Индонезийцы

Индонезийцы

Язык	индонезийский
Религия	ислам суннитского толка
Расовый тип	Монголоидная раса
Родственные народы	Малайцы, Яванцы

Индонезийцы:

• Группа народов Юго-Восточной Азии, проживающих на о-вах Зондского и Филиппинского архипелагов, в Малайзии и других странах Индокитая, на о. Тайвань, и относящихся к западно-австронезийской группе австронезийской языковой семьи. Общая численность — 220 млн чел.
• Собственно индонезийцы — народы Индонезии. Численность — 155 млн чел. Классификация их слабо разработана, выделяют от 70 до 300 народностей, большинство справочников указывают цифру 150. Язык межнационального общения и государственный язык Индонезии — индонезийский. Каждый народ имеет также свой язык или диалект, наиболее крупные: яванский, мадурский, бугийский, минангкабау, балийский, сундский, макассарский.

Этнический состав

Яванцы, мадурцы, сунды (или сунданцы) — вместе 75 млн; так называемые малайцы, сюда входят риау, палембанги, джамби, минангкабау, банджары, лебонги, лампунги (Суматра) и малайцы Калимантана (Саравак, Сабах, Бруней) — 14 млн; ачех (Суматра) — 1,8 млн, батаки (Суматра) — 2,7 млн; буги, макассары, тораджи, минахасцы, мандары и др. народы Сулавеси — 8,5 млн; даяки — общее название малочисленных народов Калимантана, пунаны, кубу и лубу — самые отсталые народы (Климантан) и оранг-лауты («люди моря»), кочуют по морю; на малых островах этноним обычно совпадает с названием острова: балийцы (2,2 млн.), сумбаванцы, алорцы, серамцы, буру. Общее самоназвание — оранг индонесиа, у отдельных — типа оранг палембанг.

Природа и хозяйство Индонезии

Индонезия включает множество островов, около 3000, больших и мелких. Крупнейшие: Суматра, Калимантан (прежде — Борнео), Ява, Бали, Сулавеси. Климат — экваториальный. Природные ресурсы разнообразны и богаты: нефть, олово, бокситы, никель, марганец, медь, свинец, хром, цинк, леса с ценными породами деревьев (60 % территории). Основа экспорта — нефть, Основной транспорт - железнодорожный и морской. 60 % населения занято в сельском хозяйстве. У малых народов преобладает подсечно-огневое земледелие (батаки, даяки, тораджи, тидорцы, амбонцы, минахасы, ниасцы, миасцы и др.). Более развитые народы заняты возделыванием кокосовой пальмы, гевеи, риса, сахарного тростника, разработкой древесины, рыболовством, скотоводство развито слабо. Самые отсталые, пунаны, кубу, лубу и др. — охотники, собиратели. Богат животный мир, особо почитается оранг-утан, в переводе «человек леса».

Социальная структура

В социальной структуре более развитых народов основу составляют две организации — деса и субак. Деса — сельская община, объединяющая людей по территориальному признаку. Её возглавляет совет (крама-деса), староста (клиан-деса), секретарь (паньярикан), хранитель адата (бендес), ответственный за общественные работы (пасека) и жрец (пемангку). Субак — это район одной оросительной системы, получающий воду из одного источника. Административно и территориально с десой он не совпадает. Руководят им совет — деван-пенгурус, и председатель — клиан-субак. У примитивных народов сохраняется первобытно-общинный строй и родо-племенные отношения. Верования — анимизм, роль жреца играет шаман (дукун).
На Бали, где сильны древние традиции и сохраняется индуизм, общество до сих пор делится на касты. Но если в Индии их много (джати), то здесь — только четыре основных (варны): брахманы, ксатри, весьи, судра. В целом же общество делится на сословия: граждане (вонг чилик), торговцев (сантри), дворян (прийян), аристократов (ндара). Царей в древности называли роджо. Существуют такие должности (мусульманского происхождения): кади — глава всех мусульман, имам — глава мечети, хатиб — проповедник, мадин — певчий, муэдзин. Большим почетом пользуются гуру (или гуру агама), священноучители.

