Иностранные добровольцы в Боснийской войне

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Иностранные добровольцы в Боснийской войне сражались за каждую из сторон конфликта: боснийцев-мусульман, хорватов и сербов. В документах тех времён обширно представлен национальный состав каждого воинского формирования, однако нигде доля иностранцев в личном составе не превышала 5%. Как правило, в вооружённых формированиях боснийцев из иностранных добровольцев и наёмников преобладали граждане исламских стран (в том числе и моджахеды), в вооружённых формированиях Республики Сербии и Республики Сербской Краины — жители стран Восточной Европы (особенно исповедующие православное христианство), в вооружённых формированиях Хорватии — граждане стран Западной Европы, США и лица, придерживавшиеся католического вероисповедания. Многие из иностранных военнослужащих сражались за конкретную сторону исключительно по своим религиозным или политическим побуждениям либо же из-за своих близких культурно-родственных связей с конкретной страной.





В формированиях боснийских мусульман

Ядро добровольцев, сражавшихся на стороне боснийцев, составляли моджахеды. Численность арабских моджахедов, которые прибыли в Боснию окольными путями и сражались на стороне боснийцев, до сих пор не установлена: цифры колеблются от 300 до 6 тысяч человек[1][2]. Среди них были как сунниты, так и шииты.

Сунниты

В Боснии моджахеды появились ещё в 1992 году, причём у них каким-то образом оказались хорватские документы. Уже тогда раздались первые заявления об угрозе распространения исламского фундаментализма по всей Европе. Впрочем, моджахеды популярностью не пользовались у боснийцев: дефицита добровольцев в Армии РБиГ абсолютно не было, боснийцам нужно было именно само оружие. Доверия от генералитета боснийских войск и офицеров к моджахедам вообще не было, поскольку те прибыли в Боснию через так называемую Хорватскую республику Герцег-Босна, где обычно арестовывали мусульман. Согласно мнению хорвата Степана Шибера из генералитета АРБиГ, моджахедов в Боснию отправил лично Франьо Туджман при поддержке хорватской контрразведки, чтобы свалить на них обвинения в преступлениях, совершённых хорватскими войсками против гражданского населения. Значение моджахедов искусственно раздул Алия Изетбегович, назвав их символом поддержки Боснии мусульманами всего мира, хотя они играли больше политическую роль, а не военную.

13 августа 1993 в боснийской армии появился батальон «Эль-Муджахид» или «Катеебат аль-Муджахидеен» (батальон совершающих усилия), чтобы начать контролировать беспрерывно прибывающих иностранных мусульманских добровольцев. Изначально мусульмане занимались поставкой продовольствия гражданскому населению и восстанавливали то, что было разрушено в ходе столкновения с сербами. После того, как правительство Боснии рассорилось с ХВО, муджахеды вступили в бои против хорватов на стороне боснийской армии[3]. На судебном процессе над Расимом Деличем арабы, выступавшие в качестве свидетелей, заявляли, что батальон моджахедов был только частью цепочки командования боснийской армии: все решения принимали эмир и шура — командир моджахедов и высший совет, поскольку командованию боснийской армии они не доверяли[4].

Де-факто подтверждено, что моджахеды были так или иначе причастны к каким-то военным преступлениям, однако привлечь к суду кого-то конкретно из них не удалось. Несколько боснийских офицеров, связанных с моджахедами, предстали перед судом: Амир Кубура и Энвер Хаджихасанович. Но доказать их вину в совершении преступлений с участием моджахедов так и не удалось: к тому же выяснилось, что 3-й армейский корпус боснийской армии имел полное право напасть на моджахедов в случае, если они будут представлять угрозу боснийским войскам[5]. Уже после войны правительство Алии Изетбеговича попыталось ввести закон о предоставлении гражданства моджахедам[6]: но к 2007 году боснийское правительство, рассмотрев около 1000 обращений, отказало более чем 420 лицам в просьбах о предоставлении боснийского гражданства[7].

