Иннокентий III

Иннокентий III лат. Innocentius PP. III<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
176-й папа римский
8 января 1198 — 16 июля 1216
Церковь:	Римско-католическая церковь
Предшественник:	Целестин III
Преемник:	Гонорий III
Имя при рождении:	Лотарио Конти, граф Сеньи, граф Лаваньи
Оригинал имени при рождении:	итал. Lotario dei Conti di Segni
Рождение:	ок. 1161 Гавиньяно, Италия
Смерть:	16 июля 1216(1216-07-16) Перуджа, Италия
Иннокентий III на Викискладе

Инноке́нтий III (лат. Innocentius PP. III, в миру — Лотарио Конти, граф Сеньи, граф Лаваньи, итал. Lotario dei Conti di Segni; ок. 1161 — 16 июля 1216) — папа римский с 8 января 1198 по 16 июля 1216 года.

Ранние годы

Лотарио родился в Италии в Гавиньяно, недалеко от Ананьи. Его отцом был граф Тразимондо, член знаменитого дома Конти, который дал Риму девять пап, в том числе Григория IX, Александра IV и Иннокентия XIII. Лотарио приходился племянником папе Клименту III. Его мать, Кларисия Скотти, тоже происходила из знатной римской семьи..

Лотарио получил первоначальное образование в Риме, вероятно, в бенедиктинском аббатстве Святого Андрея . Он изучал богословие в Парижском университете и право в Болонском . Вскоре после смерти папы Александра III (30 августа 1181) Лотарио вернулся в Рим и занимал различные церковные должности в течение правления Луция III, Урбана III, Григория VIII и Климента III. Последний в сентябре 1190 года назначил его кардиналом.

Как кардинал Лотарио написал работу "De Miseria Humanae conditionis" ("К нищете человеческой") . Работа была очень популярна на протяжении веков и сохранилась в более чем 700 рукописях .

Избрание

8 января 1198 года умер папа Целестин III. Перед смертью он призвал коллегию кардиналов избрать Джованни Колонна его преемником, однако кардиналы не прислушались и в тот же день избрали на папский престол Лотарио де Конти. Он принял тиару с неохотой и стал папой Иннокентием III. В то время ему было всего тридцать семь лет .

Восстановление значения папского престола

Получив полномочия, Иннокентий приступил к реализации своих взглядов на роль папского престола. Захват Иерусалима мусульманами в 1187 году он охарактеризовал как божественное возмездие за моральные слабости христианских князей. Он также был намерен защитить то, что назвал "свободой Церкви" от посягательств со стороны светских властей. Это понятие обозначало, среди прочего, что князья не должны быть вовлечены в избрание епископов, и оно должно быть сосредоточено в руках папы и его "Patrimonium" - Папского государства. Владениям папы угрожали Гогенштауфены - германские короли, которые позиционировали себя как преемников римских императоров. Император Священной Римской империи Генрих VI к этому времени объединил Германию, Италию и Сицилию под своей рукой, что делало позиции "Patrimonium" чрезвычайно уязвимыми .

Ранняя смерть Генриха VI оставила его 4-летнего сына Фридриха II в статусе короля. Вдова Генриха VI Констанция Сицилийская правила Сицилией от имени своего маленького сына, пока он не должен был достигнуть совершеннолетия. Констанция не желала передавать Сицилию во власть немцев, что было близко Иннокентию III. Перед своё смертью в 1198 году она назначила Иннокентия опекуном Фридриха. В обмен Иннокентий добился восстановления папских прав на Сицилии, от которых отказался незадолго до этого папа Адриан IV. Папа короновал молодого Фридриха II в качестве короля Сицилии в ноябре 1198 года. Он также способствовал его женитьбе на вдове короля Венгрии Имре в 1209 году .

В 1209 году Франциск Ассизский привел своих первых последователей в Рим, чтобы получить разрешение от папы Иннокентия III основать новый религиозный орден . После прибытия в Рим братья встретились с епископом Гвидо Ассизским, который имел связи с Джованни ди Сан-Паоло, кардинал-епископом Сабины. Кардинал, бывший духовником папы Иннокентия III, проникся симпатией к Франциску и согласился представить его папе. Иннокентий неохотно согласился встретиться с Франциском и его братьями на следующий день. После нескольких дней раздумий папа согласился признать последователей Франциска орденом . Это было важно тем, что признание ордена со стороны церковной власти защитило его от возможных обвинений в ереси, как это произошло с вальденсами ранее. Хотя папа Иннокентий первоначально испытывал сомнения, якобы во сне он увидел Франциска, державшего в руках Латеранскую базилику, и это сподвигло его одобрить орден францисканцев. Это произошло, как считается, 16 апреля 1210 года. Франциск и его первые последователи - "Малые Братья" - отказывались от имущества и проповедовали на улицах сначала городов Умбрии, а затем и по всей Италии.

