Иноземцев, Артём Михайлович

Артём Михайлович Иноземцев
Дата рождения:	16 января 1929(1929-01-16)
Место рождения:	Москва
Дата смерти:	19 января 2001(2001-01-19) (72 года)
Место смерти:	Вильнюс, Литва
Гражданство:	СССР СССР → Литва Литва
Профессия:	актёр, театральный режиссёр
Награды:

Артём Миха́йлович Инозе́мцев (16 января 1929, Москва — 19 января 2001, Вильнюс) — советский и литовский актёр театра и кино, лауреат Государственной премии Литовской ССР (1975), заслуженный деятель искусств Литовской ССР (1976), народный артист Литовской ССР (1979).

Биография

В 1948—1951 учился на актёрском факультете ГИТИСа в Москве. В сезон 1951—1952 был актёром Ногинского городского театра. В 1952—1960 — актёр Каунасского драматического театра (в то время Каунасский государственный музыкально-драматический театр). На его сцене сыграл пятнадцать ролей, самостоятельно поставил несколько спектаклей. Член КПСС с 1958 года. С 1960 года — в Русском драматическом театре Вильнюса, сразу стал одним из ведущих актёров. Сыграл более чем в 90 спектаклях Русского драматического театра.

Роли исполнял на литовском и русском языках. Режиссировал телевизионные спектакли Литовского телевидения («Процесс Джордано Бруно», 1975). Поставил несколько спектаклей на сцене Русского драматического театра в Вильнюсе («Каменный гость», «Скупой рыцарь» по А. С. Пушкину). Осенью 2000 года начал постановку нового спектакля «Без вины виноватые» по А. Н. Островскому, премьера которого намечалась на конец февраля 2001 года. После смерти актёра работу над спектаклем завершила режиссёр Даля Тамулявичюте.

В конце 1980-х годов принимал активное участие в Саюдисе. Стал одним из основателей и руководителей Русского культурного центра. Награждён рыцарским крестом ордена Великого князя Литовского Гядиминаса (1999).

Похоронен на Антакальнском кладбище в Вильнюсе.

Роли в театре

Сыграл свыше сотни ролей. В Русском драматическом театре создал роли Сысоева в пьесе «Первая Конная» Вс. Вишневского (1958), Сугробина в инсценировке романа Г. Николаевой «Битва в пути» (1960), Матти в пьесе Б. Брехта «Господин Пунтила и его слуга Матти» (1963), Голубкова в «Беге» М. А. Булгакова (1967; постановка Е. Р. Хигеровича), Мора в «Разбойниках» Ф/ Шиллера (1973), Врача в пьесе «Пролетая над гнездом кукушки» Дейла Вассермана (1984; инсценировка одноименного романа Кена Кизи, 1963), Стародум в «Недоросле» Д. И. Фонвизина.

К наиболее значительным относятся роли

• Никиты в пьесе «Власть тьмы» Л. Н. Толстого (1969),
• Рогожина в инсценировке романа «Идиот» Ф. М. Достоевского (1963),
• Глумова в пьесе «На всякого мудреца довольно простоты» А. Н. Островского (1968),
• Суслова в «Дачниках» Максима Горького (1975; постановка В. В. Ланского),
• Арбенина в «Маскараде» М. Ю. Лермонтова (1976; постановка В. В. Ланского),
• Генерала Флицбаттресса в пьесе «На полпути к вершине» Питера Устинова (1977),
• Понтия Пилата в спектакле по роману М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита» (1988; режиссёр Р. Виктюк),
• Петра I в пьесе «Христос и Антихрист» Д. С. Мережковского (1990),
• Дункана в «Макбете» Уильяма Шекспира (1993),
• Барона в «Скупом рыцаре» А. С. Пушкина (1995).

На сцене Драматического театра Литовской ССР создал роли Йуна в пьесе «Йун Габриель Боркман» Генрика Ибсена (1981) и Берёзкина в «Золотой карете» Леонида Леонова (1982).

Роли в кино

Снимался в кинофильмах:

• «Катерина Измайлова» (1966, Сергей),
• «Доктор Вера» (1967, Следователь),
• «Операция „Трест“» (1969; Зубов),
• «Да будет жизнь!» (1969; Осип)
• «Эти невинные забавы» (1969; Краснухин)
• «Пропажа свидетеля» (1971; Зуев)
• «Разрешите взлет!» (1971; Василий Григорьевич Селезнёв)
• «О тех, кого помню и люблю» (1973; Сергей Фёдорович Фёдоров),
• «День на размышление» (1980)
• «Половодье» (1980; Бортник)
• «Сицилианская защита» (1980; Вячеслав Витальевич Ступин)
• «Синдикат-2» (1981; Дремов)
• «Затишье» (1981)
• «Цена возврата» (1983; Полищук)
• «Грядущему веку» (1984; Пётр Петрович Самоваров),
• «Контракт века» (1985; директор завода)
• «Тайная прогулка» (1985; возница)
• «Моонзунд» (1987)
• «Попугай, говорящий на идиш (фильм)» (1990)
• «Золотой туман» (1993)

Играл роли также в телевизионных постановках «Процесс Джордана Бруно» (1975), «Ученик дьявола» Бернарда Шоу (1983). В 1980 году снял на Вильнюсском телевидении двухсерийный телефильм-драму «Заботы Йонаса Пуоджюнаса» (инсценировка романа Антанаса Венуолиса «Усадьба Пуоджюнасов»), фильм получил награду на всесоюзном фестивале телевизионных фильмов.

Литература

• Иноземцев Артём Михайлович // Литва. Краткая энциклопедия. — Вильнюс: Главная редакция энциклопедий, 1989. — С. 269—270. — 672 с. — 50 000 экз.
• Танана М. Русский драматический театр Литвы 1946—1996. — Вильнюс, 1996. — С. 91. — 134 с. — 2000 экз. — ISBN 9986-750-22-9.
• Laura Blynaitė. Inozemcevas Artiomas // Visuotinė lietuvių enciklopedija. — Vilnius: Mokslo ir enciklopedijų leidybos institutas, 2005. — Т. VIII: Imhof — Junusas. — С. 148. — 620 с. — ISBN 5-420-01574-9.

Отрывок, характеризующий Иноземцев, Артём Михайлович

– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.