После войны подразделения моджахедов были расформированы, и им пришлось уйти с Балкан согласно условиям Дейтонского соглашения. Государственный департамент США заявлял, что число моджахедов, называемое официальными властями, существенно преуменьшено, но старший представитель SFOR заявил, что в Боснии на данный момент проживают не более чем 200 бывших военных, родившихся за границей[2][8].

Шииты

Мусульмане Боснии по своим убеждениям были суннитами, однако шиитский Иран стал первой страной исламского мира, оказавший поддержку боснийцам. Более двух третей единиц оружия, которое получили вооружённые формирования боснийских мусульман, было передано именно Ираном: только с мая 1994 по январь 1995 года Иран отправил более 5 тонн оружия и боеприпасов в Боснию[9]. Шииты из ливанского движения «Хезболла» также ехали добровольцами в Боснию. Агент ЦРУ Роберт Бэр (англ. Robert Baer), работавший в Сараеве, позднее утверждал:

В Сараеве правительство боснийских мусульман — клиент иранцев. Если выбирать между ЦРУ и иранцами, они по-любому выберут иранцев

К концу войны опросы показали, что более 86% боснийских мусульман называли главным другом Боснии именно Иран[10].

В США утверждают также, что боснийскому правительству помогали несколько сотен солдат из Стражей Исламской революции. Ближе к концу войны ливанские добровольцы из «Хезболлы» стали переводиться с фронта в тыл для охраны объектов или для схваток с легко вооружёнными противниками, поскольку обученных солдат у боснийцев хватало, а иностранные моджахеды могли выполнять и другую, более полезную работу[11].

В хорватских формированиях

Основными силами, представлявшими Хорватию в конфликте, были Армия Хорватии и Хорватский совет обороны. Среди них было довольно много иностранных добровольцев и наёмников, которые придерживались католического или протестантского вероисповедания. Некоторые сражались как наёмники и получали суммы в размере нескольких тысяч долларов США[12], однако подавляющая часть иностранцев была одержима идеями неонацизма, белого национализма, антикоммунизма и католического клерикализма. Среди иностранцев было огромное количество военных из Великобритании, а также добровольцы из Испании, Италии, Нидерландов, США, Ирландии, Польши, Австралии, Новой Зеландии, Германии, Венгрии, Норвегии, Канады, Швеции, Чехии, Словакии, Болгарии, Дании, Эстонии и Финляндии. Была создана 103-я интернациональная пехотная бригада в армии Хорватии, куда входили добровольцы из многих вышеперечисленных стран: в бригаде действовали итальянский батальон имени Гарибальди[13] и французский отряд имени Жака Дорио[14]. Очень многие из добровольцев и наёмников проходили когда-то службу во Французском Иностранном легионе. Многие добровольцы присоединились к хорватским силам в Боснии в 1992 году, когда в Хорватии было заключено перемирие[15].

За хорватские войска сражались албанские наёмники, которые пытались добиться изгнания сербского населения из Боснии и Хорватии и, воспользовавшись политической неразберихой внутри Союзной Югославии, добиться отторжения Косова и Метохии. Среди известных албанцев, воевавших в Хорватии, выделяются Агим Чеку и Рахим Адеми. Большую помощь оказывали неонацисты из Германии и Австрии, которые сражались в рядах Хорватских оборонительных сил, образованных Партией права и распущенных в 1992 году (основатель партии и оборонительных сил, Доброслав Парага, позднее попал под суд в Хорватии). Также на стороне хорватов сражались украинские националисты из военизированной организации УНА-УНСО[16][17], а также некоторые российские неонацисты.

