Индокитайские войны

Индокитайские войны
Основной конфликт: Холодная война
Вьетнам, Лаос, Камбоджа. Карта Французского Индокитая
Дата	1946 — 1991
Место	Юго-Восточная Азия
Противники
Северный Вьетнам Северный Вьетнам КНР КНР
Командующие
неизвестно неизвестно
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Индокитайские войны — используемое в западной военно-исторической литературе название вооружённых конфликтов, происходивших в Индокитае (Юго-Восточной Азии) с 1946 по 1991 год. Само название употребляется довольно часто, однако хронологические и географические рамки этих войн чётко не установлены, что позволяет каждому автору интерпретировать их по-своему.

Первая Индокитайская война

Хронологические рамки и содержание Первой Индокитайской войны определяются наиболее чётко. Эта война велась Францией за сохранение своих индокитайских колоний. Она началась в 1946 (начало полномасштабной войны во Вьетнаме) году. Завершилась в 1954 году подписанием Женевских соглашений. Основные события войны происходили на территории Вьетнама. Также боевые действия велись на территории Камбоджи и Лаоса, однако здесь они не оказали значительного влияния на ход войны. Во всех случаях Франция при поддержке местных союзников (а с 1950 года и при поддержке США) вела борьбу против местных коммунистических повстанцев, сражавшихся за независимость своих стран при активном содействии Китая и Советского Союза, являвшегося их "патроном".

Вторая Индокитайская война

Вторая Индокитайская война имеет запутанную структуру. Иногда её сводят исключительно к боевым действиям в Северном и Южном Вьетнаме, что является упрощением.

Война завершилась в 1975 году (окончание боевых действий в Южном Вьетнаме и Камбодже). Сущностью войны была борьба местных правительств Южного Вьетнама, Лаоса и Камбоджи поддерживаемых Северным Вьетнамом. Таким образом, название объединяет три различные войны — Вьетнамскую войну, гражданскую войну в Лаосе и гражданскую войну в Камбодже. Две последние имели свои внутренние причины, однако постепенно они оказались в той или иной степени связаны с боевыми действиями во Вьетнаме. Это было обусловлено действиями основных противников в этом конфликте. Руководство США исходило из так называемой «доктрины домино», согласно которой, победа коммунистов в одном из государств региона неизбежно вела к их победе в других странах. Северный Вьетнам использовал территорию Лаоса и Камбоджи для переброски своих войск на юг, а также непосредственно участвовал в местных гражданских войнах.

Третья Индокитайская война

Американский военный историк Филипп Дэвидсон считал, что Вторая Индокитайская война завершилась в 1973 году подписанием Парижского соглашения о прекращении огня. Третья война, согласно ему, началась вследствие нарушения Северным Вьетнамом этого соглашения и завершилась в 1975 году.

Однако, наиболее заслуженно Третьей Индокитайской войной называется историческое вооружённое противостояние между собой в Индокитае, в конце XX века, расколовшихся на два блока так называемых «коммунистических стран». Соответственно, сюда могут включаться Кампучийско-вьетнамская война (1975—1989), Китайско-вьетнамская война (1979) и Китайско-вьетнамские вооружённые столкновения (1979—1990). Конец этому третьему значительному вооружённому противостоянию в Индокитае положили в 1991 году распад и исчезновение с политической сцены истории СССР - государства-лидера одного из двух враждовавших «коммунистических» блоков.

Библиография

• Дэвидсон Ф. Война во Вьетнаме (1946—1975) = Vietnam at War: The History 1946-1975. — М.: Изографус, Эксмо, 2002. — С. 816.

Отрывок, характеризующий Индокитайские войны

– Горе наше общее, и будем делить всё пополам. Все, что мое, то ваше, – сказала она, оглядывая лица, стоявшие перед нею.
Все глаза смотрели на нее с одинаковым выражением, значения которого она не могла понять. Было ли это любопытство, преданность, благодарность, или испуг и недоверие, но выражение на всех лицах было одинаковое.
– Много довольны вашей милостью, только нам брать господский хлеб не приходится, – сказал голос сзади.
– Да отчего же? – сказала княжна.
Никто не ответил, и княжна Марья, оглядываясь по толпе, замечала, что теперь все глаза, с которыми она встречалась, тотчас же опускались.
– Отчего же вы не хотите? – спросила она опять.
Никто не отвечал.
Княжне Марье становилось тяжело от этого молчанья; она старалась уловить чей нибудь взгляд.
– Отчего вы не говорите? – обратилась княжна к старому старику, который, облокотившись на палку, стоял перед ней. – Скажи, ежели ты думаешь, что еще что нибудь нужно. Я все сделаю, – сказала она, уловив его взгляд. Но он, как бы рассердившись за это, опустил совсем голову и проговорил:
– Чего соглашаться то, не нужно нам хлеба.
– Что ж, нам все бросить то? Не согласны. Не согласны… Нет нашего согласия. Мы тебя жалеем, а нашего согласия нет. Поезжай сама, одна… – раздалось в толпе с разных сторон. И опять на всех лицах этой толпы показалось одно и то же выражение, и теперь это было уже наверное не выражение любопытства и благодарности, а выражение озлобленной решительности.
– Да вы не поняли, верно, – с грустной улыбкой сказала княжна Марья. – Отчего вы не хотите ехать? Я обещаю поселить вас, кормить. А здесь неприятель разорит вас…
Но голос ее заглушали голоса толпы.
– Нет нашего согласия, пускай разоряет! Не берем твоего хлеба, нет согласия нашего!
Княжна Марья старалась уловить опять чей нибудь взгляд из толпы, но ни один взгляд не был устремлен на нее; глаза, очевидно, избегали ее. Ей стало странно и неловко.
– Вишь, научила ловко, за ней в крепость иди! Дома разори да в кабалу и ступай. Как же! Я хлеб, мол, отдам! – слышались голоса в толпе.
Княжна Марья, опустив голову, вышла из круга и пошла в дом. Повторив Дрону приказание о том, чтобы завтра были лошади для отъезда, она ушла в свою комнату и осталась одна с своими мыслями.