История

Зондский архипелаг заселен во времена палеолита, первоначально — темнокожими веддоидами, меланезоидами, папуасами. Люди южномонголоидного типа переселялись волнами и постепенно вытесняли темнокожих. Местами сейчас сохраняются остатки этого реликтового населения, малочисленные племена, например, на Филиппинах — аэта и др. племена негритосов. Много археологических находок на Яве и Бали. Древнейшие из них — мегалиты, то есть каменные сооружения культового назначения. Много бронзовых изделий, мотыг, браслетов, колец. Часто такие предметы хранят в храмах, как реликвии. Вероятно, связи между Индонезией и Индией давние и тесные. Первоначальное распространение индуизма, буддизма, индийских культов на о. Бали сохраняется до сих пор, на Бали и Яве много индуистских храмов. В языке индонезийцев изобилие слов индийского происхождения.

В 8-10 вв. на Яве и Суматре была сильна династия Шайлендра. В 11 в. часть Суматры и часть п-ова Малакка входили в состав империи Шривиджайя, а чуть позднее сформировалась империя Маджапахит со столицей в Моджокерто (Ява). После 1520 г. она распалась. Начался период феодальной раздробленности. В 1518 г. из Испании вышла флотилия Магеллана. Испанцев привлекали пряности, им необходимо было найти путь в Юго-восточную Азию. В 1521 г. остатки флотилии появились в районе Зондских о-вов. Считается, что первый человек, прошедший вокруг света, — Элькано, офицер, сменивший погибшего на Филиппинах Магеллана. Но известно также, что в экспедиции участвовал малаец Энрико, привезенный когда-то в Европу в качестве раба. Его взяли как переводчика. Когда же испанцы достигли Зондских о-вов, и Энрико начал понимать речь местных жителей, он сбежал. Вот он первым и обогнул земной шар. В 1597 г. происходит первое столкновение с голландцами. Первым проложил дорогу к колонизации авантюрист Корнелиус Хутман. Начался колониальный период, продолжавшийся до 1949 г. Первый губернатор в Индонезии — Питер Бот (1609—1614). В 1942—1945 гг. Индонезия была оккупирована японскими войсками. После 2-й мировой войны в результате упорной борьбы с голландскими колонизаторами Индонезия добилась независимости. В 1949 г. была провозглашена республика, её первым президентом стал Сукарно.

Быт индонезийцев

Сельские жители проживают в кампонгах (поселках, деревнях). Традиционный дом имеет вогнутую в середине форму крыши, выступающую по краям вперед и вверх. Строится дом из растительных материалов, бамбука, листьев. Усадьба состоит не из одного дома, а из нескольких построек. Иногда она окружена легкой бамбуковой изгородью, иногда нет. Такие усадьбы разбросаны среди кокосовых рощиц и полей, называемых по-местному «савах».

Такова картина на Яве и других островах, но на острове Бали, где древняя культура сохранилась лучше, все обстоит совершенно иначе. Там жилые постройки скрыты за мощными глинобитными стенами с узкими воротами. Стена покрыта сверху черепицей, чтобы её не размывали дожди. Зажиточные семьи украшают ворота скульптурами и барельефами. Чаще всего это маска злого дамона Кала. Усадьба состоит из нескольких построек, называется пекаранган(двор), а у аристократов — «пури» (замок, дворец). Интересно, что это слово сходно с названием храма — «пура». В облике балийских селений бросается в глаза изобилие ритуальных сооружений. Это храмы (пура) и святилища (меру). Последние имеют вид многоярусной башни и символизируют почитаемые здесь горы. Крупные города имеют несколько улиц, площадь, обычные в нашем понимании дома, кинотеатры, отели, лавочки.

