Инструмент

Инструме́нт (лат. instrumentum — орудие) — предмет, устройство, механизм, машина или алгоритм, используемые для воздействия на объект: его изменения или измерения в целях достижения полезного эффекта. В основе конструкции и правил использования инструмента лежит знание законов материального мира, приложенных к технологии производства. Сложный инструмент заключает в себе идею нескольких элементарных.

В широком смысле — средство воздействия на объект, преобразования и создания объекта. Но орудие, приспособление, не вспомогательный материал: при стирке белья стиральная доска — инструмент, а стиральный порошок — нет; при шитье игла — инструмент, а нить — нет. Один и тот же предмет может проявлять себя и как инструмент, и как вспомогательный материал. Зубная нить — инструмент, а нить при шитье — вспомогательный материал.

На протяжении столетий истории термин «инструмент» не являлся предметом интереса высших слоёв общества и был уделом нижних слоев.

Употребление термина

Обозначение «инструмент» закрепилось не за всеми машинами и орудиями, а, в основном, за нестационарными (ручными и переносными), которые позиционируются, могут перемещаться и подаются вручную. Стационарные машины обозначаются как станки или оборудование.

В русском языке слова «инструмент» и «орудие» являются синонимами. Эти синонимы различаются по применимости. Термин «орудие» применяется в биологии, антропологии и археологии, как средство труда. В учении Карла Маркса и Фридриха Энгельса о классах ключевым термином является «орудие труда», а не «инструмент». Термин «инструмент» используется для обозначения «хитрого», «остроумного» и «специализированного» средства подхода к решению той или иной технической задачи. В одном и том же источнике термины могут пересекаться и подменять один другой.

Кроме вышеперечисленного, для ферментов, применяемых в генетических исследованиях и генной инженерии (прежде всего, для рестриктаз), обычно используется определение «инструменты» (а не «реактивы»), как для средства воздействия на объект.

В обработке металлов давлением инструментом называют деталь, непосредственно входящую в контакт с деформируемым металлом (волоки, бойки кузнечных прессов, валки, штампы), независимо от того, являются ли они подвижными или стационарными.

Эффективное использование инструмента предполагает знание правил эксплуатации и причинно-следственной связи воздействия на объект и результатов этого воздействия. Вовлечение предметов в процесс труда и их эффективное использование тесно связано с воображением человека, со способностью моделировать. Выявленная связь эффективности воздействия и знаний о свойствах инструмента повлияла на использование термина «инструмент» в области социально-экономических, юридических знаний, политических, компьютерных технологий и программного инструментария. Объектами воздействия инструментов стали социальный климат, информационные объекты.

Изначально термин «инструмент» толковался, как механическое приспособление, непосредственно, не опосредованно, являющееся совершенствующим физические действия человека. «Инструмент» являл действия, подобные действиям человека, но подправленные, уточнённые, усиленные. Между действиями инструмента и управляющим им человеком прослеживалась короткая логическая связь. Однако значение термина исторически претерпевало изменение. От простых механических орудий труда до машин, аппаратов, социальных институтов и приборов преобразования информационных потоков.

Как правило, субъекты технологического процесса делят на более и менее значимые, более и менее насыщенные идеей. Термином «инструмент» обозначают наиболее значимые, первостепенные и насыщенные идеей субъекты. Поэтому, с накоплением знаний о ранее мало значимых «вспомогательных материалах», со временем их зачастую переименовывали в «инструмент».

Эволюция инструмента

Явление «механический инструмент» в животном мире. Рычаги

Использование орудий широко распространено в животном мире и изучается бионикой. Использование инструментов животными рассматривается когнитивной этологией. В качестве инструментов могут использоваться органы живых существ (клюв, челюсти, зубы, рога, бивни, когти, лапы, конечности), могут использоваться готовые предметы из окружающей среды, а также предметы, самостоятельно изготовленные.

• Barrère Pierre 1690-1755 Ornithologiae.png

  Разные виды клювов у птиц.

• Arm skeleton comparative NF 0102.5-2.png

  Разные виды конечностей позвоночных

• Muscle masseter.png

  Челюсть и жевательная мышца человека

• Tänger, Nordisk familjebok.png

  В щипцах использованы рычаги 1-го рода и цилиндрический шарнир

• Surgical Tweezers.jpg

  В пинцетах использованы рычаги 2-го(3-го) рода

Клюв является частью челюсти. Челюсть представляет собою рычаг 2(3) рода. В естественных механических инструментах, являющихся органами животных, трудно найти рычаг 1 рода. Рычаг 1 рода использован в искусственных инструментах — щипцах. Кисть руки в силу своей анатомии может легко применять силу путём сжатия пальцев, движущихся навстречу друг другу. В челюсти, рычаге 2(3) рода, силовой частью является жевательная мышца, которая располагается между плечами рычага. Некоторые виды птиц не только используют палочки для охоты в трудно доступных местах, но также поддерживают эти палочки в заостренном состоянии и бережно хранят их и носят с собою. Калифорнийские каланы используют камни весом в несколько килограмм, как наковальню, для разбивания раковин моллюсков. Более того, другие виды каланов, помещённые рядом с калифорнийскими каланами, обучаются этой методике. Известно о том, что медведи для развлечения могут использовать простейший музыкальный инструмент — упругий сук. Известно, что птицы поднимают камни, затем их бросают на землю с целью разбить твердую оболочку съестного и добыть внутреннюю начинку. При этом камень выступает в роли молота. Однако наиболее последовательно явление «инструмент» разрабатывалось человеком.

Использование «готовых механических инструментов» приматами и людьми

Явление «механический инструмент» прослеживается на всех этапах развития человеческих видов. На протяжении всей истории существования человеческих видов люди прошли через изобретение великого многообразия инструментов, в большей или меньшей степени повлиявших на развитие человеческой цивилизации.

Технологические возможности руки

См. Рука.

Расширение технологических возможностей руки подручными предметами

Рука не могла быть достаточно эффективным инструментом для каждой конкретной операции и нуждалась как в усовершенствовании, так и в новом воплощении. Многие готовые окружающие предметы оказывались более эффективными, чем рука (палки, подручные камни для раскалывания, острые камни и палочки, стебельки).

• Gray219.png

  Скелет кисти руки человека

• Человек удерживает на ладони маленький камень.JPG

  Человек удерживает на ладони маленький камень.

• Плотный захват палки за счет замыкания большим пальцем.JPG

  Плотный захват палки за счет замыкания большим пальцем.