Вскоре после избрания подчинил римский муниципалитет власти папы (префект стал папским чиновником)

Участие в европейской политике

Во время правления папы Иннокентия III папство было на вершине своих полномочий. Он считался самым могущественным человеком в Европе в то время .

Являясь с 1198 года опекуном унаследовавшего сицилийский престол Фридриха II Швабского, папа временно подчинил себе Сицилийское королевство. Из-за малолетства Фридриха в империи началась смута: сторонники Гогенштауфенов избрали королём брата Генриха, Филиппа Швабского, а сторонник Вельфов - Оттона Брауншвейгского. Король Франции Филипп II Август поддержал требования Филиппа, в то время как король Ричард I Львиное Сердце - своего племянника Оттона .

Папа Иннокентий был полон решимости предотвратить дальнейшее объединение Сицилии и Священной Римской империи под властью одного монарха и воспользовался возможностью расширить своё влияние. В 1201 году папа открыто поддержал Оттона IV. Пользуясь смутой в империи, папа добился расширения Папской области до наибольшего объёма за счёт присоединения земель, ранее принадлежавших империи (но не перечисленных в даре Карла Великого): Анконы (Марка), герцогства Сполето (Умбрия), Радикофано, временно Романьи. Однако Болонью и Пентаполь он удержать не смог .

В мае 1202 года Иннокентий издал указ "Venerabilem", в котором обратился к герцогу Церингену. В нем папа завил, что империя должна опираться на папский престол. Этот указ, который стал знаменитым и был впоследствии записан в "Corpus Juris Canonici" , содержал следующие основные пункты:

• Немецкие князья имеют право избирать короля, который впоследствии станет императором. Это право предоставлено им Апостольским Престолом, когда он передал символы императорского достоинства от греков к немцам в лице Карла Великого.
• Право исследовать и решать, является ли кандидат в короли достойными короны, принадлежит папе, который должен его помазать на царство, освятить и короновать.
• Если папа считает, что король, который был избран князьями, недостоин королевского достоинства, князья должны избрать нового короля, или, если они отказываются, папа сам передаст королевское достоинство другому кандидату.
• В случае споров о результатах выборов папа должен убедить князей прийти к соглашению. Если после должного времени для переговоров они не достигли соглашения, князья должны попросить папу быть арбитром, в противном случае, он должен по собственной воле и в силу своей должности принять решение в пользу одного из претендентов .

Несмотря на папскую поддержку, Оттон не мог одолеть своего соперника Филиппа, пока последний не был убит в междоусобице. В 1209 году папа короновал Оттона императором Священной Римской империи. После этого Оттон отказался от своих прежних обещаний и нацелился на восстановление императорской власти в Италии и даже Сицилии. В ноябре 1210 года папа отлучил Оттона IV от Церкви за то, что тот занял Романью и решил напасть на Неаполитанское королевство. В 1212 году папа назначил императором его противника Фридриха, короля Неаполитанского, но не короновал его.

Конфликт был решен в битве при Бувине 27 июля 1214 года, в которой встречались войска Оттона и Иоанна Безземельного против Филиппа II Августа. Оттон был разбит французами и вскоре потерял всякое влияние. Он умер 19 мая 1218 года, оставив Фридриха II бесспорным императором. Между тем, Иоанн Безземельный был вынужден признать папу в качестве своего феодала и утвердить Стефана Лэнгтона архиепископом Кентерберийским .

Когда Фридрих II явился в Рим принять корону, папа отказался его короновать, опасаясь его могущества и надеясь изгнать его из Италии, как перед тем Оттона. Возмущенный Фридрих двинулся в Германию и победил Оттона. Но Иннокентий III к тому времени скончался.

Покровительствовал созданию в 1198 году в Палестине Тевтонского ордена и оказывал поддержку его первому Великому Магистру — Генриху Вальпоту. В целях распространения влияния в Восточной Европе Иннокентий III в 1202 году санкционировал основание Ордена меченосцев. В 1215 году он организовал крестовый поход немецких рыцарей против пруссов.

В 1204 Иннокентий III безуспешно предлагал Роману Мстиславовичу Волынскому и Галицкому королевскую корону.