Долго эту ночь княжна Марья сидела у открытого окна в своей комнате, прислушиваясь к звукам говора мужиков, доносившегося с деревни, но она не думала о них. Она чувствовала, что, сколько бы она ни думала о них, она не могла бы понять их. Она думала все об одном – о своем горе, которое теперь, после перерыва, произведенного заботами о настоящем, уже сделалось для нее прошедшим. Она теперь уже могла вспоминать, могла плакать и могла молиться. С заходом солнца ветер затих. Ночь была тихая и свежая. В двенадцатом часу голоса стали затихать, пропел петух, из за лип стала выходить полная луна, поднялся свежий, белый туман роса, и над деревней и над домом воцарилась тишина.
Одна за другой представлялись ей картины близкого прошедшего – болезни и последних минут отца. И с грустной радостью она теперь останавливалась на этих образах, отгоняя от себя с ужасом только одно последнее представление его смерти, которое – она чувствовала – она была не в силах созерцать даже в своем воображении в этот тихий и таинственный час ночи. И картины эти представлялись ей с такой ясностью и с такими подробностями, что они казались ей то действительностью, то прошедшим, то будущим.
То ей живо представлялась та минута, когда с ним сделался удар и его из сада в Лысых Горах волокли под руки и он бормотал что то бессильным языком, дергал седыми бровями и беспокойно и робко смотрел на нее.
«Он и тогда хотел сказать мне то, что он сказал мне в день своей смерти, – думала она. – Он всегда думал то, что он сказал мне». И вот ей со всеми подробностями вспомнилась та ночь в Лысых Горах накануне сделавшегося с ним удара, когда княжна Марья, предчувствуя беду, против его воли осталась с ним. Она не спала и ночью на цыпочках сошла вниз и, подойдя к двери в цветочную, в которой в эту ночь ночевал ее отец, прислушалась к его голосу. Он измученным, усталым голосом говорил что то с Тихоном. Ему, видно, хотелось поговорить. «И отчего он не позвал меня? Отчего он не позволил быть мне тут на месте Тихона? – думала тогда и теперь княжна Марья. – Уж он не выскажет никогда никому теперь всего того, что было в его душе. Уж никогда не вернется для него и для меня эта минута, когда бы он говорил все, что ему хотелось высказать, а я, а не Тихон, слушала бы и понимала его. Отчего я не вошла тогда в комнату? – думала она. – Может быть, он тогда же бы сказал мне то, что он сказал в день смерти. Он и тогда в разговоре с Тихоном два раза спросил про меня. Ему хотелось меня видеть, а я стояла тут, за дверью. Ему было грустно, тяжело говорить с Тихоном, который не понимал его. Помню, как он заговорил с ним про Лизу, как живую, – он забыл, что она умерла, и Тихон напомнил ему, что ее уже нет, и он закричал: „Дурак“. Ему тяжело было. Я слышала из за двери, как он, кряхтя, лег на кровать и громко прокричал: „Бог мой!Отчего я не взошла тогда? Что ж бы он сделал мне? Что бы я потеряла? А может быть, тогда же он утешился бы, он сказал бы мне это слово“. И княжна Марья вслух произнесла то ласковое слово, которое он сказал ей в день смерти. «Ду ше нь ка! – повторила княжна Марья это слово и зарыдала облегчающими душу слезами. Она видела теперь перед собою его лицо. И не то лицо, которое она знала с тех пор, как себя помнила, и которое она всегда видела издалека; а то лицо – робкое и слабое, которое она в последний день, пригибаясь к его рту, чтобы слышать то, что он говорил, в первый раз рассмотрела вблизи со всеми его морщинами и подробностями.