• Кусочек сыра, наколотый на острую палочку.JPG

  Кусочек сыра, наколотый на острую палочку.

• Сложенные руки человека образуют чашу для воды.JPG

  Сложенные руки человека образуют чашу.

Острые предметы демонстрировали способность более глубокого проникновения в обрабатываемый материал, чем тупые. Захват предметов путём насаживания на иглу позволял оперировать мелкими предметами. Воображение человека проникало в микромир, в мир, не доступный ни руке, ни глазу. Накалывание предметов на иглу демонстрировало идею крепежа. Тело прокалываемого предмета плотно обволакивает иглу и прочно удерживается. Проявлялась идея зависимости давления на обрабатываемый материал от площади рабочей части инструмента. Первые ножи представляли собою острый камень, щепу, части кости с острыми краями. Точно так же, как в современном ноже, двумя основными частями первых ножей являлись клинок с острым лезвием (режущей кромкой) и рукоять. Режущая кромка образуется при раскалывании камня. Раскалывание может иметь самую различную природу. Человек, гуляющий по берегу моря, часто видит расколотые камни с острыми краями. Не надо обладать мощной фантазией, чтобы человеку спровоцировать раскол камней самостоятельно. Противоположная часть камня, удобно размещавшаяся в руке, являлась рукоятью. Это были первые инструменты, доставшиеся австралопитеку, примату-предку человека в готовом виде в раннем каменном веке. Первыми инструментами были камни, кости и палки. Камень, кость и древесина являлись и первыми материалами инструментов. Применение этих инструментов носило универсальный характер. Они использовались от добычи растительной пищи до применения в качестве оружия на охоте. Каменные артефакты лучше сохраняются с течением времени, нежели артефакты растительного происхождения. Кроме того, палку, использованную как орудие труда, трудно отличить от любой другой палки. Поэтому применение палки древним человеком в основном можно воображать, наблюдая поведение современных приматов (состав ДНК шимпанзе на 98,7 % общий с ДНК человека) и современных человеческих детей. Страсть к изобретательству в последние десятилетия была выявлена у шимпанзе и, как оказалось, имеет историю в несколько тысяч лет.

• BonoboFishing04.jpeg

  Шимпанзе добывает термитов острой палочкой.

• Gorilla tool use.png

  Горилла использует ветвь для измерения глубины водоема.

Шимпанзе при добыче термитов использует палочку-иглу. Причем, если игла оказывается не достаточно острой, обезьяна её заостряет. Таким образом, примат демонстрирует способность самостоятельно производить инструменты. Уже при использовании палки человек мог на интуитивном уровне ознакомиться с идеей рычага. Именно палка, вследствие упругих свойств древесины, продемонстрировала способность накопления потенциальной энергии упругости. Школьники младших классов с удовольствием забавляются метанием бумажных мякишей в доску или отвечающего ученика с помощью зажатой в парте одним концом линейки. Возможно, чем-то подобным занимались и первобытные люди. Как современных хулиганов, так и их более ранних предшественников расстраивало в основном то, что мякиши били по цели не достаточно сильно. При использовании камня для раскалывания, человек ознакомился с идеей накопления кинетической энергии. При падении камня накопление кинетической энергии происходило за счет потенциальной энергии в гравитационном поле. Сброшенный группой охотников с утеса валун в эпоху позднего палеолита на стадо проходящих по дну оврага мамонтов позволял справиться с животным, многократно превосходящим человека по силе. При броске или ударе камнем, зажатым в руке, кинетическая энергия накапливалась в результате воздействия на камень работы мышц.

Производство механических инструментов людьми

На всём протяжении антропогенеза качество создаваемых инструментов менялось.

Возможно, изготовлять орудия умели массивные австралопитеки Paranthropus robustus Австралопитеки достигли степени развития, позволяющей не только использовать в качестве орудий уже имеющиеся предметы, но и изготавливать их. Человек умелый (лат. Homo habilis) и человек прямоходящий (лат. Homo erectus), создатели олдувайской культуры (2,6—1 млн лет назад). Человек умелый использовал для изготовления инструментов кварц, месторождение которого находилось в нескольких километрах от стоянки. К произведенным инструментам относился не бережно, не хранил их, и после использования выбрасывал.

Примерно 1,8 миллионов лет назад кисти гоминоидов (человек-предшественник (лат. Homo antecessor)) в своей основе приобрели строение кисти современного человека. К морфологическим признакам рабочей руки антропологи относят сильное запястье, противопоставление большого пальца кисти и наличие широких, укороченных конечных фаланг пальцев. Такой набор признаков появился у человека умелого Homo habilis.

Использование готовых инструментов при умелом и вдумчивом воздействии друг на друга позволило значительно улучшить функциональные качества «дармового» инструмента. Историю развития ранних инструментов отслеживают в сменяющих друг друга олдувайской, аббевильской, клектонской, ашёльской культурах раннего палеолита. Каменные инструменты совершенствовались в среднем палеолите, верхнем палеолите, мезолите, неолите, в медном веке, в бронзовом веке, в железном веке. Процесс совершенствования продолжается в настоящее время, вбирая в себя наработки всего культурного наследия изобретений. В связи с недостатком артефактов, логику развития инструмента удобно изучать на основе мысленных экспериментов. В силу исторически сложившегося разделения труда между полами, Мейсон разделял изобретения инструментов, совершенные мужчинами и женщинами.

