Институт истории естествознания и техники имени С. И. Вавилова РАН
Поделись знанием:
В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
(перенаправлено с «Институт истории естествознания и техники»)
| Институт истории естествознания и техники им. С. И. Вавилова РАН (ИИЕТ РАН) | |
 | |
| Директор |
Д. Ю. Щербинин (и. о.) |
|---|---|
| Сотрудников |
около 200 |
| Расположение |
Москва, ул.Обручева, д.30а, корп. В |
| Сайт |
[www.ihst.ru t.ru] |
Институ́т исто́рии естествозна́ния и те́хники им. С. И. Вави́лова РАН (ИИЕТ РАН) — научное учреждение при Президиуме Российской академии наук. Полное наименование Федеральное государственное бюджетное учреждение науки Институт истории естествознания и техники им. С. И. Вавилова Российской академии наук (ИИЕТ РАН).
Содержание
История
 |
Этот раздел не завершён. Вы поможете проекту, исправив и дополнив его.
|
В 1921 году в Российской академии наук под председательством В. И. Вернадского была создана Комиссия по изучению истории, философии и техники, затем переименованная в Комиссию по истории знаний (КИЗ). С 1930 года председателем комиссии стал Н. И. Бухарин. 28 февраля 1932 года на базе КИЗ был создан Институт истории науки и техники, а Бухарин назначен его первым директором. Позднее учреждение возглавляли А. А. Максимов и В. В. Осинский-Оболенский (1935—1937). Институт был ликвидирован 5 февраля 1938 года, после объявления его «центром антисоветского заговора»[1].
Работа возобновилась лишь с 22 ноября 1944 году после создания новой организации в составе Отделения истории и философии АН СССР — Института истории естествознания. С 5 сентября 1953 года, после вхождения в его состав Комиссии по истории техники, было утверждено новое название — Институт истории естествознания и техники (Постановление Президиума АН СССР № 541)[1].
В 1970-х годах ленинградское отделение ИИЕТ находилось под угрозой закрытия и перевода в состав института общественных наук при Ленинградском обкоме КПСС. Благодаря вмешательству учёных (в том числе В. Д. Есакова — руководителя Сектора истории советской культуры Института истории СССР) это отделение было оставлено[2].
C 1991 года институт носит имя академика Сергея Ивановича Вавилова.
Директора
- 1945 — акад. В. Л. Комаров
- 1946—1953 — член-корр. АН СССР Х. С. Коштоянц
- 1953—1955 — акад. А. М. Самарин
- 1955—1956 — д.филос.н. И. В. Кузнецов, и. о.
- 1956—1962 — д.х.н. Н. А. Фигуровский
- 1962—1973 — акад. Б. М. Кедров
- 1974—1986 — член-корр. АН СССР С. Р. Микулинский
- 1987—1988 — акад. В. С. Стёпин
- 1988—1991 — член-корр. РАН Н. Д. Устинов
- 1992—1993 — д.филос.н. Б. И. Козлов
- 1993—2004 — д.э.н. В. М. Орёл
- 2004—2009 — д.т.н. А. В. Постников
- 2009—2010 — д.т.н. В. П. Борисов, и. о.
- 2010—2015 — член-корр. РАН Ю. М. Батурин
- с 2015 — к.т.н. Д. Ю. Щербинин
Структура
- Филиалы
- Санкт-Петербургский филиал (СПбФ ИИЕТ РАН; руководители: Б. В. Федоренко (1953—1955), д.б.н. П. П. Перфильев (1956—1962), д.и.н. А. В. Кольцов (1963—1966, 1972—1973), д.филос.н. Ю. С. Мелещенко (1967—1972), д.м.н. Н. А. Толоконцев (1973—1975), д.филос.н. Б. И. Иванов (1975—1978), к.т.н. Э. П. Карпеев (1978—1987), д.филос.н А. И. Мелуа (1987—1995), д.филос.н. Э. И. Колчинский (1995—2015), с 2015 года — к.соц.н. Н. А. Ащеулова)[3].
- С 2010 года в качестве филиала входит Выставочный центр РАН. Центр занимается подготовкой и проведением экспозиций завершённых работ учреждений РАН и результатов наиболее интересных фундаментальных исследований на российских и международных выставках в России, а также выставок работ Российской академии наук и экспозиций РАН на зарубежных выставках, организуемых Министерствами и ведомствами Российской Федерации, зарубежными фирмами и организациями.