У ментавайцев традиционный дом (ума) — это и дом, и храм. Его могут занимать несколько семей, каждая занимает по комнате, и одну из комнат занимает жрец. Или дом делится на три части — мужскую, женскую и кухню. Спят на полу, на циновках. Женятся молодые люди по своему усмотрению, но с согласия родителей. Многоженство разрешено, но семьи в основном моногамные. Каждое событие в жизни, рождение, достижение зрелости, брак, сопровождаются пышными церемониями. Народность минангкабау имеет особенность: у них матрилинейный род, матриархат.

Мужчины здесь даже не живут дома, а приходят по мере необходимости. Все имущество и дом принадлежит женщине, инициатива в выборе жениха тоже принадлежит ей. В каждом поселке минангкабау есть общинный дом (сурау), это и церковь, и школа одновременно. Это также и ночлежка для тех, у кого нет крыши. Здесь ночуют также многие женатые мужчины. Основу пищи индонезийцев составляет рис. Популярные блюда из риса — наси улам (жареный рис, приправленный ломтиками овощей), и наси горенг (то же, но с приправой из рыбы, овощей, перца, соли). Рис готовят рассыпчатый. Мясо употребляют редко: по праздникам. Молочные продукты употребляют только в городах, под влиянием европейцев. Широко используются местные плоды: бананы, ананасы, манго, нгако, рамбутаны, чемпедаки, дурианы. Дуриан называют «королём фруктов». Прежде было распространено жевание бетеля, но сейчас оно вытесняется курением. У некоторых народов традиции немного отличаются. В местах, не затронутых цивилизацией (о. Сиберут, арх. Ментаваи) люди живут охотой. В пищу могут идти кокосы, саго, бананы, таро, мясо обезьян, рыба, крабы, личинки муравьёв, насекомые. Охотятся с луком и стрелами, и ещё с сумпитаном, это духовое ружье с отравленными стрелами, которые выдуваются ртом.

Национальный костюм индонезийцев-мусульман состоит из рубашки (баджу) и саронга(тип юбки до пят) у мужчин, кофты(кебая) и саронга у женщин. Мужчины носят феску (пичи). У женщин распространен наплечный платок (сленданг). Ходят часто босиком или в сандалиях. Каин и додот — разновидности саронга на о. Бали. Менее цивилизованные носят набедренные повязки или юбки из листьев. Женщины у даяков заворачиваются в покрывало от пояса до колен. Грудь — обнажена. Ткани всегда яркие, с орнаментом.

Самая многочисленная народность Калимантана — даяки. Калимантан по-даякски означает «сырое саго». Дома строят длинные, до 30 м, из бамбука, на сваях, между которыми держат свиней и кур. Руай — большая комната, общая. На базарах продают саго или плетеные изделия. Живут по берегам рек, занимаются охотой и рыболовством, в меньшей степени сельским хозяйством. Тело покрывают татуировкой. Прежде у даяков был обычай — охота за головами. Юноша не мог рассчитывать на благосклонность девушки, если у него не было двух-трех отрезанных у врага голов. Никакие другие достоинства жениха без этого не ценились. Этот обычай был упразднен только в годы второй мировой войны — стараниями японской оккупационной администрации. С этим обычаем связан праздник птицы-носорога (гавай-кеньяланг). Прежде это была прелюдия к нападению на врага. Вырезанные из дерева скульптуры птиц-носорогов ставились на столбы клювом в сторону врага, в жертву приносили петуха, закалывали свиней, праздновали и после этого нападали. Теперь эта церемония ограничена подношением цветов.

Индонезия — область активной вулканической деятельности. С этим связано много проблем. Извержения вулканов разрушают поселки островитян, но тем не менее многие живут на склонах вулканов, поскольку почвы, образующиеся на пепле, плодородны, а легкие хижины легко отстроить заново.

