Кампиони, Иниго

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Иниго Кампиони»)
Перейти к: навигация, поиск
Иниго Кампиони
Награды и премии

Иниго Кампиони (итал. Inigo Campioni; 12 ноября 1878, Виареджо — 24 мая 1944, Парма) — итальянский адмирал Королевских ВМС Италии, участник итало-турецкой, Первой и Второй мировых войн, Командующий итальянским флотом.



Биография

Военную службу начал с 14 ноября 1893 года, поступив в Королевскую Военно-морскую академию в Ливорно. После завершения обучения в 1896 году с одновременным присвоением воинского звания мичмана, получил назначение на флот. В 1898 году присвоено очередное звание энсина, а в 1905 году — лейтенанта.

Лейтенант Иниго Кампион участвовал в итало-турецкой войне 1911—1912 годов, проходя службу на броненосном крейсере «Амальфи».

В Первой мировой войне служил на борту линейных кораблей «Конте ди Кавур» и «Андреа Дориа».

В 1916 году получил звание лейтенант-командор и принял под свое командование эскадренный миноносец «Ардито», во главе которого привлекался к проводке многих конвоев. В сентябре 1917 года командир эсминца «Ардито» отличился в морском бою в северной части Адриатического моря, за что получил награду — бронзовую медаль «За воинскую доблесть». В декабре 1918 года, уже после завершения войны, за проявленные мужество и высокие командирские качества был награждён Крестом «За военные заслуги».

После окончания войны остался на военной службе и уже в 1919 году получил звание командор, а в 1926 году — капитан. Кампионе возглавлял военно-морскую лабораторию по изучению морских программ вооружения в Ла Специи. Впоследствии получил назначение на должность военно-морского атташе Италии в Париже.

В 1929 году назначен командиром линейного корабля «Кайо Дуилио».

В дальнейшем был начальником штаба первой эскадры флота на тяжелом крейсере «Триест». С мая 1930 по май 1931 года — командир тяжелого крейсера «Тренто».

В 1932 году капитан Иниго Кампионе получил первое адмиральское звание — контр-адмирал. В 1934 году он удостоен звания дивизионного адмирала и продолжил службу начальником кабинета министра ВМС Италии. Далее командовал пятой дивизией надводных сил во время Второй итало-эфиопской войны 1935—1936 годов.

В 1936 году дивизионный адмирал Иниго Кампиони повышен в ранге до звания адмирала эскадры (эквивалент вице-адмирала). 1938 году назначен на должность заместителя начальника штаба ВМС. Имея чрезвычайно высокий авторитет среди моряков и офицеров итальянского флота, в 1939 году стал командующим первой эскадрой использую в качестве флагманского линкор «Джулио Чезаре». В том же году он избран сенатором Королевства Италии.

10 июня 1940 года фашистская Италия вступила во Вторую мировую войну. Адмирал эскадры Иниго Кампиони командовал основной группировкой надводных сил итальянского флота в начале военной кампании, разгоревшейся на Средиземном море. Во главе этих сил адмирал принял участие в ряде сражений против британского флота, а именно: в битвах у Калабрии, отражении атаки на Таранто, противодействии операции «Уайт», боя у мыса Спартивенто.

Адмирал получил серьезные обвинения со стороны руководства за провальную операцию, когда итальянский флот не смог дважды сорвать попытки британских сил провести конвои по Средиземному морю, несмотря на преимущество сил в пользу итальянцев. А после столкновения у мыса Спартивенто, когда Иниго Кампиони повел себя слишком осторожно и не приложил максимум усилий для разгрома сил противника, адмирала 8 декабря 1940 года отстранили от должности, на которую был назначен Анжело Иакино. Адмирал эскадры Иниго Кампиони получил назначение на предыдущий пост — заместителя начальника штаба ВМС. Однако, такие негативные последствия от его руководства флотом в боях не помешали ему получить награду и стать Командором Военного Савойского ордена за свои достижения.

15 июля 1941 года адмирал Кампиони получил назначение на должность губернатора и командующего всеми итальянско-германскими силами на Итальянских Эгейских островах и в регионе.

В ноябре 1941 года он достиг возраста 65 лет и был переведён во вспомогательный резерв флота, одновременно его оставили на активной службе в качестве губернатора и командующего на Эгейских островах.

