Институт красной профессуры

Институ́т кра́сной профессу́ры (ИКП) — специальное высшее учебное заведение ЦК ВКП(б) для подготовки высших идеологических кадров партии и преподавателей общественных наук в вузах.

История и структура

Образован в соответствии с постановлением Совета Народных Комиссаров РСФСР от 11 февраля 1921 «Об учреждении Институтов по подготовке Красной Профессуры»: «1. Учредить в Москве и Петрограде Институты по подготовке красной профессуры для преподавания в высших школах Республики теоретической экономики, исторического материализма, развития общественных форм, новейшей истории и советского строительства. 2. Установить число работающих в Институтах красной профессуры для Москвы в 200 и для Петрограда 100. 3. Поручить Народному комиссариату по просвещению приступить в срочном порядке к организации указанных институтов. 4. Обязать все Советские учреждения оказывать всемерное содействие Народному комиссариату по просвещению в деле скорейшей организации указанных институтов». Из-за нехватки преподавателей был открыт в октябре 1921 только в Москве.

Первый выпуск состоялся в 1924 году. За пять выпусков (1924—1928 гг.) Институтом было выпущено 194 слушателя, из них 88 экономистов, 42 философа, 32 русских историка, 18 западных историков, 9 естественников, 5 правоведов. Все слушатели ИКП со второго курса обязаны были вести педагогическую работу при том или ином вузе. Некоторое время в Советском Союзе практиковалось присвоение профессорского звания после окончания Института красной профессуры; во второй половине 30-х гг. правила представления к званию ужесточились.

В 1927 году передан из ведения Главнауки в ЦИК СССР.

В 1938 году вместо ИКП была создана единая Высшая школа марксизма-ленинизма при ЦК ВКП(б), которая в 1946 году была преобразована в Академию общественных наук при ЦК КПСС. Размещался в Москве в здании Страстного монастыря. Курс обучения составлял 3 года. В 1924 году был добавлен ещё один год.

При создании было три отделения: экономическое, историческое и философское. B 1924 году организовано подготовительное отделение, правовое и естественное. B 1927 — историко-партийное и литературное отделения. К 1930 году насчитывалось восемь отделений:

• экономическое с кооперативным циклом
• историческое с циклами русской истории, западной истории и истории профсоюзов
• философское
• историко-партийное
• историко-литературное
• правовое
• отделение теоретического естествознания
• подготовительное

В 1930 году отделения были реорганизованы в самостоятельные институты. По состоянию на 1931 год было 10 Институтов красной профессуры:

• Исторический (изв. слушатели: С. Н. Круглов)
• Историко-партийный (в 1931 году директором Е. М. Ярославский, в 1932—1935 годах директором В. Г. Кнорин, в 1932—1934 годах замдиректором Б. Н. Пономарёв; известные слушатели: А. М. Алемасов, А. С. Щербаков, А. М. Ионов)
• Экономический (существовал в 1931—1938, директора: 1930—1932 Э. И. Квиринг; выпускники: И. Г. Большаков, Н. А. Вознесенский, А. И. Пашков, И. Д. Лаптев)
• Философии и естествознания; летом 1930 г. философское отделение ИКП было организовано в Институт красной профессуры философии и естествознания (ИКПФиЕ) (выпускники: Каммари (1931), Константинов (1932))
• Аграрный
• Мирового хозяйства и мировой политики
• Советского строительства и права
• Литературный
• Техники и естествознания
• Подготовки кадров (бывшее подготовительное отделение)

В 1931 году к Институту присоединили аспирантуры НИИ Коммунистической академии.

Руководители

• 1921—1931 — Покровский, Михаил Николаевич (1868—1932)
• 1932—1938 — Юдин, Павел Фёдорович (1899—1968)

Преподаватели и студенты

Острый недостаток преподавателей вынудил руководство привлекать также и беспартийных профессоров. В их числе были, например, активные меньшевики Рожков, Рубин, Громан, Любовь Аксельрод-Ортодокс, бундовец Розенфельд, большевик-антиленинец, во время Гражданской войны сотрудничавший с меньшевиками Базаров, А. Н. Савин, П. И. Лященко, a также Грацианский, Бахрушин, Тарле, Греков, Струве, Крачковский, Марр, Мещанинов, Деборин, Мишулин, Косьминский, Тимирязев (сын) и др.