Одним из самых странных наёмников, сражавшихся на стороне Хорватии, был либериец Джеки Арклев, который в детстве был усыновлён шведской семьёй и невероятным образом стал ярым неонацистом. В 1990-е годы он прибыл в Хорватию, где стал служить в одном из военизированных формирований и охранял концлагеря Гелиодром и Дретель, где томились пленные боснийские гражданские лица[18]. В 1995 году его приговорили в Сараево к 13 годам тюрьмы. После экстрадиции в Швецию Арклев был полностью оправдан, однако после повторного рассмотрения дела он был приговорён к пожизненному лишению свободы[19].

В сербских формированиях

Во время войны 1992—1995 гг. боснийские сербы получили поддержку славянских и православных добровольцев из ряда стран, включая Россию[20]. По мнению ряда западных исследователей, всего на стороне боснийских сербов воевало до 4 000 добровольцев из России, с Украины, из Греции, Румынии, Болгарии и т. д.[20]

В сентябре 1992 года в городе Требинье в Восточной Герцеговине был создан первый отряд русских добровольцев в Боснии, насчитывавший 10 бойцов[21]. Возглавил его бывший морской пехотинец Валерий Власенко[20]. Он воевал против армии боснийских хорватов и подразделений регулярной хорватской армии на протяжении сентября-декабря 1992 года[22]. Ядро отряда составила группа добровольцев из Санкт-Петербурга. Отряд действовал в составе сводного сербо-русского подразделения. В конце 1992 года РДО-1 прекратил своё существование[22]. РДО-2, получивший из-за монархических убеждений нескольких его участников прозвище «Царские волки», был создан 1 ноября 1992 года в Вишеграде. Его командиром стал воевавший весной-летом 1992 года в Приднестровье 27-летний Александр Мухарев, получивший по инициалам позывной «Ас». Заместителем командира стал Игорь Гиркин, известный сейчас как «Стрелков». 28 января 1993 года основная часть «Царских волков» передислоцировалась в Прибой, увезя с собой и знамя отряда. Там, в Прибое отряд успешно воевал около двух месяцев. Затем, 27 марта, «Царские волки» уехали на западную окраину Сараева, в Илиджу. В августе 1993 года РДО-2 прекратил своё существование, его знамя было сдано в Храм Святой Троицы в Белграде[22]. Осенью 1993 года был создан РДО-3, составленный из ветеранов и вновь прибывающих добровольцев[22]. Во главе отряда в ноябре того же года встал бывший прапорщик морской пехоты и ветеран боевых действий в Абхазии 39-летний Александр Шкрабов[20]. РДО-3 базировался на юго-восточной окраине Сараева, входя в состав Новосараевского четнического отряда, которым командовал воевода Славко Алексич[22].

Осенью 1994 года значительная часть российских добровольцев влилась в 4-й разведывательно-диверсантский отряд Сараевско-Романийского корпуса, более известный как «Белые волки». В составе отряда добровольцы приняли участие в большом количестве операций в Сараеве и его окрестностях. По спискам, «Белые волки» насчитывали до 80 человек. Командовал ими Срджан Кнежевич. После подписания Дейтонских соглашений и окончания войны многие добровольцы вернулись в Россию[22].

В 2013 году правительство Республики Сербской приняло решение посмертно наградить Орденом Милоша Обилича 29 добровольцев из бывшего СССР[23].

Из иных иностранных добровольцев выделяются греки, чьё подразделение Греческая добровольческая гвардия численностью около 100 человек оказывало активную помощь сербам в боях в Восточной Боснии, в частности за Сребреницу. Это же подразделение обвиняется в том, что именно оно активно участвовало в резне несербского населения в городе[24][25]. В Греческой добровольческой гвардии служили православные, однако помощь сербам оказывали и радикальные националисты из организации «Хриси Авги», придерживавшиеся языческих верований. Также считается, что на помощь сербам прибывали польские националисты из движений «Национально-радикальный лагерь» и «Национальное возрождение Польши». В мае 1995 года Герцеговинский корпус даже успел сформировать интербригаду в Восточной Боснии, насчитывавшую от 150 до 600 человек[26]. Также известен некий корейский доброволец из 3-го РДО, участвовавший в боях с силами боснийских мусульман в районе Грбавицы, Сараево.