Культура, ремесла, искусство

С древнейших времен культура была более всего развита на островах Ява и Бали. Древней религией здесь был индуизм, несколько позже пришёл буддизм. В XIV—XV веках сюда проник ислам. Наиболее известные индуистские и буддийские храмы находятся на Яве — Боробудур (буддийский храм) и Лоро Джонгранг (комплекс индуистских храмов в Прамбанане). Много храмов на о. Бали, все они богато украшены орнаментом. Из ремесел здесь уже в древности были известны прежде всего каменная кладка, плотницкие работы, сооружение каноэ, быстоходных лодок, кузнечное ремесло, обработка бронзы, серебра, золота, железа, плетение ковров и циновок. Ткачество — исключительно женское занятие. В Индонезии изготовляли оружие широко известен крис, кинжал или меч с волнообразным лезвием. Есть разновидности криса — яванская, малайская, балийская и другие.

В настоящее время Индонезия имеет развитую литературу, театр, живопись, славится балийская резьба по дереву. Первыми литературными памятниками считаются подписи на камнях VII—VIII веков на древне-яванском языке, выполненные древнеиндийским шрифтом. Впоследствии развились жанры: пусаки (рассказы о магической силе), пантун(четверостишие), тербанганы (рассказы о пророке), париканы — то же на Бали, что пантуны на Яве. Из фольклора широко известны сказки о хитром и находчивом карликовом оленьке канчиле.

Виды театров:

• ваянг кулит — теневой
• ваянг голек — кукольный(трех видов)
• ваянг бебер — движущихся картин
• ваянг тоненг — с актерами в масках
• ваянг оранг — с актерами без масок

Традиционный индонезийский оркестр — гамелан, состоит из ребаба (скрипка в две струны), сулинга (флейта), кенданга (барабан) и разных гонгов. Ведущую роль играет кенданг. Разновидности оркестров: гамелан-гонг-геде, балийский, сюда входят кенданги, ченг-ченг(тарелки), гонги, гонг-геде-пелегонган, с меньшим количеством инструментов, гендер-вайянг, и это ещё не все типы оркестров. Есть и другие инструменты — челемпунг, щипковый, типа гуслей, бонанг — ударный (на Яве), рейонг и теромпонг — то же(на Бали). Самым любимым видом искусства являются танцы. Танцев огромное множество: легонг(для девушек), джогед(исполняется юношей и девушкой), барис(10-12 мужчин, воинственный), джаук(т. злого духа), кечак(самый массовый, 150—200 человек), темулилинг — т. пчел и др.

Мифология индонезийцев очень сложна в силу этнического разнообразия и влияния разных религий, ислама и индуизма. В Западной Индонезии самобытная мифология утрачена в связи с влиянием ислама, но сохраняется у батаков, ниасцев, ментавайцев, энгано, даяков, тораджей, минахасов(христиан), у бугийцев она сочетается с исламом. В Восточной Индонезии она сохранена в более полной мере. Пантеон состоит из солнечного и земного божества, иногда — верховного божества, творца, культурных героев, перволюдей, множества демонов и добрых духов стихий. У некоторых народов сохраняется анимизм. Вот неполный список верховных богов разных народов: Мула Джади и его ипостаси, Туан Буби на Болон(небо), Раджа Пинангкабо(земля), Нага Падоха(преисподня), Батара Гуру и Мангабулан, Пане на Болон, Опо Теба Спулат, он же Опо Лахатала, Тоара, Петара, Алахатала(здесь чувствуется влияние ислама — Аллах). Духи: хьянг, янг, сангьянг — добрые, гелембуты — злые, мендеги — призраки. Духи стихий у вемале — халита, у буруанцев — эябат. В целом индонезийцы делят мир на три сферы, как и другие народы, небо, землю и преисподнюю, но нижний мир у них чаще не подземный, а водный.

На о. Бали почитается гора Гунунг Агунг, а у других народов — Меру или Сумеру. Это — мировая гора. Культ, характерный и для других народов, сравните — Олимп и Парнас у греков. Важное место занимает в мифах мировое дерево -нуну(вид фикуса). У народов алуне и вемале это Нунусаку, мировое дерево, по их поверьям, стоящее на о. Серам, у слияния трех лавных рек. Алуне и вемале верят, что они вышли из него, и в нём — обиталище душ их первопредков. Балийцы, сохранив индуизм, почитают Брахму, Шиву и Вишну(вместе они называются трисакта — триединый бог), синоним всех троих — Санг Хьянг Тунггая, или Санг Хьянг Види, или Хьянг Исмайя. Его потомки — Батара Гуру(бог верхнего мира), Семар(бог нижнего мира), Батара Кала и Брама. Остальных богов называли просто дэва, общего абстрактного бога — махадэва, добрых духов -бута, злых — кала. Балийцы счтали, что человек имеет тело и душу, верили в реинкарнацию и достижение нирваны.

