Интерглосса

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Интерглосса
Самоназвание: Interglossa
Создан: Ланселот Хогбен
Год создания: 1943
Тип письма: латинский алфавит
Статус: искусственный вспомогательный
Языковые коды
ISO 639-1:
ISO 639-2:
ISO/DIS 639-3:

Искусственные языки</div>

Интергло́сса (Interglossa) — международный вспомогательный язык, разработанный в 1943 году Ланселотом Хогбеном. Является предшественником языка глоса.





История

Проект интерглоссы был опубликован в 1943 британским биологом, математиком и популяризатором науки Ланселотом Хогбеном, автором «Математики для миллионов». Книга Хогбена была озаглавлена просто «Интерглосса», но имела громкий подзаголовок: «Набросок вспомогательного языка для демократического мироустройства как попытка применить семантические принципы к созданию языка». Хогбен положил в основу интерглоссы традиционные для классического образования греческие и латинские корни, соединив их с максимально простой грамматикой изолирующего типа. Разработка не имела большого успеха, и в 60-х годах Хогбен оставил работу над развитием своего языка[1][2]. Однако интерглосса стала базой для дальнейшей разработки опубликованного в 1978 году Роном Кларком и Уэнди Эшби проекта вспомогательного международного языка глоса[3].

Грамматика языка

Алфавит и произношение

Интерглосса использует стандартный латинский алфавит, состоящий из 26 букв.

Прописные буквы
A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
Строчные буквы
a b c d e f g h i j k l m n o p q r s t u v w x y z
Произношение по МФА
a b k d e f g h i j k l m n o p k r s t u v w ks i ts

Большинство букв в алфавите соответствуют звукам, соответствующим символам международного фонетического алфавита, за следующими исключениями:

y эквивалентно /i/.
c и q эквивалентны /k/.
ph, th, ch, rh, эквивалентны /f/, /t/, /k/, /r/ соответственно.
Начальная x эквивалентна /z/, в остальных позициях /ks/.

В следующих начальных сочетаниях согласных, первая буква не читается: ct-, gn-, mn-, pn-, ps-, pt-.

Ударение обычно ставится на предпоследний слог, например: billéta (билет), nésia (остров). Две гласные буквы в конце слова (-io, -ia и т. д.) звучат как дифтонг. Однако сам Хогбен предпочитал использовать термин зияние, отмечая, что ударение в слове nésia падает на пред-предпоследний (третий с конца) слог.

Синтаксис

Интерглосса — полностью изолирующий язык, подобно китайскому. В интерглоссе нет суффиксов и флексий, производные слова — сложные и используют в качестве словообразующих элементов односложные простые существительные. Как и в китайском, а также в английском, для понимания важен контекст. Хогбен считал, что сложные слова должны быть интуитивно понятными в случае, когда из контекста понятно их использование[4].

Интерглосса содержит минимум синтаксических правил, и в этом её отличие от традиционной грамматики индо-европейских языков[5].

Части речи

Деление слов на части речи в изолирующем языке не совпадает с тем, что используется в синтетических языках индо-европейской семьи. Слова в итерглоссе могут быть подразделены в зависимости от функции индивидуального слова в предложении[6]:

  • Существительные (номера слов в словнике Хогбена 483—860, 874—880, 881—954): наименование конкретных предметов. Каждое из этих слов может также выступать в качестве прилагательного. Примеры (из приведённого ниже текста): crati (государство, власть), geo (земля), pani (хлеб), parenta (отец), urani (небо).
    • части тела (№ 483—550)
    • зоология и ботаника (№ 551—630)
    • география (№ 631—668)
    • пища, одежда и мебель (№ 669—702)
    • архитектура, формы, единицы (№ 703—732)
    • инструменты (№ 733—783)
    • вещества и предметы искусственного происхождения (кроме пищи и одежды) (№ 784—808)
    • человеческие дела (№ 809—860)
  • Генерические существительные (№ 47—60), употребляемые как составная часть сложных слов, например: -pe [от слова persona] (персона), dirigo-pe (водитель, пилот), tene-pe (держатель), pan-pe (все).
  • «Усилители» (№ 141—462 и № 862—873): слова, обозначающие абстрактные понятия, каждое из которых может выступать в роли существительного или соответствующего прилагательного и наречия, например: accido (действие, действительный, действительно и т. д.), demo (население и т. д.), dirigo / controlo (управление / контроль и т. д.), dyno (сила и т. д.), eu (хорошесть и т. д.), famo (репутация, знаменитость и т. д.), eu-famo (хорошая репутация, слава и т. д.), libero (свобода), malo (зло), nomino (имя), offero (предложение), pardo (прощение), revero (уважение).
    • Некоторые из них выступают в роли частиц времени и места (№ 61—101), например: a(d) (к, в направлении), apo (от, в удалении), di (день, ежедневно, в такой-то день), etc.), epi (на), in (в), tem (в то время, как).
    • Некоторые из них действуют как ассоциативные частицы с дополнительным значением предлога и/или союза (№ 102—128), например: causo (из-за, по причине), de (чего-то, в связи с), harmono (в гармонии с, в соответствие с), hetero (иначе, в отличие от), homo (как), metro (в то время, как), plus (в дополнении к), tendo (для).
    • Некоторые из них выступают как вспомогательные глаголы (№ 129—140), например: volo (выражает желание, стремление).
  • «Вербоиды» (№ 463—482), выражающие процессы и состояния: acte (действовать), date (давать), dicte (говорить, выражать), gene (получать, приобретать), habe (иметь), tene (держать, сохранять). В отличие от глаголов, они могут выражать не только действие, например: plu malo acte (плохое действие, грех).
    • Они могут создавать комбинации с абстрактными словами, подобно тому, как это происходит в бейсик инглише:, например: acte dirigo (осуществлять управление, контроль и т. д.), acte malo (совершать зло, грешить, нарушать), acte pardo (прощать), date libero (освобождать), dicte petitio (просить), dicte volo (желать), habe accido (случаться).
  • «Псевдонимы» (№ 1—11), выполняющие роль местоимений, а также соответствующих существительных и прилагательных, например: na (мы, наш), mu (они, их), su (его, её (чей?)), tu (ты, твой, вы, ваш).
  • Вопросительные, повелительные, отрицательные и сравнительные частицы (№ 41—46), добавление которых к неизменяемой фразе позволяют превратить её в вопрос, повеление или отрицание:, например: no(n) (не, нет), peti (выражает повеление). Peti является вежливым повелением (просьбой), а dicte petitio — требованием, побуждением к действию.
  • Артикли (№ 12—40): служебные слова и числительные, показывающие множественность существительных или соответствующих существительным слов, которые не изменяются по форме, например: pan (все), plu (некоторые), u(n) (любые).

Строение предложения

Для быстрого определения частей речи в языке, слова в котором не имеют флексий, Хогбен примененил 2 приёма: артикли (см. задел «Части речи») и окончания слов:

  • Имена (существительные, прилагательные и т. д.) оканчиваются на -a или -i, за исключением слов: geo, cardo, acu, occlu, bureau, computo.
  • «Усилители» оканчиваются на -o, за исключением: anni, di, hora, post, pre, tem, ad, contra, epi, ex, extra, in, inter, para, littora, peri, tele, trans, anti, de, minus, per, plus, syn, vice.
  • «Вербоиды» оканчиваются на -e.
  • «Псевдонимы», напротив, не имеют определённого окончания: mi, tu, na, an[dro], fe[mina], re, pe[rsona], mu[lti], auto, recipro, su[bject].

Хогбен предпочёл сохранить определённое количество исключений, вместо того чтобы видоизменять привычный международный корень или же удлинять слова[7].

Словарный состав

В отличие от других международных вспомогательных языков, в интерглоссе используются слова преимущественно греческого происхождения. Хогбен объяснял это как влияние интенсивного проникновения греческих корней в нашу повседневную жизнь через современные науку и технологии. Например: микроб, микрофон, телефон и т. д.[8]

При этом, больша́я часть словарного состава интерглоссы имеет латинское происхождение. Само название интерглосса происходит в результате соединения лат. inter — между и греч. γλώσσα — язык. Сам Хогбен не был до конца уверен, какому именно названию отдать предпочтение, поэтому разослал заинтересованным людям, могущим в дальнейшем создать основу международного языкового комитета, несколько пар эквивалентных синонимов (например hypo и infra, soma и corpora и т. д., чтобы они могли выбрать между ними[9].