8 сентября 1943 года после скрытных переговоров с союзниками Италия объявила о своем выходе из войны. Эта новость застала адмирала у себя в штаб-квартире на острове Родос. По требованию немцев он отказался от этого[что?], предупредив своих офицеров, что бывшие союзники по Оси непременно попытаются захватить острова. 11 ​​сентября 1943 года итальянские войска на острове Родос сдались немцам, которые захватили командующего в плен.

Сначала немцы разместили пленного адмирала в лагере военнопленных в Шкоккени на территории немецкой провинции Позен. В январе 1944 года Иниго Кампиони перевезли в Северную Италию, которая находилась тогда под контролем Итальянской социальной республики Муссолини. Там бывшего военного бросили в тюрьму в Вероне.

Кампиони неоднократно отказывался от сотрудничества с фашистским правительством Социальной республики, мотивируя это тем, что это правительство является незаконным, так как существует официальное правительство Итальянского королевства и есть король страны, которому он присягал. Разъярённые фашистские власти путём проведения военного трибунала вынесла ему смертную казнь по обвинению в государственной измене. Впоследствии посланники Муссолини предложили отменить этот приговор при условии, что адмирал признает «законное правительство» Италии. Адмирал отказался от этого.

24 мая 1944 года вице-адмирал Иниго Кампиони был расстрелян вместе с контр-адмиралом Луиджи Мачерпа и юношами 17-18 лет в городском сквере Пармы.

В ноябре 1947 года правительство Итальянской республики наградил мужественного военно-морского военачальника золотой медалью «За воинскую доблесть», посмертно. Тело казненного адмирала было погребено на военном кладбище города Бари.


Напишите отзыв о статье "Кампиони, Иниго"

Отрывок, характеризующий Кампиони, Иниго

– Vous vous enrolez pour la guerre, mon prince? [Вы собираетесь на войну, князь?] – сказала Анна Павловна.
– Le general Koutouzoff, – сказал Болконский, ударяя на последнем слоге zoff , как француз, – a bien voulu de moi pour aide de camp… [Генералу Кутузову угодно меня к себе в адъютанты.]
– Et Lise, votre femme? [А Лиза, ваша жена?]
– Она поедет в деревню.
– Как вам не грех лишать нас вашей прелестной жены?
– Andre, [Андрей,] – сказала его жена, обращаясь к мужу тем же кокетливым тоном, каким она обращалась к посторонним, – какую историю нам рассказал виконт о m lle Жорж и Бонапарте!
Князь Андрей зажмурился и отвернулся. Пьер, со времени входа князя Андрея в гостиную не спускавший с него радостных, дружелюбных глаз, подошел к нему и взял его за руку. Князь Андрей, не оглядываясь, морщил лицо в гримасу, выражавшую досаду на того, кто трогает его за руку, но, увидав улыбающееся лицо Пьера, улыбнулся неожиданно доброй и приятной улыбкой.
– Вот как!… И ты в большом свете! – сказал он Пьеру.
– Я знал, что вы будете, – отвечал Пьер. – Я приеду к вам ужинать, – прибавил он тихо, чтобы не мешать виконту, который продолжал свой рассказ. – Можно?
– Нет, нельзя, – сказал князь Андрей смеясь, пожатием руки давая знать Пьеру, что этого не нужно спрашивать.
Он что то хотел сказать еще, но в это время поднялся князь Василий с дочерью, и два молодых человека встали, чтобы дать им дорогу.
– Вы меня извините, мой милый виконт, – сказал князь Василий французу, ласково притягивая его за рукав вниз к стулу, чтоб он не вставал. – Этот несчастный праздник у посланника лишает меня удовольствия и прерывает вас. Очень мне грустно покидать ваш восхитительный вечер, – сказал он Анне Павловне.
Дочь его, княжна Элен, слегка придерживая складки платья, пошла между стульев, и улыбка сияла еще светлее на ее прекрасном лице. Пьер смотрел почти испуганными, восторженными глазами на эту красавицу, когда она проходила мимо него.
– Очень хороша, – сказал князь Андрей.
– Очень, – сказал Пьер.
Проходя мимо, князь Василий схватил Пьера за руку и обратился к Анне Павловне.
– Образуйте мне этого медведя, – сказал он. – Вот он месяц живет у меня, и в первый раз я его вижу в свете. Ничто так не нужно молодому человеку, как общество умных женщин.