Один из мифов о сотворении мира рассказывает, что боги, сотворив землю, создали 4 юношей и 4 девушек из красной глины. Они переженились, и у них было 117 мальчиков и 118 девочек. По другой версии боги создали 2 пары людей, одна с жёлтой кожей, другая — с красной. У жёлтой пары родились мальчик Жёлтый кокосовый орех и девочка Кунинг, а у красной — мальчик Красная Земля и девочка Левек. Жёлтый Орех женился на Левек, а Красная Земля — на Кунинг, и постепенно от народилось население Бали.

См. также

Малайцы

Библиография

• Большая советская энциклопедия, том 10, М.-1972.
• Мухаммад Раджаб. Я родом с острова Суматра. М.-1960.
• Л. М. Демин. Остров Бали. М."Наука"-1964.
• С. В. Бычков. Зелёное оперенье Гаруды. М.-1979.
• Журнал «Вояж», декабрь 2005, апрель 2006.
• Погадаев, Виктор. «Индонезийская любовь» — «Восточная коллекция», № 3, 2003,134-140.

Отрывок, характеризующий Индонезийцы

– А всё боишься, – продолжал первый знакомый голос. – Боишься неизвестности, вот чего. Как там ни говори, что душа на небо пойдет… ведь это мы знаем, что неба нет, a сфера одна.
Опять мужественный голос перебил артиллериста.
– Ну, угостите же травником то вашим, Тушин, – сказал он.
«А, это тот самый капитан, который без сапог стоял у маркитанта», подумал князь Андрей, с удовольствием признавая приятный философствовавший голос.
– Травничку можно, – сказал Тушин, – а всё таки будущую жизнь постигнуть…
Он не договорил. В это время в воздухе послышался свист; ближе, ближе, быстрее и слышнее, слышнее и быстрее, и ядро, как будто не договорив всего, что нужно было, с нечеловеческою силой взрывая брызги, шлепнулось в землю недалеко от балагана. Земля как будто ахнула от страшного удара.
В то же мгновение из балагана выскочил прежде всех маленький Тушин с закушенною на бок трубочкой; доброе, умное лицо его было несколько бледно. За ним вышел владетель мужественного голоса, молодцоватый пехотный офицер, и побежал к своей роте, на бегу застегиваясь.


Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.
Лемарруа (Le Marierois) с грозным письмом Бонапарта только что прискакал к Мюрату, и пристыженный Мюрат, желая загладить свою ошибку, тотчас же двинул свои войска на центр и в обход обоих флангов, надеясь еще до вечера и до прибытия императора раздавить ничтожный, стоявший перед ним, отряд.
«Началось! Вот оно!» думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» думал он.
Проезжая между тех же рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого солдата и офицера.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что он видел.
Выражение: «началось! вот оно!» было даже и на крепком карем лице князя Багратиона с полузакрытыми, мутными, как будто невыспавшимися глазами. Князь Андрей с беспокойным любопытством вглядывался в это неподвижное лицо, и ему хотелось знать, думает ли и чувствует, и что думает, что чувствует этот человек в эту минуту? «Есть ли вообще что нибудь там, за этим неподвижным лицом?» спрашивал себя князь Андрей, глядя на него. Князь Багратион наклонил голову, в знак согласия на слова князя Андрея, и сказал: «Хорошо», с таким выражением, как будто всё то, что происходило и что ему сообщали, было именно то, что он уже предвидел. Князь Андрей, запихавшись от быстроты езды, говорил быстро. Князь Багратион произносил слова с своим восточным акцентом особенно медленно, как бы внушая, что торопиться некуда. Он тронул, однако, рысью свою лошадь по направлению к батарее Тушина. Князь Андрей вместе с свитой поехал за ним. За князем Багратионом ехали: свитский офицер, личный адъютант князя, Жерков, ординарец, дежурный штаб офицер на энглизированной красивой лошади и статский чиновник, аудитор, который из любопытства попросился ехать в сражение. Аудитор, полный мужчина с полным лицом, с наивною улыбкой радости оглядывался вокруг, трясясь на своей лошади, представляя странный вид в своей камлотовой шинели на фурштатском седле среди гусар, казаков и адъютантов.
– Вот хочет сраженье посмотреть, – сказал Жерков Болконскому, указывая на аудитора, – да под ложечкой уж заболело.
– Ну, полно вам, – проговорил аудитор с сияющею, наивною и вместе хитрою улыбкой, как будто ему лестно было, что он составлял предмет шуток Жеркова, и как будто он нарочно старался казаться глупее, чем он был в самом деле.
– Tres drole, mon monsieur prince, [Очень забавно, мой господин князь,] – сказал дежурный штаб офицер. (Он помнил, что по французски как то особенно говорится титул князь, и никак не мог наладить.)
В это время они все уже подъезжали к батарее Тушина, и впереди их ударилось ядро.
– Что ж это упало? – наивно улыбаясь, спросил аудитор.
– Лепешки французские, – сказал Жерков.
– Этим то бьют, значит? – спросил аудитор. – Страсть то какая!
И он, казалось, распускался весь от удовольствия. Едва он договорил, как опять раздался неожиданно страшный свист, вдруг прекратившийся ударом во что то жидкое, и ш ш ш шлеп – казак, ехавший несколько правее и сзади аудитора, с лошадью рухнулся на землю. Жерков и дежурный штаб офицер пригнулись к седлам и прочь поворотили лошадей. Аудитор остановился против казака, со внимательным любопытством рассматривая его. Казак был мертв, лошадь еще билась.
Князь Багратион, прищурившись, оглянулся и, увидав причину происшедшего замешательства, равнодушно отвернулся, как будто говоря: стоит ли глупостями заниматься! Он остановил лошадь, с приемом хорошего ездока, несколько перегнулся и выправил зацепившуюся за бурку шпагу. Шпага была старинная, не такая, какие носились теперь. Князь Андрей вспомнил рассказ о том, как Суворов в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это воспоминание. Они подъехали к той самой батарее, у которой стоял Болконский, когда рассматривал поле сражения.
– Чья рота? – спросил князь Багратион у фейерверкера, стоявшего у ящиков.
Он спрашивал: чья рота? а в сущности он спрашивал: уж не робеете ли вы тут? И фейерверкер понял это.