В 1943 году Хогбен заявил о подготовке Краткого англо-интерглосса словаря. Вероятно, словарь так и не был опубликован. Эта рукопись хранится в архиве Хогбена в Бирмингемском университете и была выложена в сеть в 2014 году[10][11].

Пример текста

Пример текста молитвы Отче наш на интерглоссе, греческом[12] и русском языках:

Версия на интерглоссе: Версия на греческом: Версия на русском:

Na Parenta in Urani:
Na dicte volo; tu Nomino gene revero;
plus tu Crati habe accido;
plus u Demo acte harmono tu Tendo
epi Geo homo in Urani;
Na dicte petitio: Tu date plu di Pani a Na;
plus Tu acte pardo plu malo Acte de Na;
metro Na acte pardo Mu; Su acte malo de Na.
Peti Tu non acte dirigo Na a plu malo Offero;
Hetero, Tu date libero Na apo Malo.
Causo Tu tene u Crati plus u Dyno plus un eu Famo
pan Tem.
Amen.

Πάτερ ημών ο εν τοις ουρανοίς,
αγιασθήτω το όνομά Σου,
ελθέτω η Βασιλεία σου,
γενηθήτω το θέλημά σου
ως εν ουρανώ και επί της γης.
Τον άρτον ημών τον επιούσιον δος ημίν σήμερον,
και άφες ημίν τα οφειλήματα ημών,
ως και ημείς αφίεμεν τοις οφειλέταις ημών.
Και μη εισενέγκης ημάς εις πειρασμόν,
αλλά ρύσαι ημάς από του πονηρού.
Ότι σου εστί η βασιλεία και η δύναμις και η δόξα
εις τους αιώνας.
Αμήν.

Отче наш, сущий на небесах!
да святится имя Твое;
да приидет Царствие Твое;
да будет воля Твоя
и на земле, как на небе;
хлеб наш насущный дай нам на сей день;
и прости нам долги наши,
как и мы прощаем должникам нашим;
и не введи нас в искушение,
но избавь нас от лукавого.
Ибо Твое есть Царство
и сила и слава во веки.
Аминь.

Словник

Хогбен составил пронумерованный список из 880 слов с этимологическими ключами[13]. Некоторые из этих слов (около 100) представляли собой пары синонимов, например, dirigo / controlo (№ 185). Хогбен также составил дополнительный список из 74 слов, доведя их общее количество таким образом до 954. Наконец, он составил алфавитный список [14], содержащий, к сожалению, некоторые ошибки (исправленные в нижеприведённом списке).

Жирным шрифтом выделены производящие существительные, являющиеся частью производных слов.

Напишите отзыв о статье "Интерглосса"

Примечания

  1. Mario Pei. [books.google.ru/books?id=6hV0zzsyxzUC&pg=PA138&dq=Interglossa&hl=ru&ei=M5HHTdbhNYWhOvzC6PUB&sa=X&oi=book_result&ct=result&redir_esc=y#v=onepage&q=Interglossa&f=false One Language for the World]. — Biblo & Tannen Publishers, 1968. — P. 138—140 isbn= 9780819602183. — 291 p.
  2. Rüdiger Ahrens, Heinz Antor, Kevin Lee Cope. [books.google.ru/books?id=jzgdAQAAIAAJ&q=interglossa+hogben&dq=interglossa+hogben&hl=ru&sa=X&ved=0ahUKEwix9LTI3sXKAhVHiiwKHal0AIIQ6AEIUjAH Intercultural Encounters: Studies in English Literatures : Essays Presented to Rüdiger Ahrens on the Occasion of His Sixtieth Birthday]. — Universitätsverlag C. Winter, 1999. — P. 56. — 608 p. — ISBN 9783825308490.
  3. Wendy Ashby and Rainer Asenkerschbaumer. [www.glosa.org/en/history.pdf History Behind GLOSSA]. — Richmond, Surrey: Glosa Education Organisation, 2006. — P. 6. — 19 p.
  4. Hogben, p. 21.
  5. Hogben, p. 24.
  6. Hogben, pp. 32—33.
  7. Hogben, p. 37.
  8. Hogben, p. 30.
  9. Hogben, pp. 15—16.
  10. [sites.google.com/site/interglossa1943/a-brief-english-interglossa-dictionary-i A Brief English-Interglossa Dictionary [Foreword, A - E]] (англ.). Interglossa1943. Проверено 24 января 2016.
  11. [sites.google.com/site/interglossa1943/english-interglossa-dictionary A Brief English-Interglossa Dictionary [Foreword, F-Z]] (англ.). Interglossa1943. Проверено 24 января 2016.
  12. Hogben, p. 242.
  13. Hogben, pp. 256—282.
  14. Hogben, pp. 249—256.