- Журналы
- с 1980 «Вопросы истории естествознания и техники» (ВИЕТ)
- 1999—2004 «Науковедение», ежегодники — «Историко-математические исследования» (с 1948 года), «Исследования по истории физики и механики» (с 1986 года), «Историко-астрономические исследования» (с 1955 года).
- Советы
В институте действует несколько диссертационных советов по специальности «история науки и техники».
ИИЕТ проводит ежегодные конференции по истории науки и техники в Москве и Санкт-Петербурге. При институте постоянно работает несколько Общемосковских семинаров — по истории астрономии, по истории физики и механики, по истории Советского атомного проекта.
Учёным советом и Советом молодых учёных ИИЕТ РАН в 2004 году была учреждена «Премия памяти Алексея Каримова», которой награждаются молодые учёные института за значимый вклад в изучение истории естествознания и техники.
- Отделы
- Отдел истории техники и технических наук
- Отдел истории физико-математических наук
- Центр истории организации науки и науковедения (ЦИОНН)
- Экологический центр
- Центр истории социо-культурных проблем науки и техники
- Отдел историографии и источниковедения истории науки и техники
- Отдел методологических и социальных проблем развития науки
- Отдел истории химико-биологических наук
- Отдел истории наук о Земле
- Кафедра истории науки и техники
- Редакция журнала «Вопросы истории естествознания и техники»
- Лаборатория научно-прикладной фотографии и кинематографии
- Центр виртуальной истории науки и техники (ЦВИНиТ)
- Проблемная группа изучения Центральной Азии — музей П. К. Козлова
- Социолого-науковедческий центр
- Сектор истории академии наук и научных учреждений
- Сектор истории эволюционной теории и экологии
- Сектор истории технических наук и инженерной деятельности
Известные сотрудники
См. также: Категория:Сотрудники ИИЕТ РАН
- Александровская, Ольга Андреевна
- Андреев, Александр Иванович
- Ахутин, Анатолий Валерианович
- Боярский, Пётр Владимирович
- Волобуев, Павел Васильевич
- Григорьян, Нора Андреевна
- Грязнов, Борис Семёнович
- Демидов, Сергей Сергеевич
- Есаков, Василий Алексеевич
- Забелин, Игорь Михайлович
- Земцов, Александр Николаевич
- Идлис, Григорий Моисеевич
- Космодемьянский, Аркадий Александрович
- Мирзоян, Эдуард Николаевич
- Павлова, Галина Евгеньевна
- Райнов, Тимофей Иванович
- Рахилин, Валентин Константинович
- Резанов, Игорь Александрович
- Снытко, Валериан Афанасьевич
- Соколовская, Зинаида Кузьминична
- Федосеев, Иван Андреевич
- Цуцкин, Евгений Васильевич
- Чайковский, Юрий Викторович
- Ченакал, Валентин Лукич
- Чеснова, Лариса Васильевна
- Широкова, Вера Александровна
- Щербо, Георгий Михайлович
Напишите отзыв о статье "Институт истории естествознания и техники имени С. И. Вавилова РАН"
Литература
- Ваганов А. [www.ng.ru/science/2012-02-22/9_pravopreemstvo.html Неразрывность и правопреемство. Кому и зачем нужна сегодня история науки и техники] // Независимая газета, 22 февраля 2012
Примечания
- ↑ 1 2 [video.yandex.ru/users/ihst-ru/view/1 Фильм: 80 лет ИИЕН РАН (2012)]
- ↑ А всё начиналось в Благушах // [www.airo-xxi.ru/projects_2007/esakov.htm Владимир Дмитриевич Есаков: биобиблиографический указатель]. — М.: АИРО-XXI, 2007. — 101 с. — (АИРО-биобиблиография). — ISBN 978-5-91022-060-1.
- ↑ [ihst.nw.ru/institute/2012-09-12-07-50-05 История СПбФ ИИЕТ РАН]
Ссылки
- [www.ihst.ru Сайт института в Москве]
- [ihst.nw.ru/ Сайт СПб филиала ИИЕТ РАН]
- [www.expo.ras.ru/ Сайт Выставочного центра РАН]
|
||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Институт истории естествознания и техники имени С. И. Вавилова РАН
«Как они добры все, – думал Пьер, – что они теперь, когда уж наверное им это не может быть более интересно, занимаются всем этим. И все для меня; вот что удивительно».В этот же день к Пьеру приехал полицеймейстер с предложением прислать доверенного в Грановитую палату для приема вещей, раздаваемых нынче владельцам.