Освоение огня, явления вращения, свойств круга и симметрии

Освоение огня осуществлялось человеком в течение сотен тысяч лет. Человек освоил зажигание огня и элементарный контроль над огнём. Современные исследования костей, возраст которых составляет около 1,5 млн лет, подвергнутых температурному воздействию, показал, что кости подверглись температурной обработке при 600 С. В то же время известно, что такой температуры невозможно достичь в открытом огне лесного пожара. Предел температуры открытого огня — 300 С. На основании этого был сделан вывод, что кости могли быть подвержены нагреву в специально оборудованном очаге, созданном человеком. Таким образом, предполагается, что 1,5 млн лет назад человек умел контролировать реакцию горения. В одном и том же месте раскопок в районе реки Иордан было обнаружено 12 культурных слоев. Во всех культурных слоях были обнаружены кремнёвые инструменты, подвергшиеся температурной обработке. Инструменты на протяжении культур и тысячелетий были локализованы в ограниченном пространстве. На этом основании был сделан вывод о существовании в этом месте очага, в котором человек контролировал огонь. Этот очаг отнесли к 790 тыс. лет назад. Температурный режим жилища — основная составляющая комфортного микроклимата. Жизнь в пещере имела преимущество по отношению к жизни на открытом пространстве. Преимущество заключалось не только в надежной защищенности от возможных внешних врагов, но и от осадков и ветра. Отсутствие горизонтального движения воздуха повышало эффективность полезного нагрева стен и воздуха жилища. Как тлеющие или горящие дрова в очаге, так и вертикальный поток продуктов горения образует вертикальный столб высокой температуры, обогревающий инфракрасными лучами окружающее этот столб пространство. Искусство полезного использования этого тепла состоит в оптимальном расстоянии между очагом и стенами. Первые известные жилые постройки имели диаметр 6—9 метров. Нары располагали по внутреннему периметру домов, на расстоянии наибольшего теплового комфорта. Человек освоил очаг, химический реактор (теплогенератор), являющийся инструментом поддержания реакции горения. Основным параметром эффективности реактора-очага являлась полезная тепловая отдача топлива. Огонь демонстрировал изменение физико-химических свойств веществ под воздействием высокой температуры. Для равномерной температурной обработки поверхности мяса куски мяса вращают вокруг оси, задаваемой острой палочкой (шампуром или вертелом). При этом с целью улучшения контроля над процессом ось фиксируется посредством углублений в стойках относительно источника тепла. Происходит не перекатывание палочки из стороны в сторону, а именно вращение вокруг оси. Перекатывание круглых предметов обнаруживается человеком при ходьбе. Наступая на круглый предмет, устойчиво стоящий человек, теряет равновесие и «земля уходит из-под ног». Таким образом, тяжёлые предметы, расположенные на валках (роликах), обнаруживают способность легкого перемещения в горизонтальной плоскости. Идея использования вращения вокруг оси для равномерной обработки изделия была известна с тех пор, как люди начали размягчать мясо температурной обработкой, а также высушивать одежду, поворачивая её относительно источника тепла.

Сечение вертела, имеющее форму, отличную от круглой, обеспечивает более плотное крепление кусков мяса на оси и предотвращает проскальзывание. Эта идея положена в основу шпоночного и шлицевого соединения диска и вала.

Известны факты высокотемпературной обработки материалов с целью увеличения их твердости. Также температурная обработка, совмещенная с технологией отщепов, позволяла в стибельской индустрии более эффективно изготавливать каменные орудия.

На первых этапах использование света, излучаемого при горении, и обогрева жилища усиливало ночную активность человека, приводило к повышению производительности труда и получению преимущества в выживании и распространении вида.

Освоение технологий разделения пространства

Технология выделения особой части пространства используется птицами при строительстве гнезд. Человек развивал эти технологии при пошиве одежды, строительстве, изготовлении тары, посуды и плавательных средств. Со временем идея разделения пространства перегородками воплощалась во множестве приспособлений, что в конечном итоге привело к появлению и развитию отраслей производства листового материала.

Ранний и средний палеолит

К концу раннего палеолита (600 тыс. лет назад) были достигнуты хорошие результаты в технологии изготовления элементарных каменных, костяных, деревянных орудий труда. Возникали первые самостоятельно изготовленные человеком деревянные и каменные инструменты — макролиты (чоппер, скребло, рубило, палка-копалка). Древнейший известный колун олдувайской культуры, обнаруженный Луисом Лики, относят к периоду 800 тыс. лет — 400 тыс. лет назад. В создании культуры раннего палеолита принимали участие как вид современного человека — кроманьонцы, так и вид неандертальцев.

Возрастом 400 тыс. л. н. датируется находка, которую можно интерпретировать как фрагмент сложного составного орудия — деревянная рукоятка с вырезом, в который, возможно, вставлялось каменное лезвие.

В эпоху среднего палеолита (от 150 000 до 30 000 лет назад) кроманьонцы и неандертальцы продолжают жить бок о бок, однако к концу среднего палеолита на Земле остался только вид современного человека- кроманьонца. Приблизительно 50 000 лет назад орудия труда, используемые человеком на разных континентах, стали приобретать признаки, сильно отличающие эти орудия в зависимости от места нахождения человека. До этого периода орудия труда человека, живущего на различных континентах, практически не различались. Пути технологического развития инструментов географически обособленными людьми расходились. Наиболее ярко это различие путей технологического прогресса было выявлено во времена пришествия европейцев на американский континент в средние века. Оказалось, что коренные американцы широко пользовались каменными технологиями в то время, когда Европа по принятой европейской периодизации перешагнула через железный век.

Навыки агрегатирования

В эпоху среднего палеолита, по данным многочисленных археологических находок, палеоантроп освоил несколько типов жилищ. Кроме стационарных пещерных жилищ, обнаружены жилища в малых углублениях, а также и на открытых пространствах. Жилища на открытых пространствах использовали как временные сезонные охотничьи стоянки. Поэтому развивались технологии, связанные со строительством сооружений на открытой местности. Появлялась необходимость развития технологий сооружения перегораживающих элементов строительных конструкций. Осваивалась техника крепежа путём связывания. Инструменты приобретали комбинированное устройство. «Палка» превратилась в эргономичную рукоять, удлиняющую руку, и механическая энергия человека переносилась острому камню-наконечнику опосредованно. Функции резца теперь выполнял наконечник сложного инструмента, такому наконечнику уже было необязательно иметь большую поверхность, необходимую для захвата инструмента рукою. Инструмент становился более миниатюрным и приобретал большую проникающую способность и мобильность по отношению к обрабатываемому предмету. На рубеже среднего палеолита и верхнего палеолита зафиксирована мало изученная в настоящее время атерийская культура, в которой производились наконечники стрел. Этим же временем датируют ранние технологии изготовления украшений.

• Ateriense Punta foliácea.png

  Атерийская обоюдоострая проколка.

• Ateriense punta.png

  Атерийский остроконечник.

• Ateriense raspador.png

  Атерийский скребок.