В 1212 году состоялся полулегендарный крестовый поход детей. Взаимоотношения папы и Англии были сложными. После того, как папа наложил на Англию интердикт (1208) и низложил английского короля Иоанна Безземельного (1209), тот в 1213 году полностью покорился папе. Папа запретил Франции войну против Англии, на что французский король Филипп II Август заявил: «Папе нет дела до того, что происходит между королями». За это папа наложил интердикт и на Францию. Иоанн Безземельный добился от папы признания «великой хартии вольностей» (Magna Charta) (1215) недействительной и отлучения баронов от Церкви.

Вассалами папы признали себя также царь Болгарии (1204) и короли Арагона и Португалии.

Борьба с катарами

Иннокентий III был энергичным противником ереси и провел несколько кампаний против неё. В начале своего понтификата он сосредоточился на альбигойцах, также известных как катары, - секте, которая приобрела множество сторонников на юго-востоке Франции, в том числе графов Тулузы. Катары отвергали авторитет и учение католической церкви.

В 1199 году Иннокентий III осудил проповеди ересиархов. Два цистерцианских монаха были направлены оспаривать учение катаров и восстановить папскую власть.

Убийство Пьера де Кастельно - легата Иннокентия - в 1208 году, как полагают, друзьями графа Раймунда Тулузского, заставило Иннокентия перейти от слов к делу . Иннокентий потребовал от короля Филиппа II Августа уничтожить альбигойцев. Под руководством Симона де Монфора был начат военный поход - Альбигойский крестовый поход - который привел к убийству примерно 20 тысяч человек . Поход был направлено не только против еретиков, но и против знати Тулузы и вассалов короны Арагона. Король Педро II Арагонский принимал непосредственное участие в конфликте и был убит в ходе битвы при Мюре в 1213 году. Конфликт завершился подписанием Парижского договора 1229 года, в котором была согласована интеграция территории Окситании в состав Французского королевства. Военные действия прекратились в 1255 году.

Параллельно с боевыми действиями католические священнослужители начали пропаганду, направленную на очернение катаров, обвиняя их в разврате и содомии, так как было опасение, что население Прованса и Северной Италии будет сочувствовать жертвам крестового похода . .

Четвертый крестовый поход

Иннокентий издал указ о начале Четвертого крестового похода в 1198 года, задумав вернуть контроль над Святой Землей. Подготовке этого похода была посвящена большая часть его понтификата. В отличие от предшественников, Иннокентий III проявил личное участие в организации похода, а не просто агитировал к этому светских лидеров .

Первым шагом Иннокентия III в организации крестового похода была отправка миссионеров во все католические государства. Иннокентий III послал Петра Капуанского к королям Франции и Англии с подробными инструкциями, чтобы убедить их урегулировать свои разногласия. В результате в 1199 году Иннокентий добился перемирия на пять лет между двумя странами. Для руководства армией Иннокентий направил свои письма рыцарям и дворянам Европы. Многие феодалы ответили на призыв папы, в том числе два возможных лидера армии, Тибо Шампанский и Бонифаций I Монферратский. При этом в Англии и Германии призывы папы не возымели эффекта. По этой причине Четвертый крестовый поход стал, главным образом, французской инициативой .

Четвертый крестовый поход был дорогим делом. Иннокентий III решил начать сбор средств, что не делал никто из его предшественников. Он заставил весь клир под его руководством дать 1/40 своих доходов в поддержку крестового похода. Это был первый случай введения прямого налога на духовных лиц. Папа столкнулся с многочисленными трудностями со сбором этого налога, в том числе коррупцией своих должностных лиц и пренебрежением со стороны своих подчиненных в Англии. Он продолжал свои попытки собрать средства для крестового похода, отправив послов к королю Иоанну Безземельному и королю Филиппу Августу. Оба обещали внести свой вклад - 1/40 доходов. Иоанн также заявил, что налог будет собираться по всей Англии. Другим источником средств для крестового похода были сами крестоносцы. Иннокентий заявил, что те, кто принял обет стать крестоносцем, но не мог его выполнить, мог быть освобожден от клятвы после внесения денежного взноса .