«Вот и этот тоже, – думал Пьер, глядя в лицо полицеймейстера, – какой славный, красивый офицер и как добр! Теперь занимается такими пустяками. А еще говорят, что он не честен и пользуется. Какой вздор! А впрочем, отчего же ему и не пользоваться? Он так и воспитан. И все так делают. А такое приятное, доброе лицо, и улыбается, глядя на меня».
Пьер поехал обедать к княжне Марье.
Проезжая по улицам между пожарищами домов, он удивлялся красоте этих развалин. Печные трубы домов, отвалившиеся стены, живописно напоминая Рейн и Колизей, тянулись, скрывая друг друга, по обгорелым кварталам. Встречавшиеся извозчики и ездоки, плотники, рубившие срубы, торговки и лавочники, все с веселыми, сияющими лицами, взглядывали на Пьера и говорили как будто: «А, вот он! Посмотрим, что выйдет из этого».
При входе в дом княжны Марьи на Пьера нашло сомнение в справедливости того, что он был здесь вчера, виделся с Наташей и говорил с ней. «Может быть, это я выдумал. Может быть, я войду и никого не увижу». Но не успел он вступить в комнату, как уже во всем существе своем, по мгновенному лишению своей свободы, он почувствовал ее присутствие. Она была в том же черном платье с мягкими складками и так же причесана, как и вчера, но она была совсем другая. Если б она была такою вчера, когда он вошел в комнату, он бы не мог ни на мгновение не узнать ее.
Она была такою же, какою он знал ее почти ребенком и потом невестой князя Андрея. Веселый вопросительный блеск светился в ее глазах; на лице было ласковое и странно шаловливое выражение.
Пьер обедал и просидел бы весь вечер; но княжна Марья ехала ко всенощной, и Пьер уехал с ними вместе.
На другой день Пьер приехал рано, обедал и просидел весь вечер. Несмотря на то, что княжна Марья и Наташа были очевидно рады гостю; несмотря на то, что весь интерес жизни Пьера сосредоточивался теперь в этом доме, к вечеру они всё переговорили, и разговор переходил беспрестанно с одного ничтожного предмета на другой и часто прерывался. Пьер засиделся в этот вечер так поздно, что княжна Марья и Наташа переглядывались между собою, очевидно ожидая, скоро ли он уйдет. Пьер видел это и не мог уйти. Ему становилось тяжело, неловко, но он все сидел, потому что не мог подняться и уйти.
Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.
В душе Пьера теперь не происходило ничего подобного тому, что происходило в ней в подобных же обстоятельствах во время его сватовства с Элен.
Он не повторял, как тогда, с болезненным стыдом слов, сказанных им, не говорил себе: «Ах, зачем я не сказал этого, и зачем, зачем я сказал тогда „je vous aime“?» [я люблю вас] Теперь, напротив, каждое слово ее, свое он повторял в своем воображении со всеми подробностями лица, улыбки и ничего не хотел ни убавить, ни прибавить: хотел только повторять. Сомнений в том, хорошо ли, или дурно то, что он предпринял, – теперь не было и тени. Одно только страшное сомнение иногда приходило ему в голову. Не во сне ли все это? Не ошиблась ли княжна Марья? Не слишком ли я горд и самонадеян? Я верю; а вдруг, что и должно случиться, княжна Марья скажет ей, а она улыбнется и ответит: «Как странно! Он, верно, ошибся. Разве он не знает, что он человек, просто человек, а я?.. Я совсем другое, высшее».
Только это сомнение часто приходило Пьеру. Планов он тоже не делал теперь никаких. Ему казалось так невероятно предстоящее счастье, что стоило этому совершиться, и уж дальше ничего не могло быть. Все кончалось.
Радостное, неожиданное сумасшествие, к которому Пьер считал себя неспособным, овладело им. Весь смысл жизни, не для него одного, но для всего мира, казался ему заключающимся только в его любви и в возможности ее любви к нему. Иногда все люди казались ему занятыми только одним – его будущим счастьем. Ему казалось иногда, что все они радуются так же, как и он сам, и только стараются скрыть эту радость, притворяясь занятыми другими интересами. В каждом слове и движении он видел намеки на свое счастие. Он часто удивлял людей, встречавшихся с ним, своими значительными, выражавшими тайное согласие, счастливыми взглядами и улыбками. Но когда он понимал, что люди могли не знать про его счастье, он от всей души жалел их и испытывал желание как нибудь объяснить им, что все то, чем они заняты, есть совершенный вздор и пустяки, не стоящие внимания.
