Индраджит

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Индраджи́т (санскр. इन्द्रजीत, indrajīt IAST) или Мегхана́да (санскр. मेघनाद) — персонаж древнеиндийского эпоса «Рамаяна», сын демонического правителя Ланки Раваны. В буквальном переводе «Индраджит» означает «победивший Индру».

Индраджит сыграл активную роль в войне между Рамой и Раваной. Перед каждой битвой он совершал яджню злым духам, которая делала его непобедимым.

Мегханада в сражении захватывает и пленяет Индру, вследствие отсутствия правителя на небесах начинается беспорядок. Брахма является к Мегханаде, нарекает его Индраджит и просит отпустить пленника. Согласие было получено на условии дарования Мегханаде бессмертия в бою после проведения яджны богине Никумбалы.

После прибытия войск Рамы на Ланку между Лакшмана и Индраджит завязывается бой, в котором Лакшмана проигрывает. Первый раз Мегханада применяет волшебную стрелу, насылающую высасывающих жизнь змей. Во второй раз — оружие шакти. Но каждый раз к следующему дню его противник выздоравливает.

В третий раз Индраджит решает применить своё самое сильное оружие, получив его при совершении яджны богине Никумбалы. Но Лакшмана, при содействии Вибхишаны, не даёт совершить данный обряд, а также в течение боя доказывает свою божественную природу. Хотя Индраджит и признаёт силу противника, но считает, что его долг защищать страну и отца. Продолжая бой, он погибает[1].

Напишите отзыв о статье "Индраджит"



Примечания

  1. [www.sacred-texts.com/hin/dutt/rama10.htm The Ramayana and Mahabharata] by Romesh Chunder Dutt

Ссылки

  • [www.dharmathai.com/ramakian/2008/08/intarachit.html Интарачит в тайской «Рамакияне» («Рамаяне»)]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Индраджит

– Смотрите на папа, – закричала на всю залу Наташа (совершенно забыв, что она танцует с большим), пригибая к коленам свою кудрявую головку и заливаясь своим звонким смехом по всей зале.
Действительно, всё, что только было в зале, с улыбкою радости смотрело на веселого старичка, который рядом с своею сановитою дамой, Марьей Дмитриевной, бывшей выше его ростом, округлял руки, в такт потряхивая ими, расправлял плечи, вывертывал ноги, слегка притопывая, и всё более и более распускавшеюся улыбкой на своем круглом лице приготовлял зрителей к тому, что будет. Как только заслышались веселые, вызывающие звуки Данилы Купора, похожие на развеселого трепачка, все двери залы вдруг заставились с одной стороны мужскими, с другой – женскими улыбающимися лицами дворовых, вышедших посмотреть на веселящегося барина.
– Батюшка то наш! Орел! – проговорила громко няня из одной двери.
Граф танцовал хорошо и знал это, но его дама вовсе не умела и не хотела хорошо танцовать. Ее огромное тело стояло прямо с опущенными вниз мощными руками (она передала ридикюль графине); только одно строгое, но красивое лицо ее танцовало. Что выражалось во всей круглой фигуре графа, у Марьи Дмитриевны выражалось лишь в более и более улыбающемся лице и вздергивающемся носе. Но зато, ежели граф, всё более и более расходясь, пленял зрителей неожиданностью ловких выверток и легких прыжков своих мягких ног, Марья Дмитриевна малейшим усердием при движении плеч или округлении рук в поворотах и притопываньях, производила не меньшее впечатление по заслуге, которую ценил всякий при ее тучности и всегдашней суровости. Пляска оживлялась всё более и более. Визави не могли ни на минуту обратить на себя внимания и даже не старались о том. Всё было занято графом и Марьею Дмитриевной. Наташа дергала за рукава и платье всех присутствовавших, которые и без того не спускали глаз с танцующих, и требовала, чтоб смотрели на папеньку. Граф в промежутках танца тяжело переводил дух, махал и кричал музыкантам, чтоб они играли скорее. Скорее, скорее и скорее, лише, лише и лише развертывался граф, то на цыпочках, то на каблуках, носясь вокруг Марьи Дмитриевны и, наконец, повернув свою даму к ее месту, сделал последнее па, подняв сзади кверху свою мягкую ногу, склонив вспотевшую голову с улыбающимся лицом и округло размахнув правою рукой среди грохота рукоплесканий и хохота, особенно Наташи. Оба танцующие остановились, тяжело переводя дыхание и утираясь батистовыми платками.