью государя.В то самое время как князь Андрей жил без дела при Дриссе, Шишков, государственный секретарь, бывший одним из главных представителей этой партии, написал государю письмо, которое согласились подписать Балашев и Аракчеев. В письме этом, пользуясь данным ему от государя позволением рассуждать об общем ходе дел, он почтительно и под предлогом необходимости для государя воодушевить к войне народ в столице, предлагал государю оставить войско.
Одушевление государем народа и воззвание к нему для защиты отечества – то самое (насколько оно произведено было личным присутствием государя в Москве) одушевление народа, которое было главной причиной торжества России, было представлено государю и принято им как предлог для оставления армии.
Х
Письмо это еще не было подано государю, когда Барклай за обедом передал Болконскому, что государю лично угодно видеть князя Андрея, для того чтобы расспросить его о Турции, и что князь Андрей имеет явиться в квартиру Бенигсена в шесть часов вечера.
В этот же день в квартире государя было получено известие о новом движении Наполеона, могущем быть опасным для армии, – известие, впоследствии оказавшееся несправедливым. И в это же утро полковник Мишо, объезжая с государем дрисские укрепления, доказывал государю, что укрепленный лагерь этот, устроенный Пфулем и считавшийся до сих пор chef d'?uvr'ом тактики, долженствующим погубить Наполеона, – что лагерь этот есть бессмыслица и погибель русской армии.
Князь Андрей приехал в квартиру генерала Бенигсена, занимавшего небольшой помещичий дом на самом берегу реки. Ни Бенигсена, ни государя не было там, но Чернышев, флигель адъютант государя, принял Болконского и объявил ему, что государь поехал с генералом Бенигсеном и с маркизом Паулучи другой раз в нынешний день для объезда укреплений Дрисского лагеря, в удобности которого начинали сильно сомневаться.
Чернышев сидел с книгой французского романа у окна первой комнаты. Комната эта, вероятно, была прежде залой; в ней еще стоял орган, на который навалены были какие то ковры, и в одном углу стояла складная кровать адъютанта Бенигсена. Этот адъютант был тут. Он, видно, замученный пирушкой или делом, сидел на свернутой постеле и дремал. Из залы вели две двери: одна прямо в бывшую гостиную, другая направо в кабинет. Из первой двери слышались голоса разговаривающих по немецки и изредка по французски. Там, в бывшей гостиной, были собраны, по желанию государя, не военный совет (государь любил неопределенность), но некоторые лица, которых мнение о предстоящих затруднениях он желал знать. Это не был военный совет, но как бы совет избранных для уяснения некоторых вопросов лично для государя. На этот полусовет были приглашены: шведский генерал Армфельд, генерал адъютант Вольцоген, Винцингероде, которого Наполеон называл беглым французским подданным, Мишо, Толь, вовсе не военный человек – граф Штейн и, наконец, сам Пфуль, который, как слышал князь Андрей, был la cheville ouvriere [основою] всего дела. Князь Андрей имел случай хорошо рассмотреть его, так как Пфуль вскоре после него приехал и прошел в гостиную, остановившись на минуту поговорить с Чернышевым.
Пфуль с первого взгляда, в своем русском генеральском дурно сшитом мундире, который нескладно, как на наряженном, сидел на нем, показался князю Андрею как будто знакомым, хотя он никогда не видал его. В нем был и Вейротер, и Мак, и Шмидт, и много других немецких теоретиков генералов, которых князю Андрею удалось видеть в 1805 м году; но он был типичнее всех их. Такого немца теоретика, соединявшего в себе все, что было в тех немцах, еще никогда не видал князь Андрей.
Пфуль был невысок ростом, очень худ, но ширококост, грубого, здорового сложения, с широким тазом и костлявыми лопатками. Лицо у него было очень морщинисто, с глубоко вставленными глазами. Волоса его спереди у висков, очевидно, торопливо были приглажены щеткой, сзади наивно торчали кисточками. Он, беспокойно и сердито оглядываясь, вошел в комнату, как будто он всего боялся в большой комнате, куда он вошел. Он, неловким движением придерживая шпагу, обратился к Чернышеву, спрашивая по немецки, где государь. Ему, видно, как можно скорее хотелось пройти комнаты, окончить поклоны и приветствия и сесть за дело перед картой, где он чувствовал себя на месте. Он поспешно кивал головой на слова Чернышева и иронически улыбался, слушая его слова о том, что государь осматривает укрепления, которые он, сам Пфуль, заложил по своей теории. Он что то басисто и круто, как говорят самоуверенные немцы, проворчал про себя: Dummkopf… или: zu Grunde die ganze Geschichte… или: s'wird was gescheites d'raus werden… [глупости… к черту все дело… (нем.) ] Князь Андрей не расслышал и хотел пройти, но Чернышев познакомил князя Андрея с Пфулем, заметив, что князь Андрей приехал из Турции, где так счастливо кончена война. Пфуль чуть взглянул не столько на князя Андрея, сколько через него, и проговорил смеясь: «Da muss ein schoner taktischcr Krieg gewesen sein». [«То то, должно быть, правильно тактическая была война.» (нем.) ] – И, засмеявшись презрительно, прошел в комнату, из которой слышались голоса.
