Иноходцев, Пётр Борисович

Пётр Борисович Иноходцев
Дата рождения:	21 ноября (2 декабря) 1742(1742-12-02)
Место рождения:	Москва, Российская империя
Дата смерти:	27 октября (8 ноября) 1806(1806-11-08) (63 года)
Место смерти:	Санкт-Петербург, Российская империя
Страна:	Российская империя
Научная сфера:	астрономия, метеорология
Альма-матер:	Академический университет Гёттингенский университет

Пётр Борисович Иноходцев (21 ноября (2 декабря) 1742 — 27 октября (8 ноября) 1806) — русский астроном.

Биография

Родился в Москве в семье солдата Преображенского полка. 9 ноября 1752 года отдан в Академическую гимназию. По окончании курсов гимназии поступил в 1760 году в Академический университет при Петербургской АН. В течение пятилетнего пребывания в университете слушал лекции профессоров: С. Я. Румовского, И.Фишера, С. К. Котельникова, И. А. Брауна. Как один из лучших студентов университета был назначен преподавателем математики в Академическую гимназию. В 1765 по инициативе М. В. Ломоносова в числе семи лучших студентов университета направлен за границу для дальнейшего обучения, два года учился в Гёттингенском университете, где изучал аэрометрию, гидродинамику, оптику, статику, механику и преимущественно физическую астрономию. После возвращения в Россию два года работал под руководством Л. Эйлера, участвовал в переводе на русский язык трудов Л. Эйлера и «Естественной истории» Ж. Бюффона. 10 октября 1768 года избран адъюнктом академии наук на основании представленного им сочинения «de nivellatione». Успешно провел в Гурьеве наблюдение прохождения Венеры по диску Солнца 23 мая 1769 года. В 1771—1774 возглавлял экспедицию в юго-восточный район европейской России для выяснения возможности сооружения канала между Волгой и Доном. В 1781—1785 возглавлял экспедицию по определению долготы и широты следующих городов: Царицына, Камышина, Орла, Курска, Нежира, Херсона, Харькова, Воронежа, Тамбова, Калуги, Ярославля, Костромы, Вологды, Петрозаводска. В 1797 году назначен цензором в Ригу, в его обязанности входило рассмотрение книг, поступающих в академию наук. Преподавал астрономию офицерам флота. Заведовал Академической гимназией. Иноходцев был одним из первых русских историков астрономии. Опубликовал работы «О древности, изобретателях и первых началах астрономии» (1779) и «Об Александрийском училище и предшествовавших Иппарху астрономах» (1787, 1788), в которых связывал возникновение и развитие астрономии с практическими потребностями людей, отмечал косность египетской астрономии и высоко оценивал Аристарха как ученого, который еще в III в. до н. э. приблизился к правильному пониманию устройства Вселенной и её масштабов. Также занимался метеорологическими исследованиями и исследованиями в области климатологии, опубликовал работы «О неравном количестве дождевой воды на местах» (1775), «О разности климатов» (1778), «Приложение метеорологии к земледелию» (1786,1887) и ряд других. И работы, непосредственно связанные с астрономией «Transitus Mercurii per discum sotis die 23 aprilis» (1787), «Observatio eclipsis solaris die 23 mart 1791 Petropoli inspecula astronomica, telescopio Shorti 2 1/2 pedum facta» (1791).

Академик Санкт-Петербургской академии наук (1779), академик Российской Академии (1785).

Похоронен на Смоленском кладбище Санкт-Петербурга, памятник на его могиле находится под охраной государства.

Литература

• Перель Ю. Г., Петр Борисович Иноходцев — русский ученый и первый русский историк астрономии // «Астрономический журнал», 1952, т. 29, в. 3.
• Колчинский И. Г., Корсунь А. А., Родригес М. Г. Астрономы. Биографический справочник. — Киев: Наукова думка, 1986.
• Сухомлинов М. И., История Российской Академии, 1876, т.3
• Григорьев С. В. Биографический словарь. Естествознание и техника в Карелии. — Петрозаводск: Карелия, 1973. — С. 116—117. — 269 с. — 1000 экз.

Ссылки

• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-50575.ln-ru Профиль Петра Борисовича Иноходцева] на официальном сайте РАН