Первоначально местом высадки крестоносцев был избран Египет. Для перевозки армий было заключено соглашение между французскими крестоносцами и венецианцами. Венецианцы должны были поставить суда и продовольствие взамен денежной выплаты в 85 000 марок . Иннокентий дал своё одобрение этому соглашению при соблюдении двух условий. Во-первых, представитель папы должен был сопровождать крестовый поход, во-вторых, нападение на христиан было строго запрещено. Французам не удалось привлечь достаточно средств для оплаты услуг венецианцев. В результате крестоносцам пришлось выполнить требование венецианцев и осадить конкурирующий с Венецией христианский торговый город Зара. Эти действия были предприняты без согласия Иннокентия III, который угрожал отлучением всем, кто принял участие в атаке. Большинство французов проигнорировали угрозу, напали на Зару, и были отлучены папой, но вскоре прощены, чтобы они могли продолжить крестовый поход. Повторением ситуации стало взятие крестоносцами Константинополя, столицы Византийской империи, в 1204 году: об этом папа узнал, лишь когда город уже был захвачен . Иннокентий рассматривал захват Константинополя как способ воссоединить западную и восточную церкви. Его целью было вернуть греческую (восточную) церковь к обычаям латинской (западной). Однако это не удалось из-за существенных различий между двумя церквями, а также эффекта, произведенного на восточных христиан резней мирного населения Константинополя. Крестовый поход также положил начало Латинской империи, просуществовавшей в течение последующих шестидесяти лет .

Четвертый Латеранский собор

15 ноября 1215 года Иннокентий открыл Латеранский XII Вселенский Собор, который принял много важных решений. По его итогам было составлено семьдесят реформаторских указов. Среди прочего, собор установил создать школы и повысить подготовку духовенства. Он запретил духовенству участвовать в судебных ордалиях . Фактически это привело к исчезновению ордалий из практики судопроизводства. Наконец, на этом соборе духовенство законодательно закрепило недопустимость подчинения христиан евреям. Канон 69 запретил евреям служить в государственных учреждениях, так как это давало им возможность "выразить свой гнев против христиан" . Канон 69 установил, что евреи распяли Христа, и поэтому было бы "слишком абсурдным, чтобы хулитель Христа осуществлял власть над христианами" , а значит, евреи не должны назначаться на государственные должности.

Смерть и наследие

Совет постановил начать пятый крестовый поход в 1217 году под непосредственным руководством Церкви. После Собора, весной 1216 года, Иннокентий переехал в северную Италию, чтобы примирить морские города Пиза и Генуя — вернуть в лоно церкви отлученных при Целестине III пизанцев и заключить пакт с Генуей .

Однако 16 июля 1216 года Иннокентий III внезапно умер в Перудже . Он был похоронен в соборе Перуджи, пока папа Лев XIII не перенес его прах в Латеранский дворец в декабре 1891 года.

Душа Иннокентия III, как верили, попала в чистилище. Святая Лутгарда из монастыря в Брабанте заявила, что ей явился дух, охваченный пламенем, и сказал ей: "Я папа Иннокентий". Он рассказал, что попал в чистилище из-за трех ошибок, которые он совершил в жизни, и просил Лутгарду прийти к нему на помощь, сказав: «Увы! Это ужасно; и продлится в течение многих столетий, если вы не придете мне на помощь". В этот момент он исчез, а Лутгарда немедленно сообщила сестрам о том, что она видела .

Литература

• [www.fordham.edu/halsall/source/1204inn3-PhilAug-Jews.html] [www.fordham.edu/halsall/source/inn3-jews.html] [www.fordham.edu/halsall/source/in3-constjews.html] [www.fordham.edu/halsall/source/1204Jewslave.html] — указы Иннокентия III о евреях
• Устинова А. А. [cyberleninka.ru/article/n/iv-lateranskiy-sobor-1215-goda-i-programma-borby-s-albigoyskoy-eresyu IV Латеранский собор 1215 года и программа борьбы с альбигойской ересью] // Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена : журнал. — 2009. — № 111. — С. 45—50.
• Sayers, Jane. Innocent III: Leader of Europe, 1198–1216. London, 1994.
• Moore, John C. Pope Innocent III (1160/61-1216): To Root Up and to Plant. Leiden/Boston: Brill, 2003; Notre Dame IN: U. of N.D. Press, 2009 (pb, lacking illustrations).
• Lavergne, Félix Jr. (1993). The Glory of Christendom. Christendom Press.
• Rendina, Claudio (1983). I papi — Storia e segreti. Rome: Newton Compton.
• Barraclough, Geoffrey (1968). The Medieval Papacy. London: Thames and Hudson.
• Chesterton, Gilbert Keith (1924). St. Francis of Assisi (14 ed.). Garden City, New York: Image Books.
• Powell, James M., Innocent III: Vicar of Christ or Lord of the World? 2nd ed.(Washington: Catholic University of American Press, 1994).
• Andrea Sommerlechner (ed), Innocenzo III: Urbs et Orbis. Atti del Congresso Internazionale, Roma, 9–15 settembre 1998. 2 vols. (Rome, 2003).
• Schouppe, Fr. F.X., Purgatory (TAN, 2005).
• Rainer Murauer and Andrea Sommerlechner (hg), Die Register Innocenz' III. Pontifikatsjahr, 1207/1208: Texte und Indices (Wien, Verlag de Österreichischen Akademie der Wissenschaften, 2007) (Publikationen des historischen Instituts beim Österreichischen Kulturforum in Rom, II. Abteilung: Quellen, 1. Reih: Die Register Innocenz' III, Band 10).