Молот, ранее, скорее напоминавший валун, приобретал вид современного молота или молотка, снабженный рукоятью. Появилось копье. В копье была развита идея накопления инструментом кинетической энергии при контакте руки и инструмента во время броска. Можно было добиться большей совокупной массы метательного снаряда. Поэтому в копье можно было накапливать при броске большее количество кинетической энергии, нежели в камне. Возникала задача рационального использования этой накопленной кинетической энергии. Необходима была работа над совершенствованием поражающей части копья-наконечника. В основе использования каменного наконечника лежало техническое решение совмещения в одном изделии ценных качеств составных частей, созданных из разных по своим физико-техническим характеристикам материалов. Камень легко делался острым. Но он был хрупким. Деревянная рукоять не была хрупкой, но довести её до способности резать, аналогичной острому камню, представлялось проблематичной. Крепеж с использованием волокнистых материалов воплощал в себе множество физико-технических идей. Впоследствии эти идеи были описаны математически в теории узлов. В частности, обнаруживалось, что при вытягивании свободного конца веревки сила, притягивающая стягиваемые предметы, кратно превосходила силу воздействия на свободный конец. Открывались свойства блока. Хорошим материалом для крепления являлись полосы сырой кожи. Сырая кожа после высыхания демонстрировала изменение своих физико-химических свойств. В процессе сушки кожа стягивала скрепляемые части, а затем необратимо превращалась в твердую обволакивающую муфту. Кроме того, в процессе сушки происходило затвердевание кожи и принятие ею заранее планируемой формы. Эта технология использовалась для формирования элементов одежды, а впоследствии и для изготовления лодок. Нанизывание предметов на ось с целью украшения в эпоху среднего палеолита демонстрировало способность оси удерживать предметы друг около друга.

Верхний палеолит

Создателем культуры верхнего палеолита являлся единственный оставшийся на Земле вид человека — кроманьонец. Технология сочленения составных частей сложного инструмента, кроме материалов крепежа и искусства этого крепежа, требовала проработки геометрических форм соединяемых деталей. Для прочного соединения должны были быть обработаны поверхности соприкосновения соединяемых деталей. В одном случае делались специальные выступы для укладки в них волокнистого крепежа.

В другом случае шейка, к которой крепилась рукоять, делалась более узкой, чем лезвие. Таким образом, при ударах топором рукоять по инерции смещалась в сторону лезвия. Такая конструкция являлась саморегулируемой.

• Axes for work and battle.jpg

  Каменные топоры и тёсла в Национальном музее Дании

• Os Tarté MHNT PRE 2009.0.248.1.jpg

  Проколка верхнего палеолита

• Aiguille os 246.1 Global.jpg

  Швейные иглы Мадленской культуры конца верхнего палеолита, найденные на юге Франции. Музей г. Тулузы

Соединение элементов одежды воедино выполнялось теми же волокнистыми материалами. Для прочного захвата кожи нитью необходимо было в коже делать отверстия острым инструментом. Изготовление отверстий в материале и использование их в технике крепежа, в отличие от крепежа путём обвязывания соединяемых деталей, приводило к более компактному виду изготавливаемых изделий, и к улучшению надежности соединения. Одновременно предмет, продетый в отверстие, демонстрировал свойства оси и свойства перемещения предметов вокруг оси. В силу механических свойств кожи проделанное отверстие после извлечения из него прокалывающего инструмента уменьшается в диаметре. Это затрудняет продевание в это отверстие нити. А усилия, затраченные для образования отверстия диаметром более необходимого, оказываются напрасными. Эта техническая задача в позднем палеолите (35—12 тыс. лет назад) была решена с помощью нового инструмента — иглы с ушком, швейной иглы. Швейная игла позволяла совместить в одной технологической операции как прокалывание, так и продевание нити в отверстие. Веревка и палка позволяли перенести точку приложения силы на удаленное расстояние. При этом веревка была способна перенести точку приложения силы путём вытягивания при условии закрепления к точке приложения силы. Причем веревка позволяла переносить не только точку приложения силы, но и ось приложения силы. Палка без труда демонстрировала способность переноса точки приложения силы при толкании.

• Magdalenian tools 17000 9000 BCE Abri de la Madeleine Tursac Dordogne France.jpg

  Мадленские инструменты и оружие, найденные на стоянке ля Мадлен, Франция

• 19th century knowledge indian lore atlatl spear thrower.PNG

  Копьеметалки из пещер северо-востока Аризоны

• Metkrok av ben från stenåldern, funnen i Skåne.jpg

  Рыболовный крючок из кости, в статье «Каменный век» в Nordisk familjebok

• Nf knots.png

  Крепеж узлами

• Wells Reindeer Age articles.png

  Европейский палеолит, инструменты из кости северного оленя

Для переноса точки приложения силы палки посредством вытягивания требовался крюк. Моделью крюка легко мог служить сук на палке. Для приложения силы на конце веревки при вытягивании могли служить либо крепление посредством узла, либо крюк, простейшим прообразом которого мог служить отходящий побег от массива стебля. Крюк являлся более мобильным и технологичным средством прикрепления конца веревки, нежели узел. Крюк демонстрировал свойства потенциальной ямы. Рыба, попавшая на крючок, проявляя колебания, продолжала оставаться на крючке. Второй малый крюк на острие рыболовного крючка усиливал эффект свойства потенциальной ямы.

Идея переноса точки приложения силы руки к другому предмету прекрасно была воплощена в удочке, в копьеметалке. При использовании копьеметалки рука действовала на копье опосредованно, через копьеметалку. В копьеметалке и каменном топоре была отражена идея накопления кинетической энергии в результате мышечной работы, являющейся произведением силы, воздействующей на метательный снаряд и длины отрезка пути воздействия этой силы. Эта же идея была воплощена в молоте с рукоятью. Рукоять позволяла увеличить длину пути массивной части молота. Таким образом появлялась возможность накопить большее количество кинетической энергии при взмахе, нежели при работе молотом без рукояти.

В качестве рабочих частей инструмента верхнего палеолита использовался как камень, так и кость, в частности, северного оленя.

• Vestonicka venuse edit.jpg

  Вестоницкая Венера, керамика, 29—25 тыс. лет до н. э. Моравский музей г. Брно

• Altamira 4.jpg

  Рисунки в Альтамире

В конце палеолита появилась возможность заниматься искусством. Произведения искусства, выполненные этими инструментами, демонстрировали выразительность и изящность.

Вестоницкая Венера — «палеолитическая Венера», обнаруженная в Моравии, является древнейшей известной науке керамической статуэткой. Изделие принадлежит граветтской культуре и датируется между 29 000 и 25 000 гг. до н. э.

Древнейшие находки керамической посуды на Дальнем Востоке относят к эпохе позднего палеолита.

Мезолит. Сложное агрегатирование. Множественность идей, воплощённых в инструменте

В эпоху мезолита (от 15 до 6 тысяч лет до Р. Х.) был создан лук. Лук воплотил в себе идею переноса точки приложения силы не только вдоль оси действия силы, но и переноса оси действия силы, идею упругости древесины, идею накопления энергии мышц в потенциальной энергии упругости, идею превращения потенциальной энергии упругости в кинетическую энергию стрелы. Кинетическая энергия выпущенной стрелы значительна. Форма наконечника и крепежа требовали специальной проработки.