Отрывок, характеризующий Иноходцев, Пётр Борисович

– Ты староста? Вязать, Лаврушка! – кричал Ростов, как будто и это приказание не могло встретить препятствий. И действительно, еще два мужика стали вязать Дрона, который, как бы помогая им, снял с себя кушан и подал им.
– А вы все слушайте меня, – Ростов обратился к мужикам: – Сейчас марш по домам, и чтобы голоса вашего я не слыхал.
– Что ж, мы никакой обиды не делали. Мы только, значит, по глупости. Только вздор наделали… Я же сказывал, что непорядки, – послышались голоса, упрекавшие друг друга.
– Вот я же вам говорил, – сказал Алпатыч, вступая в свои права. – Нехорошо, ребята!
– Глупость наша, Яков Алпатыч, – отвечали голоса, и толпа тотчас же стала расходиться и рассыпаться по деревне.
Связанных двух мужиков повели на барский двор. Два пьяные мужика шли за ними.
– Эх, посмотрю я на тебя! – говорил один из них, обращаясь к Карпу.
– Разве можно так с господами говорить? Ты думал что?
– Дурак, – подтверждал другой, – право, дурак!
Через два часа подводы стояли на дворе богучаровского дома. Мужики оживленно выносили и укладывали на подводы господские вещи, и Дрон, по желанию княжны Марьи выпущенный из рундука, куда его заперли, стоя на дворе, распоряжался мужиками.
– Ты ее так дурно не клади, – говорил один из мужиков, высокий человек с круглым улыбающимся лицом, принимая из рук горничной шкатулку. – Она ведь тоже денег стоит. Что же ты ее так то вот бросишь или пол веревку – а она потрется. Я так не люблю. А чтоб все честно, по закону было. Вот так то под рогожку, да сенцом прикрой, вот и важно. Любо!
– Ишь книг то, книг, – сказал другой мужик, выносивший библиотечные шкафы князя Андрея. – Ты не цепляй! А грузно, ребята, книги здоровые!
– Да, писали, не гуляли! – значительно подмигнув, сказал высокий круглолицый мужик, указывая на толстые лексиконы, лежавшие сверху.

Ростов, не желая навязывать свое знакомство княжне, не пошел к ней, а остался в деревне, ожидая ее выезда. Дождавшись выезда экипажей княжны Марьи из дома, Ростов сел верхом и до пути, занятого нашими войсками, в двенадцати верстах от Богучарова, верхом провожал ее. В Янкове, на постоялом дворе, он простился с нею почтительно, в первый раз позволив себе поцеловать ее руку.
– Как вам не совестно, – краснея, отвечал он княжне Марье на выражение благодарности за ее спасенье (как она называла его поступок), – каждый становой сделал бы то же. Если бы нам только приходилось воевать с мужиками, мы бы не допустили так далеко неприятеля, – говорил он, стыдясь чего то и стараясь переменить разговор. – Я счастлив только, что имел случай познакомиться с вами. Прощайте, княжна, желаю вам счастия и утешения и желаю встретиться с вами при более счастливых условиях. Ежели вы не хотите заставить краснеть меня, пожалуйста, не благодарите.
Но княжна, если не благодарила более словами, благодарила его всем выражением своего сиявшего благодарностью и нежностью лица. Она не могла верить ему, что ей не за что благодарить его. Напротив, для нее несомненно было то, что ежели бы его не было, то она, наверное, должна была бы погибнуть и от бунтовщиков и от французов; что он, для того чтобы спасти ее, подвергал себя самым очевидным и страшным опасностям; и еще несомненнее было то, что он был человек с высокой и благородной душой, который умел понять ее положение и горе. Его добрые и честные глаза с выступившими на них слезами, в то время как она сама, заплакав, говорила с ним о своей потере, не выходили из ее воображения.
Когда она простилась с ним и осталась одна, княжна Марья вдруг почувствовала в глазах слезы, и тут уж не в первый раз ей представился странный вопрос, любит ли она его?
По дороге дальше к Москве, несмотря на то, что положение княжны было не радостно, Дуняша, ехавшая с ней в карете, не раз замечала, что княжна, высунувшись в окно кареты, чему то радостно и грустно улыбалась.
«Ну что же, ежели бы я и полюбила его? – думала княжна Марья.
Как ни стыдно ей было признаться себе, что она первая полюбила человека, который, может быть, никогда не полюбит ее, она утешала себя мыслью, что никто никогда не узнает этого и что она не будет виновата, ежели будет до конца жизни, никому не говоря о том, любить того, которого она любила в первый и в последний раз.
Иногда она вспоминала его взгляды, его участие, его слова, и ей казалось счастье не невозможным. И тогда то Дуняша замечала, что она, улыбаясь, глядела в окно кареты.
«И надо было ему приехать в Богучарово, и в эту самую минуту! – думала княжна Марья. – И надо было его сестре отказать князю Андрею! – И во всем этом княжна Марья видела волю провиденья.
Впечатление, произведенное на Ростова княжной Марьей, было очень приятное. Когда ои вспоминал про нее, ему становилось весело, и когда товарищи, узнав о бывшем с ним приключении в Богучарове, шутили ему, что он, поехав за сеном, подцепил одну из самых богатых невест в России, Ростов сердился. Он сердился именно потому, что мысль о женитьбе на приятной для него, кроткой княжне Марье с огромным состоянием не раз против его воли приходила ему в голову. Для себя лично Николай не мог желать жены лучше княжны Марьи: женитьба на ней сделала бы счастье графини – его матери, и поправила бы дела его отца; и даже – Николай чувствовал это – сделала бы счастье княжны Марьи. Но Соня? И данное слово? И от этого то Ростов сердился, когда ему шутили о княжне Болконской.