В числе партийных профессоров были: Н. И. Бухарин, Покровский, В. П. Волгин, В. И. Невский, Н. М. Лукин, Луначарский, Ярославский, Радек, Крумин, Квиринг, Е. Преображенский, Крыленко, Пашуканис, Берман, Варга, Миф, Бела Кун, Эрколли (Тольятти), Коларов, В. Пик, Куусинен, и др. Периодически с докладами выступали Сталин, Троцкий, Зиновьев, Каганович, Калинин, Мануильский, Бубнов, Эйдеман и др.

Среди выпускников Института красной профессуры, занимавшихся педагогической и научной деятельностью, были историки Н. Н. Ванаг, Э. Б. Генкина, С. М. Дубровский, И. И. Минц, А. М. Панкратова, А. Л. Сидоров, С. Г. Томсинский и др. Военный историк Е. А Разин (выпуск 1936 года). В то же время большое количество выпускников после окончания Института работали в партийных и советских учреждениях. В числе выпускников ИКП были будущие члены и кандидаты в члены Политбюро и секретари ЦК: Суслов, Щербаков, Вознесенский, Поспелов, Пономарёв, Пельше, Ильичев, Юдин; а также видные деятели партии и государства: Мехлис, Федосеев, Александров, Константинов, Митин, Шабалин; поэты Сурков, Щипачёв и др. В Институте учились и представители так называемой бухаринской школы.

Отбор студентов и учебный процесс

К приёмным экзаменам допускались лица, направленные ЦК или обкомом партии, как правило, с высшим образованием. Вначале принимали и беспартийных студентов, но в 1922 году уже требовался двухлетний партийный стаж, затем трёхлетний, в 1924 году — пять лет, к 1929 году требовалось до 8 и 10 лет стажа на определённых отделениях.

В начале 1920-х гг. для приёма лиц в Институт красной профессуры была создана мандатная комиссия, в которую входили представители ЦК партии, Правления и слушателей Института. О каждом кандидате она выносила постановление. При положительном решении мандатной комиссии заявления поступали в Правление. Оно рассматривало их и допускало (или нет) соискателей к представлению самостоятельной письменной работы по избранной специальности, которая должна была доказать способность поступающего к научному исследованию. Те, чьи работы признавались удовлетворительными, допускались к устному коллоквиуму по теоретической экономии, философии, русской и всеобщей истории. В 1920-е гг. одним из основных источников комплектования Института красной профессуры были выпускники Коммунистического университета им. Я. М. Свердлова. В числе слушателей были и лица, работающие преподавателями, а также партийные работники, занимавшие до поступления ответственные посты (секретари райкомов, губкомов, заведующие районными агитпропами и др.).

Учебный процесс

Основной формой обучения в Институте красной профессуры в 1920-е годы была работа в семинарах, где слушатели изучали и обсуждали вопросы экономической теории К. Маркса, истории философии, в том числе материалистических и диалектических учений (только по Философии И. Канта А. М. Дебориным лекции читались целый учебный год), истории революций, рабочего и крестьянского движений, социально-экономической истории. Многие их работы носили исследовательский характер. Слушатели Института издавали большое количество книг, статей, активно участвовали в научных дискуссиях и конференциях. Обязательной частью учебного процесса была партийная работа (преподавание в партшколах, ведение агитационно-пропагандистской работы, работа на предприятиях секретарями партийных ячеек коммунистов и т. д.) и педагогическая практика (ведение курсов по своей специальности в вузах и на рабфаках). Со 2-й половины 1920-х годов слушатели Института по-разному проявляли себя в борьбе с оппозиционными течениями в ВКП(б).