• Arpón con microlitos.png

  Гарпун эпохи мезолита, выполненный по технологии микролитов

• Tværmose arrow (Denmark).png

  Стрела эпохи мезолита, выполненная по технологии микролитов

• Yumi-p1000624.jpg

  Лук

• Südseeabteilung in Ethnological Museum Berlin 25.JPG

  Кожаное каноэ

• Earthware sinker in Jomon Era Japan.jpg

  Грузило культуры дзёмон, Япония

Находки первых костяных наконечников стрел и игл в пещере Сибуду относят к давности 61000 лет назад. Однако находки в пещере Сибуду являются в настоящее время большой загадкой, потому что остальные известные найденные наконечники стрел датируются временем на 20 тысячелетий позднее. Наиболее ранние находки рыболовных крючков, в Костенках, датируют 40 тыс. лет назад.

Результаты коллективного творчества людей всегда вызывали восхищение и благоговение. Известны храмы, заложенные в девятом тысячелетии до Рождества Христова. Каменные фрагменты храмов имеют массу в несколько десятков тонн. Для передвижения таких фрагментов требовалась одновременная слаженная работа нескольких сотен рабочих. Более поздние шедевры таких технологий тысячелетия восхищают нас.

К концу палеолита-началу мезолита была освоена технология крепежа путём связывания или вклеивания смолой. Развивается технология микролитов, включающая техники откалывания пластин от нуклеусов по методике Леваллуа. Технология микролитов явилась развитием технического решения совмещения в одном изделии ценных качеств составных частей, созданных из разных по своим физико-техническим характеристикам материалов. Острый камень наконечника копья разрушался при ударе о камни. Изготовление каменного наконечника представляло собою трудоемкий процесс. В то же время мелкие острые камни, образующиеся при сколах кремня или обсидиана, имелись в большом количестве. В то же время при разрушении одного из микролитов в составе копья, остальные оставались на месте и продолжали выполнять свои функции. Микролиты располагали острыми краями по направлению к поражающей стороне копья. Таким образом, копье, прикоснувшееся к плотной коже или чешуе, прорезало эту оболочку. Движение копья (гарпуна) в направлении извлечения затруднялось из-за упирания в тупые части микролитов. Особую ценность эта особенность имела при использовании в гарпуне. Пораженная рыба не должна была ускользнуть от охотника.

Значительное количество разнообразных орудий труда эпохи мезолита найдены в раскопках натуфийской культуры и описаны Эммануэлем Анати. Натуфийцы осваивали основы земледельческих знаний. Они занимались сбором зерна дикорастущих злаков с помощью специальных жатвенных ножей. Осваивались технологии разделения пространства. В результате выделялись хранилища запасов в ямах-зернохранилищах. Натуфийцы пользовались прирученными собаками. Молотое зерно растирали в муку пестом в ступе. Найдены ёмкости, сделанные из страусиного яйца.

• Altai yurta.png

  Чум

• Bone awl for making coild backetry.gif

  Шило для плетения корзин

• Wickerwork or wicker weaving in basketry in round stems.gif

  Корзина

Технологии хранения зерна заключают в себе комплекс технологических операций, связанных с сушкой, проветриванием, поддержанием режимов температуры и влажности, защитой от вредителей. Хранение зерна в корзинах позволяет разделить большой объём на более малые и улучшить вентиляцию. Корзина имеет не только жесткий каркас, позволяющий осуществлять транспортировку и обособленное хранение содержимого, но и в силу конструкции стенок, проветривать содержимое, избавляя от излишков влаги. Нетрудно себе представить, как корзина, забитая остатками мокрой глины, превращается в сосуд, удерживающий воду. Таким образом, освоение образования форм поверхностей путём плетения явилось шагом в изготовлении герметичных, водонепроницаемых поверхностей из глины. Само плетение корзин представляло собою сложный технологический процесс и изящное искусство. Хотя корзины у натуфийцев найдены не были, были найдены инструменты, предположительно использующиеся для их плетения. Люди оставляли пещеры и перемещали своё жилье поближе к источникам средств существования. Простейшие быстро возводимые жилища и укрытия (шалаши и чумы) замещались добротными стационарными полуземлянками со стенами, выполненными каменной кладкой.

В конце мезолита уже производили хирургические операции трепанации черепа. Причем эти операции широко практиковались. Из 120 черепов в захоронении во Франции, датированных 6500 лет до Рождества Христова, 40 имели отверстия Множество этих отверстий имели структуру зажившей травмы, что указывает на успешность проведенных операций.

Древнейшая найденная лодка-долбленка-каноэ также относится к эпохе мезолита.

Неолит

На Ближнем Востоке неолит начался около 9500 лет до н. э.. В эпоху неолита произошла неолитическая революция — экономика охоты и собирательства была дополнена более производительной и менее рискованной экономикой сельского хозяйства — животноводством и растениеводством.

• Dreschflegel.jpg

  Цеп — кинематическая пара нижнего уровня

• Erntemesser.jpg

  Реконструкция неолитического серпа

Развивается логистика. Известные культуры неолита — культура линейно-ленточной керамики (5500—4500 гг. до н. э.), культура накольчатой керамики (около 4600—4400 гг. до н. э.), рёссенская культура (4600—4300 гг. до н. э.), михельсбергская культура (около 4400—3500 гг. до н. э.), культура воронковидных кубков (4000—2700 гг. до н. э.).

Мегалиты мезолита и неолита свидетельствуют не только о высокой организации общества, но и высоком уровне технологий, использовавшихся для сооружения храмов и обработки камня. Развитие технологий строительства и укладки камня можно увидеть в Нэп-оф-Хауар и Скара-Брей. Понимание явлений трения и скольжения привела к применению шлифования к граням режущих и рубящих инструментов.

К концу неолита освоено гончарное ремесло, изобретен гончарный круг и применен высокотемпературный обжиг в печи. Сам по себе гончарный круг, в силу современного использования термина «инструмент» не является инструментом, однако, к своему времени появления, он явился воплощением инженерной мысли, накопленной человеком на протяжении сотен тысячелетий и опробованной на более простых инструментах.