Анна Павловна улыбнулась и обещалась заняться Пьером, который, она знала, приходился родня по отцу князю Василью. Пожилая дама, сидевшая прежде с ma tante, торопливо встала и догнала князя Василья в передней. С лица ее исчезла вся прежняя притворность интереса. Доброе, исплаканное лицо ее выражало только беспокойство и страх.
– Что же вы мне скажете, князь, о моем Борисе? – сказала она, догоняя его в передней. (Она выговаривала имя Борис с особенным ударением на о ). – Я не могу оставаться дольше в Петербурге. Скажите, какие известия я могу привезти моему бедному мальчику?
Несмотря на то, что князь Василий неохотно и почти неучтиво слушал пожилую даму и даже выказывал нетерпение, она ласково и трогательно улыбалась ему и, чтоб он не ушел, взяла его за руку.
– Что вам стоит сказать слово государю, и он прямо будет переведен в гвардию, – просила она.
– Поверьте, что я сделаю всё, что могу, княгиня, – отвечал князь Василий, – но мне трудно просить государя; я бы советовал вам обратиться к Румянцеву, через князя Голицына: это было бы умнее.
Пожилая дама носила имя княгини Друбецкой, одной из лучших фамилий России, но она была бедна, давно вышла из света и утратила прежние связи. Она приехала теперь, чтобы выхлопотать определение в гвардию своему единственному сыну. Только затем, чтоб увидеть князя Василия, она назвалась и приехала на вечер к Анне Павловне, только затем она слушала историю виконта. Она испугалась слов князя Василия; когда то красивое лицо ее выразило озлобление, но это продолжалось только минуту. Она опять улыбнулась и крепче схватила за руку князя Василия.
– Послушайте, князь, – сказала она, – я никогда не просила вас, никогда не буду просить, никогда не напоминала вам о дружбе моего отца к вам. Но теперь, я Богом заклинаю вас, сделайте это для моего сына, и я буду считать вас благодетелем, – торопливо прибавила она. – Нет, вы не сердитесь, а вы обещайте мне. Я просила Голицына, он отказал. Soyez le bon enfant que vous аvez ete, [Будьте добрым малым, как вы были,] – говорила она, стараясь улыбаться, тогда как в ее глазах были слезы.
– Папа, мы опоздаем, – сказала, повернув свою красивую голову на античных плечах, княжна Элен, ожидавшая у двери.
Но влияние в свете есть капитал, который надо беречь, чтоб он не исчез. Князь Василий знал это, и, раз сообразив, что ежели бы он стал просить за всех, кто его просит, то вскоре ему нельзя было бы просить за себя, он редко употреблял свое влияние. В деле княгини Друбецкой он почувствовал, однако, после ее нового призыва, что то вроде укора совести. Она напомнила ему правду: первыми шагами своими в службе он был обязан ее отцу. Кроме того, он видел по ее приемам, что она – одна из тех женщин, особенно матерей, которые, однажды взяв себе что нибудь в голову, не отстанут до тех пор, пока не исполнят их желания, а в противном случае готовы на ежедневные, ежеминутные приставания и даже на сцены. Это последнее соображение поколебало его.
– Chere Анна Михайловна, – сказал он с своею всегдашнею фамильярностью и скукой в голосе, – для меня почти невозможно сделать то, что вы хотите; но чтобы доказать вам, как я люблю вас и чту память покойного отца вашего, я сделаю невозможное: сын ваш будет переведен в гвардию, вот вам моя рука. Довольны вы?
– Милый мой, вы благодетель! Я иного и не ждала от вас; я знала, как вы добры.
Он хотел уйти.
– Постойте, два слова. Une fois passe aux gardes… [Раз он перейдет в гвардию…] – Она замялась: – Вы хороши с Михаилом Иларионовичем Кутузовым, рекомендуйте ему Бориса в адъютанты. Тогда бы я была покойна, и тогда бы уж…
Князь Василий улыбнулся.
– Этого не обещаю. Вы не знаете, как осаждают Кутузова с тех пор, как он назначен главнокомандующим. Он мне сам говорил, что все московские барыни сговорились отдать ему всех своих детей в адъютанты.
– Нет, обещайте, я не пущу вас, милый, благодетель мой…
– Папа! – опять тем же тоном повторила красавица, – мы опоздаем.
– Ну, au revoir, [до свиданья,] прощайте. Видите?
– Так завтра вы доложите государю?
– Непременно, а Кутузову не обещаю.
– Нет, обещайте, обещайте, Basile, [Василий,] – сказала вслед ему Анна Михайловна, с улыбкой молодой кокетки, которая когда то, должно быть, была ей свойственна, а теперь так не шла к ее истощенному лицу.