– Капитана Тушина, ваше превосходительство, – вытягиваясь, закричал веселым голосом рыжий, с покрытым веснушками лицом, фейерверкер.
– Так, так, – проговорил Багратион, что то соображая, и мимо передков проехал к крайнему орудию.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1 й с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2 й трясущейся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнувшись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из под маленькой ручки.
– Еще две линии прибавь, как раз так будет, – закричал он тоненьким голоском, которому он старался придать молодцоватость, не шедшую к его фигуре. – Второе! – пропищал он. – Круши, Медведев!
Багратион окликнул офицера, и Тушин, робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а так, как благословляют священники, приложив три пальца к козырьку, подошел к генералу. Хотя орудия Тушина были назначены для того, чтоб обстреливать лощину, он стрелял брандскугелями по видневшейся впереди деревне Шенграбен, перед которой выдвигались большие массы французов.
Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять, и он, посоветовавшись с своим фельдфебелем Захарченком, к которому имел большое уважение, решил, что хорошо было бы зажечь деревню. «Хорошо!» сказал Багратион на доклад офицера и стал оглядывать всё открывавшееся перед ним поле сражения, как бы что то соображая. С правой стороны ближе всего подошли французы. Пониже высоты, на которой стоял Киевский полк, в лощине речки слышалась хватающая за душу перекатная трескотня ружей, и гораздо правее, за драгунами, свитский офицер указывал князю на обходившую наш фланг колонну французов. Налево горизонт ограничивался близким лесом. Князь Багратион приказал двум баталионам из центра итти на подкрепление направо. Свитский офицер осмелился заметить князю, что по уходе этих баталионов орудия останутся без прикрытия. Князь Багратион обернулся к свитскому офицеру и тусклыми глазами посмотрел на него молча. Князю Андрею казалось, что замечание свитского офицера было справедливо и что действительно сказать было нечего. Но в это время прискакал адъютант от полкового командира, бывшего в лощине, с известием, что огромные массы французов шли низом, что полк расстроен и отступает к киевским гренадерам. Князь Багратион наклонил голову в знак согласия и одобрения. Шагом поехал он направо и послал адъютанта к драгунам с приказанием атаковать французов. Но посланный туда адъютант приехал через полчаса с известием, что драгунский полковой командир уже отступил за овраг, ибо против него был направлен сильный огонь, и он понапрасну терял людей и потому спешил стрелков в лес.
– Хорошо! – сказал Багратион.
В то время как он отъезжал от батареи, налево тоже послышались выстрелы в лесу, и так как было слишком далеко до левого фланга, чтобы успеть самому приехать во время, князь Багратион послал туда Жеркова сказать старшему генералу, тому самому, который представлял полк Кутузову в Браунау, чтобы он отступил сколь можно поспешнее за овраг, потому что правый фланг, вероятно, не в силах будет долго удерживать неприятеля. Про Тушина же и баталион, прикрывавший его, было забыто. Князь Андрей тщательно прислушивался к разговорам князя Багратиона с начальниками и к отдаваемым им приказаниям и к удивлению замечал, что приказаний никаких отдаваемо не было, а что князь Багратион только старался делать вид, что всё, что делалось по необходимости, случайности и воле частных начальников, что всё это делалось хоть не по его приказанию, но согласно с его намерениями. Благодаря такту, который выказывал князь Багратион, князь Андрей замечал, что, несмотря на эту случайность событий и независимость их от воли начальника, присутствие его сделало чрезвычайно много. Начальники, с расстроенными лицами подъезжавшие к князю Багратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились оживленнее в его присутствии и, видимо, щеголяли перед ним своею храбростию.


