Индифферентизм
Индифферентизм — постоянное равнодушие или безразличие в отношении к чему-нибудь.
Принципиальное значение имеет индифферентизм в области высших вопросов жизни и знания — индифферентизм религиозный и философский. Противоположная индифферентизму крайность есть фанатизм, коего не чужда и философия (αυτός έφα — сам сказал — пифагорейцев, jurare in verba magistri).
Обе крайности обусловлены психологически различием темпераментов, но помимо этого индифферентизм всегда искал себе теоретического оправдания, переходя таким образом в скептицизм.
Кроме скептических соображений философского характера, индифферентизм находит себе общедоступную опору в фактическом существовании множества отрицающих друг друга систем и учений. Для ума, вышедшего из состояния непосредственной уверенности, но не имеющего возможности или охоты к самостоятельному исследованию высших начал, индифферентизм представляется естественным выходом.
Не следует, однако, думать, что эта точка зрения непременно совпадает с широким отношением к чужим убеждениям и верованиям, то есть с веротерпимостью. Признавая все учения теоретически ложными или по крайней мере недостоверными, можно некоторые из них считать практически вредными и беспощадно преследовать.
Таким образом, веротерпимость, несовместимая с тёмным фанатизмом, не всегда совмещается и с его противоположностью — полупросвещённым индифферентизмом; она может быть действительно обеспечена лишь во имя безусловного начала справедливости, при вере в превосходство нравственной силы над физической.
Напишите отзыв о статье "Индифферентизм"
Литература
|
индифферентизм в Викисловаре? |
|---|---|
|
Равнодушие в Викицитатнике? |
Кино
Наглядным примером проявления равнодушия людей является художественный фильм режиссёра Вадима Зобина «Воскресенье, половина седьмого» (1988)
См. также
<imagemap>: неверное или отсутствующее изображение |
Для улучшения этой статьи желательно?:
|
Отрывок, характеризующий Индифферентизм
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