Литература

• Козлова Л. А. Институт красной профессуры (1921—1938 годы): Историографический очерк // Социологический журнал. 1994. № 1.
• Об учреждении институтов по подготовке красной профессуры: Декрет Совета Народных Комиссаров от 11 февраля 1921 г. // Собрание узаконений и распоряжений Рабочего и Крестьянского правительства РСФСР. 1921, № 12, стр. 72.
• Соловей В. Д. Институт красной профессуры: подготовка кадров историков партии в 20-30-е годы // Вопросы истории КПСС. 1990. № 12.
• Институт красной профессуры // Большая Советская Энциклопедия изд. 3-е. т. 10 стр. 293.
• Институт красной профессуры // Советская историческая энциклопедия. т. 6, стр. 109—110.
• Институт красной профессуры // Большая Российская энциклопедия. — М., 2008. Т. 11, стр. 410.
• А. Авторханов. Технология власти. 3-е изд. — Frankfurt/Main : Possev-Verlag, 1983—809 c.; 17 cm. LCCN unk84-022143
• А. Авторханов. Мемуары. — Frankfurt/Main : Possev-Verlag, 1983—761 c.; 17 cm. LCCN 83-207886
• А. Авторханов. Кузница мастеров власти : школа высших политических кадров ЦК КПСС // Новый журнал — № 131 (июнь 1978) стр. 219—241.
• С. М. Дубровский. К истории Института красной профессуры. Документы // Исторический Архив, 1958, № 6. С. 84-89.
• David-Fox M. Revolution of the Mind. Higher Learning among the Bolsheviks, 1918—1929. Ithaca, 1997
• Michael S. David-Fox. Political Culture, Purges, and Proletarianization at the Institute of Red Professors, 1921—1929 // The Russian Review. Vol. 52, January 1993, pp. 20-42.
• Л. А. Коган. [russcience.euro.ru/papers/kog02vf.htm На подступах к советской философии (первые «свердловцы», «соц. академики», «икаписты»)] // Вопросы философии. 2002. № 5. С. 112—140.
• Иванова Л. В. У истоков советской исторической науки (Подготовка кадров историков-марксистов 1917—1929 гг.). — М., 1968.
• Никуленкова Е. В. Институт красной профессуры: структура и организация учебного процесса (1921—1930 гг.) // Петербургская историческая школа. Третий год выпуска. Памяти Е. Р. Ольховского. — СПб., 2004. — С. 414—424.
• Никуленкова Е. В. Институт красной профессуры и «бухаринская школа» // VI Царскосельские чтения. — СПб., 2002. Т. 4. История и современность. — С. 120—128.