См. также

Напишите отзыв о статье "Иностранные добровольцы в Боснийской войне"

Примечания

  1. [www.sense-agency.com/en/stream.php?sta=3&pid=10225&kat=3 SENSE Tribunal:ICTY - WE FOUGHT WITH THE BH ARMY, BUT NOT UNDER ITS COMMAND]
  2. 1 2 [articles.latimes.com/2001/oct/07/news/mn-54505 Bosnia Seen as Hospitable Base and Sanctuary for Terrorists], Los Angeles Times (7 October 2001). [web.archive.org/web/20081025010859/articles.latimes.com/2001/oct/07/news/mn-54505 Архивировано] из первоисточника 25 октября 2008. Проверено 17 февраля 2010. «Hundreds of foreign Islamic extremists who became Bosnian citizens after battling Serbian and Croatian forces present a potential terrorist threat to Europe and the United States, according to a classified U.S. State Department report and interviews with international military and intelligence sources.».
  3. [www.un.org/icty/hadzihas/trialc/judgement/060315/hadz-sum060315.htm ICTY], Summary of the Judgmenet for Enver Hadzihasanovic and Amir Kubura, 15 March 2006
  4. [www.sense-agency.com/en/stream.php?sta=3&pid=10847&kat=3 ICTY: MUJAHIDEEN DIDN’T TRUST THE ARMY -]
  5. [www.un.org/icty/pressreal/2008/pr1240e.htm ICTY - APPEALS CHAMBER - Hadzihasanović and Kubura case]
  6. [news.bbc.co.uk/1/hi/world/europe/6642353.stm Bosnia fighters face uncertain fate]. BBC (10 May 2007). Проверено 17 февраля 2010. [web.archive.org/web/20121113104654/news.bbc.co.uk/2/hi/europe/6642353.stm Архивировано из первоисточника 13 ноября 2012].
  7. Wood, Nicholas [www.nytimes.com/2007/08/02/world/europe/02bosnia.html?_r=1&pagewanted=all Bosnia Plans to Expel Arabs Who Fought in Its War]. The New York Times (2 August 2007). Проверено 17 февраля 2010. [web.archive.org/web/20140320145546/www.nytimes.com/2007/08/02/world/europe/02bosnia.html?_r=1&pagewanted=all&gwh=5D7C180DD299A6B39173AB02F41D3945&gwt=pay Архивировано из первоисточника 20 марта 2014].
  8. Kroeger, Alex [news.bbc.co.uk/2/hi/europe/840241.stm Mujahideen fight Bosnia evictions]. Los Angeles Times (18 July 2000). Проверено 17 февраля 2010. [web.archive.org/web/20070514171715/news.bbc.co.uk/2/hi/europe/840241.stm Архивировано из первоисточника 14 мая 2007].
  9. [serbianna.com/blogs/savich/archives/56 Iranian Arms and Bosnia]
  10. [www.worldaffairsjournal.org/article/iran-balkans-history-and-forecast Iran in the Balkans: A History and a Forecast]
  11. [www.usip.org/publications/dayton-implementation-train-and-equip-program United States Institute of Peace], Dayton Implementation: The Train and Equip Program, September 1997 | Special Report No. 25
  12. [www.srpska.ru/article.php?nid=12173 История рассудит, кто интернационалисты, а кто - наёмники]  (рус.)
  13. [discovery.ucl.ac.uk/37544/ Srebrenica - a 'safe' area]. Netherlands Institute for War Documentation (10 April 2002). Проверено 17 февраля 2010.
  14. [reflexes.samizdat.net/spip.php?article290]
  15. [www.croatia.org/crown/articles/9991/1/481-foreign-volunteers-from-35-countries-defended-Croatia-in-1991-1995.html 481 foreign volunteers from 35 countries defended Croatia in 1991-1995]. Проверено 22 июня 2015.
  16. [www.ualberta.ca/~khineiko/NG_97_99/1149381.htm Украинских экстремистов по-прежнему притягивает Кавказ]  (рус.)
  17. Поликарпов М. Русская сотня. Наши в Сербии. — М.: ЭКСМО, 2000.
  18. Karli, Sina [www.nacional.hr/articles/view/29027/ Šveđanin priznao krivnju za ratne zločine u BiH] (Croatian). Nacional (weekly) (11 November 2006). Проверено 17 февраля 2010. [www.webcitation.org/68ofaOrj8 Архивировано из первоисточника 30 июня 2012].
  19. [www.kommersant.ru/doc/1597192 10 самых знаменитых наемников]  (рус.)
  20. 1 2 3 4 The Yugoslav Wars, 2006, с. 13.
  21. [www.srpska.ru/article.php?nid=429&sq=&crypt= Большая помощь маленьких отрядов] (рус.). Српска.ру. Проверено 26 сентября 2012. [www.webcitation.org/6Bqx8rumq Архивировано из первоисточника 1 ноября 2012].
  22. 1 2 3 4 5 6 [www.srpska.ru/article.php?nid=413&sq=&crypt= Кто они ? Добровольцы] (рус.). Српска.ру. Проверено 26 сентября 2012. [www.webcitation.org/6BqxGU5fS Архивировано из первоисточника 1 ноября 2012].
  23. [www.srpska.ru/article.php?nid=21374&sq=19&crypt= Республика Сербская посмертно наградит русских добровольцев] (рус.). Српска.ру. Проверено 11 января 2015.
  24. Smith, Helena [observer.guardian.co.uk/milosevic/story/0,,868869,00.html Greece faces shame of role in Serb massacre]. The Guardian (5 January 2003). Проверено 17 февраля 2010.
  25. Koknar, Ali M. [www.bosnia.org.uk/news/news_body.cfm?newsid=1766 The Kontraktniki : Russian mercenaries at war in the Balkans]. Bosnian Institute (14 July 2003). Проверено 17 февраля 2010.
  26. Granić, Mate [www.un.org/documents/ga/docs/50/plenary/a50-390add1.htm Letter dated 30 June 1995 from the Deputy Prime Minister and Minister for Foreign Affairs of the Republic of Croatia addressed to the Special Rapporteur of the Commission on Human Rights on the question of the use of mercenaries]. UN (30 June 1995). Проверено 17 февраля 2010.