Ручной и ножной гончарные круги

Инженерные решения, воплощённые в гончарном круге, явились воплощением идей, ранее прослеживавшихся в более простых инструментах. Это не только агрегатирование идей, касающихся изобретения этого станка, но и эффектное встраивание сложного технического решения в технологическую цепь (процесс преобразования простых материалов как формовкой, так и термическим воздействием). Появление глиняной посуды было заметным явлением как в технологическом, так и в культурном аспекте. Варка продуктов питания теперь высокотехнологично производилась в ёмкости.

Пища, приготовленная в ёмкости путём варки, имела консистенцию, отличную от консистенции пищи, приготовленной на огне путём поджаривания на вертеле. В результате появился удобный инструмент, предназначенный для транспорта такой пищи ко рту — ложка.

Известны два способа формовки глины. В Америке до пришествия европейцев местные индейцы использовали для формирования гончарных форм способ укладки тонкого глиняного жгута по спирали. Гончарный круг не использовался. Основной узел гончарного круга — это подставка, наглухо закрепленная на оси. Далее ось этого приспособления могла быть установлена в той или иной части рабочего места гончара. Ось в совокупности с направляющей оси образовывали кинематическую пару высшего уровня.

Медный и бронзовый века

Среди сохранившихся инструментов медного века (период IV—III тысячелетия до н. э.) — медный топор Эци. Впечатляет качество деревообработки.

• ReconstructedOetziAxe.jpg

  Реконструкция топора Эци

• CucuteniNeoliticBirdSpoon.JPG

  Ложка трипольской культуры

• Dugout canoe on land.jpg

  Долбленная лодка американских индейцев

Преимуществом медного топора по отношению к каменному является ремонтопригодность, а также больший вес лезвия при одних и тех же размерах.

Известные культуры медного и бронзового века: михельсбергская культура (около 4400—3500 гг. до н. э.), культура воронковидных кубков (4000—2700 гг. до н. э.), культура колоколовидных кубков (около 2800—1900 до н. э.), Трипольская культура (VI—III тыс. до н. э.).

Около 4000 до н. э. в дельте Нила держали одомашненных нубийских ослов. Вьючный транспорт был переведен от использования работы человека к работе осла. Феноменальностью средств и инструментов, примененных для сооружения вьюков, стало применение инструментов для использования сторонних источников энергии, не связанных с работой человека.

• Florentine Wood Gatherers. (After Gioli.).jpg

  Навыки технологий вьючного транспорта на картине Франческо Джоли

• Buying fuelwood.jpeg

  Перевозка дров на ослах

Совершенствование технологий обработки камня привело к возможности высокотехнологично изготавливать отверстия для крепления рукояти и появлению современного способа крепежа рукояти и топорища.

Каменный топор из Швеции и бронзовый кельт бронзового века

Открытие бронзы и разработка технологий добычи бронзы из руды привело не только к повышению твёрдости медных инструментов, но и позволило организовывать первые массовые производства инструментов путём одновременной отливки в сложных формах множества единиц. Литьё бронзы позволяло изготавливать изделия сложной формы и малые тонкие детали.

Железный век

Освоение хеттами технологий извлечения железа из песка привело к повсеместному внедрению металлического инструмента, сменившего инструмент каменный. Наиболее древний известный железный нож относится к 2100—1950 до н. э.. Известно послание фараона царю хатти, датируемое примерно 2000 годом до н. э., с просьбой прислать ему железный кинжал. В гробнице египетского фараона Тутанхамона (ок. 1350 г. до н. э.) был найден железный кинжал.

См. также

• Орудия труда
• Первобытное общество
• Хронология изобретений человечества
• Хронология открытий человечества
• Хронологическая таблица
• Список изобретений, сделанных в Китае

Литература

• Инструменты // Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 4 т. — СПб., 1907—1909.
• Каменные орудия // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Орудие // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• [www.ey8.ru/ispolzovanie-orudij-truda-zhivotnymi.html/ Использование орудий труда животными]
• [dic.academic.ru/dic.nsf/dic_synonims/105387/орудие/ Словарь русских синонимов и сходных по смыслу выражений.- под. ред. Н. Абрамова, М.: Русские словари, 1999.]
• [www.iceman.it/ Мумифицированный во льду человек медного века]
• [oldevrasia.ru/library/Palestina-do-drevnikh-evreev/ Эммануэль Анати. Палестина до древних евреев. М.: Центрполиграф, 2008 г.]
• Геннадий Федотов, «Русская печь», Москва, 2002 г.
• [commons.wikimedia.org/wiki/User:Bin_im_Garten/gallery005 Берлинский музей этнографии]
• [runeberg.org/nfcf/0683.html Каменный век в Nordisk familjebok]
• [invhistory.blogspot.com/ История изобретений человечества]
• [bookre.org/reader?file=484914&pg Очерки истории техники докапиталистических формаций. Академия наук СССР Издательство Академии наук СССР Москва-Ленинград, 1936 г. Б. Л. Богаевский, И. М. Лурье, П. Н. Шульц, Е. Ч. Скржинская, Е. А. Цейтлин Под общей редакцией акад. В. Ф. Миткевича]

Отрывок, характеризующий Инструмент

Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.


От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг'и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г'асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг'удно отослать тг'идцать ли, тг'иста ли человек под конвоем в гог'од, чем маг'ать, я пг'ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.
– Что ж, я ничего не говорю, я только говорю, что я непременно поеду с вами, – робко сказал Петя.
– А нам с тобой пора, брат, бросить эти любезности, – продолжал Долохов, как будто он находил особенное удовольствие говорить об этом предмете, раздражавшем Денисова. – Ну этого ты зачем взял к себе? – сказал он, покачивая головой. – Затем, что тебе его жалко? Ведь мы знаем эти твои расписки. Ты пошлешь их сто человек, а придут тридцать. Помрут с голоду или побьют. Так не все ли равно их и не брать?
Эсаул, щуря светлые глаза, одобрительно кивал головой.
– Это все г'авно, тут Рассуждать нечего. Я на свою душу взять не хочу. Ты говог'ишь – помг'ут. Ну, хог'ошо. Только бы не от меня.
Долохов засмеялся.
– Кто же им не велел меня двадцать раз поймать? А ведь поймают – меня и тебя, с твоим рыцарством, все равно на осинку. – Он помолчал. – Однако надо дело делать. Послать моего казака с вьюком! У меня два французских мундира. Что ж, едем со мной? – спросил он у Пети.
– Я? Да, да, непременно, – покраснев почти до слез, вскрикнул Петя, взглядывая на Денисова.
Опять в то время, как Долохов заспорил с Денисовым о том, что надо делать с пленными, Петя почувствовал неловкость и торопливость; но опять не успел понять хорошенько того, о чем они говорили. «Ежели так думают большие, известные, стало быть, так надо, стало быть, это хорошо, – думал он. – А главное, надо, чтобы Денисов не смел думать, что я послушаюсь его, что он может мной командовать. Непременно поеду с Долоховым во французский лагерь. Он может, и я могу».
На все убеждения Денисова не ездить Петя отвечал, что он тоже привык все делать аккуратно, а не наобум Лазаря, и что он об опасности себе никогда не думает.
– Потому что, – согласитесь сами, – если не знать верно, сколько там, от этого зависит жизнь, может быть, сотен, а тут мы одни, и потом мне очень этого хочется, и непременно, непременно поеду, вы уж меня не удержите, – говорил он, – только хуже будет…