Отрывок, характеризующий Институт красной профессуры

«От всех моих поездок, ecrit il a l'Empereur, получил ссадину от седла, которая сверх прежних перевозок моих совсем мне мешает ездить верхом и командовать такой обширной армией, а потому я командованье оной сложил на старшего по мне генерала, графа Буксгевдена, отослав к нему всё дежурство и всё принадлежащее к оному, советовав им, если хлеба не будет, ретироваться ближе во внутренность Пруссии, потому что оставалось хлеба только на один день, а у иных полков ничего, как о том дивизионные командиры Остерман и Седморецкий объявили, а у мужиков всё съедено; я и сам, пока вылечусь, остаюсь в гошпитале в Остроленке. О числе которого ведомость всеподданнейше подношу, донеся, что если армия простоит в нынешнем биваке еще пятнадцать дней, то весной ни одного здорового не останется.
«Увольте старика в деревню, который и так обесславлен остается, что не смог выполнить великого и славного жребия, к которому был избран. Всемилостивейшего дозволения вашего о том ожидать буду здесь при гошпитале, дабы не играть роль писарскую , а не командирскую при войске. Отлучение меня от армии ни малейшего разглашения не произведет, что ослепший отъехал от армии. Таковых, как я – в России тысячи».
«Le Marieechal se fache contre l'Empereur et nous punit tous; n'est ce pas que с'est logique!
«Voila le premier acte. Aux suivants l'interet et le ridicule montent comme de raison. Apres le depart du Marieechal il se trouve que nous sommes en vue de l'ennemi, et qu'il faut livrer bataille. Boukshevden est general en chef par droit d'anciennete, mais le general Benigsen n'est pas de cet avis; d'autant plus qu'il est lui, avec son corps en vue de l'ennemi, et qu'il veut profiter de l'occasion d'une bataille „aus eigener Hand“ comme disent les Allemands. Il la donne. C'est la bataille de Poultousk qui est sensee etre une grande victoire, mais qui a mon avis ne l'est pas du tout. Nous autres pekins avons, comme vous savez, une tres vilaine habitude de decider du gain ou de la perte d'une bataille. Celui qui s'est retire apres la bataille, l'a perdu, voila ce que nous disons, et a ce titre nous avons perdu la bataille de Poultousk. Bref, nous nous retirons apres la bataille, mais nous envoyons un courrier a Petersbourg, qui porte les nouvelles d'une victoire, et le general ne cede pas le commandement en chef a Boukshevden, esperant recevoir de Petersbourg en reconnaissance de sa victoire le titre de general en chef. Pendant cet interregne, nous commencons un plan de man?uvres excessivement interessant et original. Notre but ne consiste pas, comme il devrait l'etre, a eviter ou a attaquer l'ennemi; mais uniquement a eviter le general Boukshevden, qui par droit d'ancnnete serait notre chef. Nous poursuivons ce but avec tant d'energie, que meme en passant une riviere qui n'est рas gueable, nous brulons les ponts pour nous separer de notre ennemi, qui pour le moment, n'est pas Bonaparte, mais Boukshevden. Le general Boukshevden a manque etre attaque et pris par des forces ennemies superieures a cause d'une de nos belles man?uvres qui nous sauvait de lui. Boukshevden nous poursuit – nous filons. A peine passe t il de notre cote de la riviere, que nous repassons de l'autre. A la fin notre ennemi Boukshevden nous attrappe et s'attaque a nous. Les deux generaux se fachent. Il y a meme une provocation en duel de la part de Boukshevden et une attaque d'epilepsie de la part de Benigsen. Mais au moment critique le courrier, qui porte la nouvelle de notre victoire de Poultousk, nous apporte de Petersbourg notre nomination de general en chef, et le premier ennemi Boukshevden est enfonce: nous pouvons penser au second, a Bonaparte. Mais ne voila t il pas qu'a ce moment se leve devant nous un troisieme ennemi, c'est le православное qui demande a grands cris du pain, de la viande, des souchary, du foin, – que sais je! Les magasins sont vides, les сhemins impraticables. Le православное se met a la Marieaude, et d'une maniere dont la derieniere campagne ne peut vous donner la moindre idee. La moitie des regiments forme des troupes libres, qui parcourent la contree en mettant tout a feu et a sang. Les habitants sont ruines de fond en comble, les hopitaux regorgent de malades, et la disette est partout. Deux fois le quartier general a ete attaque par des troupes de Marieaudeurs et le general en chef a ete oblige lui meme de demander un bataillon pour les chasser. Dans une de ces attaques on m'a еmporte ma malle vide et ma robe de chambre. L'Empereur veut donner le droit a tous les chefs de divisions de fusiller les Marieaudeurs, mais je crains fort que cela n'oblige une moitie de l'armee de fusiller l'autre.