Литература

  • Валецкий О. В. Волки белые. — М.: Грифон М, 2006. — 288 с. — ISBN 5-98862-023-X.
  • Поликарпов М. А. [artofwar.ru/p/polikarpow_m_a/serbia.shtml Русская сотня. Наши в Сербии]. — М.: Эксмо, 1999. — ISBN 5-04-003353-2.
  • Тутов А. Русские в Сараево. — Архангельск: Сказочная дорога, 2011. — 128 с. — ISBN 978-5-4629-0009-8.
  • Jeanine de Roy van Zuijdewijn & Edwin Bakker, [www.icct.nl/publications/icct-papers/returning-western-foreign-fighters-the-case-of-afghanistan-bosnia-and-somalia Returning Western foreign fighters: The case of Afghanistan, Bosnia and Somalia (International Centre for Counter-Terrorism - The Hague, 2014)]
  • David C. Isby. [books.google.ru/books?id=0AoPAAAACAAJ&redir_esc=y Balkan Battlegrounds: A Military History of the Yugoslav Conflict, 1990-1995]. — Washington: Diane Publishing Company, 2003. — Vol. 1. — 501 p. — ISBN 978-0-7567-2930-1.
  • Dr N Thomas & K Mikulan. The Yugoslav Wars (2). Bosnia, Kosovo and Macedonia 1992—2001. — Osprey publishing, 2006. — ISBN 1-84176-964-9.

Отрывок, характеризующий Иностранные добровольцы в Боснийской войне

– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.


Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.