Ссылки

• [century12-14th.ru/innocent/innocent.shtml Корреспонденция Иннокентия III]. Восток-Запад: Великое противостояние(недоступная ссылка — история). — Параллельный перевод писем папы, имеющих отношение к четвёртому крестовому походу. Проверено 29 октября 2009. [web.archive.org/20110210030441/century12-14th.ru/innocent/innocent.shtml Архивировано из первоисточника 10 февраля 2011].
• [www.britannica.com/EBchecked/topic/288633/Innocent-III Иннокентий III] (англ.). Encyclopædia Britannica. Проверено 23 февраля 2012. [www.webcitation.org/67uApHMci Архивировано из первоисточника 24 мая 2012].
• [www.newadvent.org/cathen/08013a.htm Иннокентий III] (англ.). Catholic Encyclopedia. Проверено 23 февраля 2012. [www.webcitation.org/67uAprczz Архивировано из первоисточника 24 мая 2012].

Отрывок, характеризующий Иннокентий III

Австрийский генерал имел недовольный вид, но не мог не в том же тоне отвечать Кутузову.
– Напротив, – сказал он ворчливым и сердитым тоном, так противоречившим лестному значению произносимых слов, – напротив, участие вашего превосходительства в общем деле высоко ценится его величеством; но мы полагаем, что настоящее замедление лишает славные русские войска и их главнокомандующих тех лавров, которые они привыкли пожинать в битвах, – закончил он видимо приготовленную фразу.
Кутузов поклонился, не изменяя улыбки.
– А я так убежден и, основываясь на последнем письме, которым почтил меня его высочество эрцгерцог Фердинанд, предполагаю, что австрийские войска, под начальством столь искусного помощника, каков генерал Мак, теперь уже одержали решительную победу и не нуждаются более в нашей помощи, – сказал Кутузов.
Генерал нахмурился. Хотя и не было положительных известий о поражении австрийцев, но было слишком много обстоятельств, подтверждавших общие невыгодные слухи; и потому предположение Кутузова о победе австрийцев было весьма похоже на насмешку. Но Кутузов кротко улыбался, всё с тем же выражением, которое говорило, что он имеет право предполагать это. Действительно, последнее письмо, полученное им из армии Мака, извещало его о победе и о самом выгодном стратегическом положении армии.
– Дай ка сюда это письмо, – сказал Кутузов, обращаясь к князю Андрею. – Вот изволите видеть. – И Кутузов, с насмешливою улыбкой на концах губ, прочел по немецки австрийскому генералу следующее место из письма эрцгерцога Фердинанда: «Wir haben vollkommen zusammengehaltene Krafte, nahe an 70 000 Mann, um den Feind, wenn er den Lech passirte, angreifen und schlagen zu konnen. Wir konnen, da wir Meister von Ulm sind, den Vortheil, auch von beiden Uferien der Donau Meister zu bleiben, nicht verlieren; mithin auch jeden Augenblick, wenn der Feind den Lech nicht passirte, die Donau ubersetzen, uns auf seine Communikations Linie werfen, die Donau unterhalb repassiren und dem Feinde, wenn er sich gegen unsere treue Allirte mit ganzer Macht wenden wollte, seine Absicht alabald vereitelien. Wir werden auf solche Weise den Zeitpunkt, wo die Kaiserlich Ruseische Armee ausgerustet sein wird, muthig entgegenharren, und sodann leicht gemeinschaftlich die Moglichkeit finden, dem Feinde das Schicksal zuzubereiten, so er verdient». [Мы имеем вполне сосредоточенные силы, около 70 000 человек, так что мы можем атаковать и разбить неприятеля в случае переправы его через Лех. Так как мы уже владеем Ульмом, то мы можем удерживать за собою выгоду командования обоими берегами Дуная, стало быть, ежеминутно, в случае если неприятель не перейдет через Лех, переправиться через Дунай, броситься на его коммуникационную линию, ниже перейти обратно Дунай и неприятелю, если он вздумает обратить всю свою силу на наших верных союзников, не дать исполнить его намерение. Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить неприятелю участь, коей он заслуживает».]
Кутузов тяжело вздохнул, окончив этот период, и внимательно и ласково посмотрел на члена гофкригсрата.
– Но вы знаете, ваше превосходительство, мудрое правило, предписывающее предполагать худшее, – сказал австрийский генерал, видимо желая покончить с шутками и приступить к делу.
Он невольно оглянулся на адъютанта.
– Извините, генерал, – перебил его Кутузов и тоже поворотился к князю Андрею. – Вот что, мой любезный, возьми ты все донесения от наших лазутчиков у Козловского. Вот два письма от графа Ностица, вот письмо от его высочества эрцгерцога Фердинанда, вот еще, – сказал он, подавая ему несколько бумаг. – И из всего этого чистенько, на французском языке, составь mеmorandum, записочку, для видимости всех тех известий, которые мы о действиях австрийской армии имели. Ну, так то, и представь его превосходительству.
Князь Андрей наклонил голову в знак того, что понял с первых слов не только то, что было сказано, но и то, что желал бы сказать ему Кутузов. Он собрал бумаги, и, отдав общий поклон, тихо шагая по ковру, вышел в приемную.