[Со времени наших блестящих успехов в Аустерлице, вы знаете, мой милый князь, что я не покидаю более главных квартир. Решительно я вошел во вкус войны, и тем очень доволен; то, что я видел эти три месяца – невероятно.
«Я начинаю аb ovo. Враг рода человеческого , вам известный, аттакует пруссаков. Пруссаки – наши верные союзники, которые нас обманули только три раза в три года. Мы заступаемся за них. Но оказывается, что враг рода человеческого не обращает никакого внимания на наши прелестные речи, и с своей неучтивой и дикой манерой бросается на пруссаков, не давая им времени кончить их начатый парад, вдребезги разбивает их и поселяется в потсдамском дворце.
«Я очень желаю, пишет прусской король Бонапарту, чтобы ваше величество были приняты в моем дворце самым приятнейшим для вас образом, и я с особенной заботливостью сделал для того все нужные распоряжения на сколько позволили обстоятельства. Весьма желаю, чтоб я достигнул цели». Прусские генералы щеголяют учтивостью перед французами и сдаются по первому требованию. Начальник гарнизона Глогау, с десятью тысячами, спрашивает у прусского короля, что ему делать, если ему придется сдаваться. Всё это положительно верно. Словом, мы думали внушить им страх только положением наших военных сил, но кончается тем, что мы вовлечены в войну, на нашей же границе и, главное, за прусского короля и заодно с ним. Всего у нас в избытке, недостает только маленькой штучки, а именно – главнокомандующего. Так как оказалось, что успехи Аустерлица могли бы быть положительнее, если б главнокомандующий был бы не так молод, то делается обзор осьмидесятилетних генералов, и между Прозоровским и Каменским выбирают последнего. Генерал приезжает к нам в кибитке по Суворовски, и его принимают с радостными и торжественными восклицаниями.
4 го приезжает первый курьер из Петербурга. Приносят чемоданы в кабинет фельдмаршала, который любит всё делать сам. Меня зовут, чтобы помочь разобрать письма и взять те, которые назначены нам. Фельдмаршал, предоставляя нам это занятие, ждет конвертов, адресованных ему. Мы ищем – но их не оказывается. Фельдмаршал начинает волноваться, сам принимается за работу и находит письма от государя к графу Т., князю В. и другим. Он приходит в сильнейший гнев, выходит из себя, берет письма, распечатывает их и читает письма Императора, адресованные другим… Затем пишет знаменитый суточный приказ генералу Бенигсену.
Фельдмаршал сердится на государя, и наказывает всех нас: неправда ли это логично!
Вот первое действие. При следующих интерес и забавность возрастают, само собой разумеется. После отъезда фельдмаршала оказывается, что мы в виду неприятеля, и необходимо дать сражение. Буксгевден, главнокомандующий по старшинству, но генерал Бенигсен совсем не того же мнения, тем более, что он с своим корпусом находится в виду неприятеля, и хочет воспользоваться случаем дать сражение самостоятельно. Он его и дает.
Это пултуская битва, которая считается великой победой, но которая совсем не такова, по моему мнению. Мы штатские имеем, как вы знаете, очень дурную привычку решать вопрос о выигрыше или проигрыше сражения. Тот, кто отступил после сражения, тот проиграл его, вот что мы говорим, и судя по этому мы проиграли пултуское сражение. Одним словом, мы отступаем после битвы, но посылаем курьера в Петербург с известием о победе, и генерал Бенигсен не уступает начальствования над армией генералу Буксгевдену, надеясь получить из Петербурга в благодарность за свою победу звание главнокомандующего. Во время этого междуцарствия, мы начинаем очень оригинальный и интересный ряд маневров. План наш не состоит более, как бы он должен был состоять, в том, чтобы избегать или атаковать неприятеля, но только в том, чтобы избегать генерала Буксгевдена, который по праву старшинства должен бы был быть нашим начальником. Мы преследуем эту цель с такой энергией, что даже переходя реку, на которой нет бродов, мы сжигаем мост, с целью отдалить от себя нашего врага, который в настоящее время не Бонапарт, но Буксгевден. Генерал Буксгевден чуть чуть не был атакован и взят превосходными неприятельскими силами, вследствие одного из таких маневров, спасавших нас от него. Буксгевден нас преследует – мы бежим. Только что он перейдет на нашу сторону реки, мы