Одевшись в французские шинели и кивера, Петя с Долоховым поехали на ту просеку, с которой Денисов смотрел на лагерь, и, выехав из леса в совершенной темноте, спустились в лощину. Съехав вниз, Долохов велел сопровождавшим его казакам дожидаться тут и поехал крупной рысью по дороге к мосту. Петя, замирая от волнения, ехал с ним рядом.
– Если попадемся, я живым не отдамся, у меня пистолет, – прошептал Петя.
– Не говори по русски, – быстрым шепотом сказал Долохов, и в ту же минуту в темноте послышался оклик: «Qui vive?» [Кто идет?] и звон ружья.
Кровь бросилась в лицо Пети, и он схватился за пистолет.
– Lanciers du sixieme, [Уланы шестого полка.] – проговорил Долохов, не укорачивая и не прибавляя хода лошади. Черная фигура часового стояла на мосту.
– Mot d'ordre? [Отзыв?] – Долохов придержал лошадь и поехал шагом.
– Dites donc, le colonel Gerard est ici? [Скажи, здесь ли полковник Жерар?] – сказал он.
– Mot d'ordre! – не отвечая, сказал часовой, загораживая дорогу.
– Quand un officier fait sa ronde, les sentinelles ne demandent pas le mot d'ordre… – крикнул Долохов, вдруг вспыхнув, наезжая лошадью на часового. – Je vous demande si le colonel est ici? [Когда офицер объезжает цепь, часовые не спрашивают отзыва… Я спрашиваю, тут ли полковник?]
И, не дожидаясь ответа от посторонившегося часового, Долохов шагом поехал в гору.
Заметив черную тень человека, переходящего через дорогу, Долохов остановил этого человека и спросил, где командир и офицеры? Человек этот, с мешком на плече, солдат, остановился, близко подошел к лошади Долохова, дотрогиваясь до нее рукою, и просто и дружелюбно рассказал, что командир и офицеры были выше на горе, с правой стороны, на дворе фермы (так он называл господскую усадьбу).
Проехав по дороге, с обеих сторон которой звучал от костров французский говор, Долохов повернул во двор господского дома. Проехав в ворота, он слез с лошади и подошел к большому пылавшему костру, вокруг которого, громко разговаривая, сидело несколько человек. В котелке с краю варилось что то, и солдат в колпаке и синей шинели, стоя на коленях, ярко освещенный огнем, мешал в нем шомполом.
– Oh, c'est un dur a cuire, [С этим чертом не сладишь.] – говорил один из офицеров, сидевших в тени с противоположной стороны костра.
– Il les fera marcher les lapins… [Он их проберет…] – со смехом сказал другой. Оба замолкли, вглядываясь в темноту на звук шагов Долохова и Пети, подходивших к костру с своими лошадьми.
– Bonjour, messieurs! [Здравствуйте, господа!] – громко, отчетливо выговорил Долохов.
Офицеры зашевелились в тени костра, и один, высокий офицер с длинной шеей, обойдя огонь, подошел к Долохову.
– C'est vous, Clement? – сказал он. – D'ou, diable… [Это вы, Клеман? Откуда, черт…] – но он не докончил, узнав свою ошибку, и, слегка нахмурившись, как с незнакомым, поздоровался с Долоховым, спрашивая его, чем он может служить. Долохов рассказал, что он с товарищем догонял свой полк, и спросил, обращаясь ко всем вообще, не знали ли офицеры чего нибудь о шестом полку. Никто ничего не знал; и Пете показалось, что офицеры враждебно и подозрительно стали осматривать его и Долохова. Несколько секунд все молчали.
– Si vous comptez sur la soupe du soir, vous venez trop tard, [Если вы рассчитываете на ужин, то вы опоздали.] – сказал с сдержанным смехом голос из за костра.
Долохов отвечал, что они сыты и что им надо в ночь же ехать дальше.
Он отдал лошадей солдату, мешавшему в котелке, и на корточках присел у костра рядом с офицером с длинной шеей. Офицер этот, не спуская глаз, смотрел на Долохова и переспросил его еще раз: какого он был полка? Долохов не отвечал, как будто не слыхал вопроса, и, закуривая коротенькую французскую трубку, которую он достал из кармана, спрашивал офицеров о том, в какой степени безопасна дорога от казаков впереди их.
– Les brigands sont partout, [Эти разбойники везде.] – отвечал офицер из за костра.
Долохов сказал, что казаки страшны только для таких отсталых, как он с товарищем, но что на большие отряды казаки, вероятно, не смеют нападать, прибавил он вопросительно. Никто ничего не ответил.
«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.
Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.