Несмотря на то, что еще не много времени прошло с тех пор, как князь Андрей оставил Россию, он много изменился за это время. В выражении его лица, в движениях, в походке почти не было заметно прежнего притворства, усталости и лени; он имел вид человека, не имеющего времени думать о впечатлении, какое он производит на других, и занятого делом приятным и интересным. Лицо его выражало больше довольства собой и окружающими; улыбка и взгляд его были веселее и привлекательнее.
Кутузов, которого он догнал еще в Польше, принял его очень ласково, обещал ему не забывать его, отличал от других адъютантов, брал с собою в Вену и давал более серьезные поручения. Из Вены Кутузов писал своему старому товарищу, отцу князя Андрея:
«Ваш сын, – писал он, – надежду подает быть офицером, из ряду выходящим по своим занятиям, твердости и исполнительности. Я считаю себя счастливым, имея под рукой такого подчиненного».
В штабе Кутузова, между товарищами сослуживцами и вообще в армии князь Андрей, так же как и в петербургском обществе, имел две совершенно противоположные репутации.
Одни, меньшая часть, признавали князя Андрея чем то особенным от себя и от всех других людей, ожидали от него больших успехов, слушали его, восхищались им и подражали ему; и с этими людьми князь Андрей был прост и приятен. Другие, большинство, не любили князя Андрея, считали его надутым, холодным и неприятным человеком. Но с этими людьми князь Андрей умел поставить себя так, что его уважали и даже боялись.
Выйдя в приемную из кабинета Кутузова, князь Андрей с бумагами подошел к товарищу,дежурному адъютанту Козловскому, который с книгой сидел у окна.
– Ну, что, князь? – спросил Козловский.
– Приказано составить записку, почему нейдем вперед.
– А почему?
Князь Андрей пожал плечами.
– Нет известия от Мака? – спросил Козловский.
– Нет.
– Ежели бы правда, что он разбит, так пришло бы известие.
– Вероятно, – сказал князь Андрей и направился к выходной двери; но в то же время навстречу ему, хлопнув дверью, быстро вошел в приемную высокий, очевидно приезжий, австрийский генерал в сюртуке, с повязанною черным платком головой и с орденом Марии Терезии на шее. Князь Андрей остановился.
– Генерал аншеф Кутузов? – быстро проговорил приезжий генерал с резким немецким выговором, оглядываясь на обе стороны и без остановки проходя к двери кабинета.
– Генерал аншеф занят, – сказал Козловский, торопливо подходя к неизвестному генералу и загораживая ему дорогу от двери. – Как прикажете доложить?
Неизвестный генерал презрительно оглянулся сверху вниз на невысокого ростом Козловского, как будто удивляясь, что его могут не знать.
– Генерал аншеф занят, – спокойно повторил Козловский.
Лицо генерала нахмурилось, губы его дернулись и задрожали. Он вынул записную книжку, быстро начертил что то карандашом, вырвал листок, отдал, быстрыми шагами подошел к окну, бросил свое тело на стул и оглянул бывших в комнате, как будто спрашивая: зачем они на него смотрят? Потом генерал поднял голову, вытянул шею, как будто намереваясь что то сказать, но тотчас же, как будто небрежно начиная напевать про себя, произвел странный звук, который тотчас же пресекся. Дверь кабинета отворилась, и на пороге ее показался Кутузов. Генерал с повязанною головой, как будто убегая от опасности, нагнувшись, большими, быстрыми шагами худых ног подошел к Кутузову.
– Vous voyez le malheureux Mack, [Вы видите несчастного Мака.] – проговорил он сорвавшимся голосом.
Лицо Кутузова, стоявшего в дверях кабинета, несколько мгновений оставалось совершенно неподвижно. Потом, как волна, пробежала по его лицу морщина, лоб разгладился; он почтительно наклонил голову, закрыл глаза, молча пропустил мимо себя Мака и сам за собой затворил дверь.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с неприятелем.
Князь Андрей был один из тех редких офицеров в штабе, который полагал свой главный интерес в общем ходе военного дела. Увидав Мака и услыхав подробности его погибели, он понял, что половина кампании проиграна, понял всю трудность положения русских войск и живо вообразил себе то, что ожидает армию, и ту роль, которую он должен будет играть в ней.
Невольно он испытывал волнующее радостное чувство при мысли о посрамлении самонадеянной Австрии и о том, что через неделю, может быть, придется ему увидеть и принять участие в столкновении русских с французами, впервые после Суворова.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего героя.
Взволнованный и раздраженный этими мыслями, князь Андрей пошел в свою комнату, чтобы написать отцу, которому он писал каждый день. Он сошелся в коридоре с своим сожителем Несвицким и шутником Жерковым; они, как всегда, чему то смеялись.
– Что ты так мрачен? – спросил Несвицкий, заметив бледное с блестящими глазами лицо князя Андрея.
– Веселиться нечему, – отвечал Болконский.
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:
– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.
Он подождал, не ответит ли что корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора.


Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
– А, Бондаренко, друг сердечный, – проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. – Выводи, дружок, – сказал он с тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы.
– Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.
– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
– Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином.
Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул
колпак и, взмахнув им над головой, закричал:
– Und die ganze Welt hoch! [И весь свет ура!]
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.
– Что барин? – спросил он у Лаврушки, известного всему полку плута лакея Денисова.
– С вечера не бывали. Верно, проигрались, – отвечал Лаврушка. – Уж я знаю, коли выиграют, рано придут хвастаться, а коли до утра нет, значит, продулись, – сердитые придут. Кофею прикажете?
– Давай, давай.
Через 10 минут Лаврушка принес кофею. Идут! – сказал он, – теперь беда. – Ростов заглянул в окно и увидал возвращающегося домой Денисова. Денисов был маленький человек с красным лицом, блестящими черными глазами, черными взлохмоченными усами и волосами. На нем был расстегнутый ментик, спущенные в складках широкие чикчиры, и на затылке была надета смятая гусарская шапочка. Он мрачно, опустив голову, приближался к крыльцу.
– Лавг'ушка, – закричал он громко и сердито. – Ну, снимай, болван!
– Да я и так снимаю, – отвечал голос Лаврушки.
– А! ты уж встал, – сказал Денисов, входя в комнату.
– Давно, – сказал Ростов, – я уже за сеном сходил и фрейлен Матильда видел.
– Вот как! А я пг'одулся, бг'ат, вчег'а, как сукин сын! – закричал Денисов, не выговаривая р . – Такого несчастия! Такого несчастия! Как ты уехал, так и пошло. Эй, чаю!
Денисов, сморщившись, как бы улыбаясь и выказывая свои короткие крепкие зубы, начал обеими руками с короткими пальцами лохматить, как пес, взбитые черные, густые волосы.
– Чог'т меня дег'нул пойти к этой кг'ысе (прозвище офицера), – растирая себе обеими руками лоб и лицо, говорил он. – Можешь себе пг'едставить, ни одной каг'ты, ни одной, ни одной каг'ты не дал.
Денисов взял подаваемую ему закуренную трубку, сжал в кулак, и, рассыпая огонь, ударил ею по полу, продолжая кричать.
– Семпель даст, паг'оль бьет; семпель даст, паг'оль бьет.
Он рассыпал огонь, разбил трубку и бросил ее. Денисов помолчал и вдруг своими блестящими черными глазами весело взглянул на Ростова.
– Хоть бы женщины были. А то тут, кг'оме как пить, делать нечего. Хоть бы дг'аться ског'ей.
– Эй, кто там? – обратился он к двери, заслышав остановившиеся шаги толстых сапог с бряцанием шпор и почтительное покашливанье.
– Вахмистр! – сказал Лаврушка.
Денисов сморщился еще больше.
– Сквег'но, – проговорил он, бросая кошелек с несколькими золотыми. – Г`остов, сочти, голубчик, сколько там осталось, да сунь кошелек под подушку, – сказал он и вышел к вахмистру.
Ростов взял деньги и, машинально, откладывая и ровняя кучками старые и новые золотые, стал считать их.
– А! Телянин! Здог'ово! Вздули меня вчег'а! – послышался голос Денисова из другой комнаты.
– У кого? У Быкова, у крысы?… Я знал, – сказал другой тоненький голос, и вслед за тем в комнату вошел поручик Телянин, маленький офицер того же эскадрона.