Князь Багратион, выехав на самый высокий пункт нашего правого фланга, стал спускаться книзу, где слышалась перекатная стрельба и ничего не видно было от порохового дыма. Чем ближе они спускались к лощине, тем менее им становилось видно, но тем чувствительнее становилась близость самого настоящего поля сражения. Им стали встречаться раненые. Одного с окровавленной головой, без шапки, тащили двое солдат под руки. Он хрипел и плевал. Пуля попала, видно, в рот или в горло. Другой, встретившийся им, бодро шел один, без ружья, громко охая и махая от свежей боли рукою, из которой кровь лилась, как из стклянки, на его шинель. Лицо его казалось больше испуганным, чем страдающим. Он минуту тому назад был ранен. Переехав дорогу, они стали круто спускаться и на спуске увидали несколько человек, которые лежали; им встретилась толпа солдат, в числе которых были и не раненые. Солдаты шли в гору, тяжело дыша, и, несмотря на вид генерала, громко разговаривали и махали руками. Впереди, в дыму, уже были видны ряды серых шинелей, и офицер, увидав Багратиона, с криком побежал за солдатами, шедшими толпой, требуя, чтоб они воротились. Багратион подъехал к рядам, по которым то там, то здесь быстро щелкали выстрелы, заглушая говор и командные крики. Весь воздух пропитан был пороховым дымом. Лица солдат все были закопчены порохом и оживлены. Иные забивали шомполами, другие посыпали на полки, доставали заряды из сумок, третьи стреляли. Но в кого они стреляли, этого не было видно от порохового дыма, не уносимого ветром. Довольно часто слышались приятные звуки жужжанья и свистения. «Что это такое? – думал князь Андрей, подъезжая к этой толпе солдат. – Это не может быть атака, потому что они не двигаются; не может быть карре: они не так стоят».
Худощавый, слабый на вид старичок, полковой командир, с приятною улыбкой, с веками, которые больше чем наполовину закрывали его старческие глаза, придавая ему кроткий вид, подъехал к князю Багратиону и принял его, как хозяин дорогого гостя. Он доложил князю Багратиону, что против его полка была конная атака французов, но что, хотя атака эта отбита, полк потерял больше половины людей. Полковой командир сказал, что атака была отбита, придумав это военное название тому, что происходило в его полку; но он действительно сам не знал, что происходило в эти полчаса во вверенных ему войсках, и не мог с достоверностью сказать, была ли отбита атака или полк его был разбит атакой. В начале действий он знал только то, что по всему его полку стали летать ядра и гранаты и бить людей, что потом кто то закричал: «конница», и наши стали стрелять. И стреляли до сих пор уже не в конницу, которая скрылась, а в пеших французов, которые показались в лощине и стреляли по нашим. Князь Багратион наклонил голову в знак того, что всё это было совершенно так, как он желал и предполагал. Обратившись к адъютанту, он приказал ему привести с горы два баталиона 6 го егерского, мимо которых они сейчас проехали. Князя Андрея поразила в эту минуту перемена, происшедшая в лице князя Багратиона. Лицо его выражало ту сосредоточенную и счастливую решимость, которая бывает у человека, готового в жаркий день броситься в воду и берущего последний разбег. Не было ни невыспавшихся тусклых глаз, ни притворно глубокомысленного вида: круглые, твердые, ястребиные глаза восторженно и несколько презрительно смотрели вперед, очевидно, ни на чем не останавливаясь, хотя в его движениях оставалась прежняя медленность и размеренность.
Полковой командир обратился к князю Багратиону, упрашивая его отъехать назад, так как здесь было слишком опасно. «Помилуйте, ваше сиятельство, ради Бога!» говорил он, за подтверждением взглядывая на свитского офицера, который отвертывался от него. «Вот, изволите видеть!» Он давал заметить пули, которые беспрестанно визжали, пели и свистали около них. Он говорил таким тоном просьбы и упрека, с каким плотник говорит взявшемуся за топор барину: «наше дело привычное, а вы ручки намозолите». Он говорил так, как будто его самого не могли убить эти пули, и его полузакрытые глаза придавали его словам еще более убедительное выражение. Штаб офицер присоединился к увещаниям полкового командира; но князь Багратион не отвечал им и только приказал перестать стрелять и построиться так, чтобы дать место подходившим двум баталионам. В то время как он говорил, будто невидимою рукой потянулся справа налево, от поднявшегося ветра, полог дыма, скрывавший лощину, и противоположная гора с двигающимися по ней французами открылась перед ними. Все глаза были невольно устремлены на эту французскую колонну, подвигавшуюся к нам и извивавшуюся по уступам местности. Уже видны были мохнатые шапки солдат; уже можно было отличить офицеров от рядовых; видно было, как трепалось о древко их знамя.
– Славно идут, – сказал кто то в свите Багратиона.
Голова колонны спустилась уже в лощину. Столкновение должно было произойти на этой стороне спуска…
Остатки нашего полка, бывшего в деле, поспешно строясь, отходили вправо; из за них, разгоняя отставших, подходили стройно два баталиона 6 го егерского. Они еще не поровнялись с Багратионом, а уже слышен был тяжелый, грузный шаг, отбиваемый в ногу всею массой людей. С левого фланга шел ближе всех к Багратиону ротный командир, круглолицый, статный мужчина с глупым, счастливым выражением лица, тот самый, который выбежал из балагана. Он, видимо, ни о чем не думал в эту минуту, кроме того, что он молодцом пройдет мимо начальства.