– A vos places! [По местам!] – вдруг закричал голос.
Между пленными и конвойными произошло радостное смятение и ожидание чего то счастливого и торжественного. Со всех сторон послышались крики команды, и с левой стороны, рысью объезжая пленных, показались кавалеристы, хорошо одетые, на хороших лошадях. На всех лицах было выражение напряженности, которая бывает у людей при близости высших властей. Пленные сбились в кучу, их столкнули с дороги; конвойные построились.
– L'Empereur! L'Empereur! Le marechal! Le duc! [Император! Император! Маршал! Герцог!] – и только что проехали сытые конвойные, как прогремела карета цугом, на серых лошадях. Пьер мельком увидал спокойное, красивое, толстое и белое лицо человека в треугольной шляпе. Это был один из маршалов. Взгляд маршала обратился на крупную, заметную фигуру Пьера, и в том выражении, с которым маршал этот нахмурился и отвернул лицо, Пьеру показалось сострадание и желание скрыть его.
Генерал, который вел депо, с красным испуганным лицом, погоняя свою худую лошадь, скакал за каретой. Несколько офицеров сошлось вместе, солдаты окружили их. У всех были взволнованно напряженные лица.
– Qu'est ce qu'il a dit? Qu'est ce qu'il a dit?.. [Что он сказал? Что? Что?..] – слышал Пьер.
Во время проезда маршала пленные сбились в кучу, и Пьер увидал Каратаева, которого он не видал еще в нынешнее утро. Каратаев в своей шинельке сидел, прислонившись к березе. В лице его, кроме выражения вчерашнего радостного умиления при рассказе о безвинном страдании купца, светилось еще выражение тихой торжественности.
Каратаев смотрел на Пьера своими добрыми, круглыми глазами, подернутыми теперь слезою, и, видимо, подзывал его к себе, хотел сказать что то. Но Пьеру слишком страшно было за себя. Он сделал так, как будто не видал его взгляда, и поспешно отошел.
Когда пленные опять тронулись, Пьер оглянулся назад. Каратаев сидел на краю дороги, у березы; и два француза что то говорили над ним. Пьер не оглядывался больше. Он шел, прихрамывая, в гору.
Сзади, с того места, где сидел Каратаев, послышался выстрел. Пьер слышал явственно этот выстрел, но в то же мгновение, как он услыхал его, Пьер вспомнил, что он не кончил еще начатое перед проездом маршала вычисление о том, сколько переходов оставалось до Смоленска. И он стал считать. Два французские солдата, из которых один держал в руке снятое, дымящееся ружье, пробежали мимо Пьера. Они оба были бледны, и в выражении их лиц – один из них робко взглянул на Пьера – было что то похожее на то, что он видел в молодом солдате на казни. Пьер посмотрел на солдата и вспомнил о том, как этот солдат третьего дня сжег, высушивая на костре, свою рубаху и как смеялись над ним.
Собака завыла сзади, с того места, где сидел Каратаев. «Экая дура, о чем она воет?» – подумал Пьер.
Солдаты товарищи, шедшие рядом с Пьером, не оглядывались, так же как и он, на то место, с которого послышался выстрел и потом вой собаки; но строгое выражение лежало на всех лицах.


Депо, и пленные, и обоз маршала остановились в деревне Шамшеве. Все сбилось в кучу у костров. Пьер подошел к костру, поел жареного лошадиного мяса, лег спиной к огню и тотчас же заснул. Он спал опять тем же сном, каким он спал в Можайске после Бородина.
Опять события действительности соединялись с сновидениями, и опять кто то, сам ли он или кто другой, говорил ему мысли, и даже те же мысли, которые ему говорились в Можайске.
«Жизнь есть всё. Жизнь есть бог. Все перемещается и движется, и это движение есть бог. И пока есть жизнь, есть наслаждение самосознания божества. Любить жизнь, любить бога. Труднее и блаженнее всего любить эту жизнь в своих страданиях, в безвинности страданий».
«Каратаев» – вспомнилось Пьеру.
И вдруг Пьеру представился, как живой, давно забытый, кроткий старичок учитель, который в Швейцарии преподавал Пьеру географию. «Постой», – сказал старичок. И он показал Пьеру глобус. Глобус этот был живой, колеблющийся шар, не имеющий размеров. Вся поверхность шара состояла из капель, плотно сжатых между собой. И капли эти все двигались, перемещались и то сливались из нескольких в одну, то из одной разделялись на многие. Каждая капля стремилась разлиться, захватить наибольшее пространство, но другие, стремясь к тому же, сжимали ее, иногда уничтожали, иногда сливались с нею.
– Вот жизнь, – сказал старичок учитель.
«Как это просто и ясно, – подумал Пьер. – Как я мог не знать этого прежде».
– В середине бог, и каждая капля стремится расшириться, чтобы в наибольших размерах отражать его. И растет, сливается, и сжимается, и уничтожается на поверхности, уходит в глубину и опять всплывает. Вот он, Каратаев, вот разлился и исчез. – Vous avez compris, mon enfant, [Понимаешь ты.] – сказал учитель.
– Vous avez compris, sacre nom, [Понимаешь ты, черт тебя дери.] – закричал голос, и Пьер проснулся.
Он приподнялся и сел. У костра, присев на корточках, сидел француз, только что оттолкнувший русского солдата, и жарил надетое на шомпол мясо. Жилистые, засученные, обросшие волосами, красные руки с короткими пальцами ловко поворачивали шомпол. Коричневое мрачное лицо с насупленными бровями ясно виднелось в свете угольев.
– Ca lui est bien egal, – проворчал он, быстро обращаясь к солдату, стоявшему за ним. – …brigand. Va! [Ему все равно… разбойник, право!]
И солдат, вертя шомпол, мрачно взглянул на Пьера. Пьер отвернулся, вглядываясь в тени. Один русский солдат пленный, тот, которого оттолкнул француз, сидел у костра и трепал по чем то рукой. Вглядевшись ближе, Пьер узнал лиловую собачонку, которая, виляя хвостом, сидела подле солдата.
– А, пришла? – сказал Пьер. – А, Пла… – начал он и не договорил. В его воображении вдруг, одновременно, связываясь между собой, возникло воспоминание о взгляде, которым смотрел на него Платон, сидя под деревом, о выстреле, слышанном на том месте, о вое собаки, о преступных лицах двух французов, пробежавших мимо его, о снятом дымящемся ружье, об отсутствии Каратаева на этом привале, и он готов уже был понять, что Каратаев убит, но в то же самое мгновенье в его душе, взявшись бог знает откуда, возникло воспоминание о вечере, проведенном им с красавицей полькой, летом, на балконе своего киевского дома. И все таки не связав воспоминаний нынешнего дня и не сделав о них вывода, Пьер закрыл глаза, и картина летней природы смешалась с воспоминанием о купанье, о жидком колеблющемся шаре, и он опустился куда то в воду, так что вода сошлась над его головой.
Перед восходом солнца его разбудили громкие частые выстрелы и крики. Мимо Пьера пробежали французы.
– Les cosaques! [Казаки!] – прокричал один из них, и через минуту толпа русских лиц окружила Пьера.
Долго не мог понять Пьер того, что с ним было. Со всех сторон он слышал вопли радости товарищей.
– Братцы! Родимые мои, голубчики! – плача, кричали старые солдаты, обнимая казаков и гусар. Гусары и казаки окружали пленных и торопливо предлагали кто платья, кто сапоги, кто хлеба. Пьер рыдал, сидя посреди их, и не мог выговорить ни слова; он обнял первого подошедшего к нему солдата и, плача, целовал его.