Ростов кинул под подушку кошелек и пожал протянутую ему маленькую влажную руку. Телянин был перед походом за что то переведен из гвардии. Он держал себя очень хорошо в полку; но его не любили, и в особенности Ростов не мог ни преодолеть, ни скрывать своего беспричинного отвращения к этому офицеру.
– Ну, что, молодой кавалерист, как вам мой Грачик служит? – спросил он. (Грачик была верховая лошадь, подъездок, проданная Теляниным Ростову.)
Поручик никогда не смотрел в глаза человеку, с кем говорил; глаза его постоянно перебегали с одного предмета на другой.
– Я видел, вы нынче проехали…
– Да ничего, конь добрый, – отвечал Ростов, несмотря на то, что лошадь эта, купленная им за 700 рублей, не стоила и половины этой цены. – Припадать стала на левую переднюю… – прибавил он. – Треснуло копыто! Это ничего. Я вас научу, покажу, заклепку какую положить.
– Да, покажите пожалуйста, – сказал Ростов.
– Покажу, покажу, это не секрет. А за лошадь благодарить будете.
– Так я велю привести лошадь, – сказал Ростов, желая избавиться от Телянина, и вышел, чтобы велеть привести лошадь.
В сенях Денисов, с трубкой, скорчившись на пороге, сидел перед вахмистром, который что то докладывал. Увидав Ростова, Денисов сморщился и, указывая через плечо большим пальцем в комнату, в которой сидел Телянин, поморщился и с отвращением тряхнулся.
– Ох, не люблю молодца, – сказал он, не стесняясь присутствием вахмистра.
Ростов пожал плечами, как будто говоря: «И я тоже, да что же делать!» и, распорядившись, вернулся к Телянину.
Телянин сидел всё в той же ленивой позе, в которой его оставил Ростов, потирая маленькие белые руки.
«Бывают же такие противные лица», подумал Ростов, входя в комнату.
– Что же, велели привести лошадь? – сказал Телянин, вставая и небрежно оглядываясь.
– Велел.
– Да пойдемте сами. Я ведь зашел только спросить Денисова о вчерашнем приказе. Получили, Денисов?
– Нет еще. А вы куда?
– Вот хочу молодого человека научить, как ковать лошадь, – сказал Телянин.
Они вышли на крыльцо и в конюшню. Поручик показал, как делать заклепку, и ушел к себе.
Когда Ростов вернулся, на столе стояла бутылка с водкой и лежала колбаса. Денисов сидел перед столом и трещал пером по бумаге. Он мрачно посмотрел в лицо Ростову.
– Ей пишу, – сказал он.
Он облокотился на стол с пером в руке, и, очевидно обрадованный случаю быстрее сказать словом всё, что он хотел написать, высказывал свое письмо Ростову.
– Ты видишь ли, дг'уг, – сказал он. – Мы спим, пока не любим. Мы дети пг`axa… а полюбил – и ты Бог, ты чист, как в пег'вый день создания… Это еще кто? Гони его к чог'ту. Некогда! – крикнул он на Лаврушку, который, нисколько не робея, подошел к нему.
– Да кому ж быть? Сами велели. Вахмистр за деньгами пришел.
Денисов сморщился, хотел что то крикнуть и замолчал.
– Сквег'но дело, – проговорил он про себя. – Сколько там денег в кошельке осталось? – спросил он у Ростова.
– Семь новых и три старых.
– Ах,сквег'но! Ну, что стоишь, чучела, пошли вахмистг'а, – крикнул Денисов на Лаврушку.
– Пожалуйста, Денисов, возьми у меня денег, ведь у меня есть, – сказал Ростов краснея.