переходим на другую. Наконец враг наш Буксгевден ловит нас и атакует. Оба генерала сердятся и дело доходит до вызова на дуэль со стороны Буксгевдена и припадка падучей болезни со стороны Бенигсена. Но в самую критическую минуту курьер, который возил в Петербург известие о пултуской победе, возвращается и привозит нам назначение главнокомандующего, и первый враг – Буксгевден побежден. Мы теперь можем думать о втором враге – Бонапарте. Но оказывается, что в эту самую минуту возникает перед нами третий враг – православное , которое громкими возгласами требует хлеба, говядины, сухарей, сена, овса, – и мало ли чего еще! Магазины пусты, дороги непроходимы. Православное начинает грабить, и грабёж доходит до такой степени, о которой последняя кампания не могла вам дать ни малейшего понятия. Половина полков образуют вольные команды, которые обходят страну и все предают мечу и пламени. Жители разорены совершенно, больницы завалены больными, и везде голод. Два раза мародеры нападали даже на главную квартиру, и главнокомандующий принужден был взять баталион солдат, чтобы прогнать их. В одно из этих нападений у меня унесли мой пустой чемодан и халат. Государь хочет дать право всем начальникам дивизии расстреливать мародеров, но я очень боюсь, чтобы это не заставило одну половину войска расстрелять другую.]
Князь Андрей сначала читал одними глазами, но потом невольно то, что он читал (несмотря на то, что он знал, на сколько должно было верить Билибину) больше и больше начинало занимать его. Дочитав до этого места, он смял письмо и бросил его. Не то, что он прочел в письме, сердило его, но его сердило то, что эта тамошняя, чуждая для него, жизнь могла волновать его. Он закрыл глаза, потер себе лоб рукою, как будто изгоняя всякое участие к тому, что он читал, и прислушался к тому, что делалось в детской. Вдруг ему показался за дверью какой то странный звук. На него нашел страх; он боялся, не случилось ли чего с ребенком в то время, как он читал письмо. Он на цыпочках подошел к двери детской и отворил ее.
В ту минуту, как он входил, он увидал, что нянька с испуганным видом спрятала что то от него, и что княжны Марьи уже не было у кроватки.
– Мой друг, – послышался ему сзади отчаянный, как ему показалось, шопот княжны Марьи. Как это часто бывает после долгой бессонницы и долгого волнения, на него нашел беспричинный страх: ему пришло в голову, что ребенок умер. Всё, что oн видел и слышал, казалось ему подтверждением его страха.
«Всё кончено», подумал он, и холодный пот выступил у него на лбу! Он растерянно подошел к кроватке, уверенный, что он найдет ее пустою, что нянька прятала мертвого ребенка. Он раскрыл занавески, и долго его испуганные, разбегавшиеся глаза не могли отыскать ребенка. Наконец он увидал его: румяный мальчик, раскидавшись, лежал поперек кроватки, спустив голову ниже подушки и во сне чмокал, перебирая губками, и ровно дышал.
Князь Андрей обрадовался, увидав мальчика так, как будто бы он уже потерял его. Он нагнулся и, как учила его сестра, губами попробовал, есть ли жар у ребенка. Нежный лоб был влажен, он дотронулся рукой до головы – даже волосы были мокры: так сильно вспотел ребенок. Не только он не умер, но теперь очевидно было, что кризис совершился и что он выздоровел. Князю Андрею хотелось схватить, смять, прижать к своей груди это маленькое, беспомощное существо; он не смел этого сделать. Он стоял над ним, оглядывая его голову, ручки, ножки, определявшиеся под одеялом. Шорох послышался подле него, и какая то тень показалась ему под пологом кроватки. Он не оглядывался и всё слушал, глядя в лицо ребенка, его ровное дыханье. Темная тень была княжна Марья, которая неслышными шагами подошла к кроватке, подняла полог и опустила его за собою. Князь Андрей, не оглядываясь, узнал ее и протянул к ней руку. Она сжала его руку.
– Он вспотел, – сказал князь Андрей.
– Я шла к тебе, чтобы сказать это.
Ребенок во сне чуть пошевелился, улыбнулся и потерся лбом о подушку.
Князь Андрей посмотрел на сестру. Лучистые глаза княжны Марьи, в матовом полусвете полога, блестели более обыкновенного от счастливых слёз, которые стояли в них. Княжна Марья потянулась к брату и поцеловала его, слегка зацепив за полог кроватки. Они погрозили друг другу, еще постояли в матовом свете полога, как бы не желая расстаться с этим миром, в котором они втроем были отделены от всего света. Князь Андрей первый, путая волосы о кисею полога, отошел от кроватки. – Да. это одно что осталось мне теперь, – сказал он со вздохом.