Женские институты

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

«Закрытые женские институты Ведомства учреждений императрицы Марии»[1] (в популярной литературе Институты благородных девиц) — российские закрытые учебные заведения ведомства учреждений императрицы Марии, в которых воспитывались за казённый счет девушки (называемые в то время «девицы») привилегированного сословия (дочери потомственных дворян, генералов, штаб- и обер-офицеров или гражданских чинов), а за собственный счёт — также дочери купцов, почётных граждан и лиц иного звания, причислявшихся раньше к так называемым неподатным состояниям.





История

Почти все институты были причислены к 1-му разряду женских учебных заведений. Число всех учащихся в институтах — около 7500. Общий расход на институты был свыше 300 000 рублей в год.

Пансионерки

Правила приёма воспитанниц на казённый счёт определялись особо для каждого института, причём в основание их были положены как разряд, к которому отнесена определяемая девица, так и баллотировка по жребию. Основанием для зачисления девиц в тот или другой разряд служили, наряду со званием или чином её отца, различные обстоятельства:

  • её сиротство (то есть круглая ли она сирота или имела в живых одного из родителей),
  • обстоятельства смерти её отца (например, убит ли он в сражении),
  • если был жив, то состоял ли на действительной службе,
  • её материальное положение или её родителей.

Некоторые из разрядов предоставляли безусловное право на поступление казённой пансионеркой с преимуществом по старшинству поданных прошений, кандидаткам же прочих разрядов производилась баллотировка по жребию.

Казённокоштными пансионерками принимались девицы в возрасте от 10 до 12 1/2 лет, а своекоштными — в возрасте от 9 до 13 1/2 лет (плата — от 150 до 400 р. в год). Полупансионерками и приходящими принимались девицы в так называемые полуоткрытые институты (Донской, Нижегородский, Керченский и Тамбовский), а в остальные губернские институты — лишь в виде исключения (с 1881 г.).

Программа

Программа преподаваемых предметов в женских институтах была почти сходной с программами женских гимназий; главное отличие институтов составляло усиленное преподавание новых языков.

Классы

Число классов в институте — 7; кроме того, при институте находились приготовительный и так называемый специальный классы.

Администрация

Администрацию института составляли инспектор, начальница, инспектрисы, преподаватели, преподавательницы (в младших классах) и классные дамы.

Список институтов

Всего институтов было 30.

В Санкт-Петербурге

В Санкт-Петербурге было 10 женских институтов:

Высочайшим указом 25 июля 1894 года было определено открыть в Санкт-Петербурге ещё один институт, Ксениевский (в память бракосочетания вел. кн. Ксении Александровны).

В Москве

В Москве было 4 женских института:

В губерниях

16 губернских женских институтов:

На правах институтов

Кроме того, правами института пользовались:

Вневедомственные

Характер институтов имели также женские учебные заведения, не состоявшие в ведомстве императрицы Марии:

  • институт Е. И. В. принцессы Ольденбургской (в Санкт-Петербурге),
  • Александро-Мариинское училище (в Москве),
  • Усачевско-Чернявское женское училище (в Москве),
  • Мариинское высшее женское училище (в Вильне).

Только в последние два принимались дети всех состояний.

В литературе

  • Бо́льшая часть произведений Лидии Чарской (1875—1937) посвящена школьной жизни воспитанниц закрытых школ-пансионов.

См. также

Напишите отзыв о статье "Женские институты"

Ссылки

Примечания

  1. ↑ [nobledamosels.wordpress.com/ «Институты благородных девиц» и женское образование в Российской империи]

Отрывок, характеризующий Женские институты

«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Женские_институты&oldid=81322652»