Литература

  • Hogben, Lancelot. Interglossa. A draft of an auxiliary for a democratic world order, being an attempt to apply semantic principles to language design. — Harmondsworth, Middlesex, Eng. / New York: Penguin Books. OCLC 1265553.

Ссылки

  • [www.kafejo.com/interglossa/ Первая часть книги Л. Хогбена «Интерглосса»]
  • [www.rickharrison.com/language/interglossa.html Выдержки из книги Л. Хогбена «Интерглосса»]

Отрывок, характеризующий Интерглосса


После отъезда государя из Москвы московская жизнь потекла прежним, обычным порядком, и течение этой жизни было так обычно, что трудно было вспомнить о бывших днях патриотического восторга и увлечения, и трудно было верить, что действительно Россия в опасности и что члены Английского клуба суть вместе с тем и сыны отечества, готовые для него на всякую жертву. Одно, что напоминало о бывшем во время пребывания государя в Москве общем восторженно патриотическом настроении, было требование пожертвований людьми и деньгами, которые, как скоро они были сделаны, облеклись в законную, официальную форму и казались неизбежны.
С приближением неприятеля к Москве взгляд москвичей на свое положение не только не делался серьезнее, но, напротив, еще легкомысленнее, как это всегда бывает с людьми, которые видят приближающуюся большую опасность. При приближении опасности всегда два голоса одинаково сильно говорят в душе человека: один весьма разумно говорит о том, чтобы человек обдумал самое свойство опасности и средства для избавления от нее; другой еще разумнее говорит, что слишком тяжело и мучительно думать об опасности, тогда как предвидеть все и спастись от общего хода дела не во власти человека, и потому лучше отвернуться от тяжелого, до тех пор пока оно не наступило, и думать о приятном. В одиночестве человек большею частью отдается первому голосу, в обществе, напротив, – второму. Так было и теперь с жителями Москвы. Давно так не веселились в Москве, как этот год.
Растопчинские афишки с изображением вверху питейного дома, целовальника и московского мещанина Карпушки Чигирина, который, быв в ратниках и выпив лишний крючок на тычке, услыхал, будто Бонапарт хочет идти на Москву, рассердился, разругал скверными словами всех французов, вышел из питейного дома и заговорил под орлом собравшемуся народу, читались и обсуживались наравне с последним буриме Василия Львовича Пушкина.
В клубе, в угловой комнате, собирались читать эти афиши, и некоторым нравилось, как Карпушка подтрунивал над французами, говоря, что они от капусты раздуются, от каши перелопаются, от щей задохнутся, что они все карлики и что их троих одна баба вилами закинет. Некоторые не одобряли этого тона и говорила, что это пошло и глупо. Рассказывали о том, что французов и даже всех иностранцев Растопчин выслал из Москвы, что между ними шпионы и агенты Наполеона; но рассказывали это преимущественно для того, чтобы при этом случае передать остроумные слова, сказанные Растопчиным при их отправлении. Иностранцев отправляли на барке в Нижний, и Растопчин сказал им: «Rentrez en vous meme, entrez dans la barque et n'en faites pas une barque ne Charon». [войдите сами в себя и в эту лодку и постарайтесь, чтобы эта лодка не сделалась для вас лодкой Харона.] Рассказывали, что уже выслали из Москвы все присутственные места, и тут же прибавляли шутку Шиншина, что за это одно Москва должна быть благодарна Наполеону. Рассказывали, что Мамонову его полк будет стоить восемьсот тысяч, что Безухов еще больше затратил на своих ратников, но что лучше всего в поступке Безухова то, что он сам оденется в мундир и поедет верхом перед полком и ничего не будет брать за места с тех, которые будут смотреть на него.
– Вы никому не делаете милости, – сказала Жюли Друбецкая, собирая и прижимая кучку нащипанной корпии тонкими пальцами, покрытыми кольцами.
Жюли собиралась на другой день уезжать из Москвы и делала прощальный вечер.
– Безухов est ridicule [смешон], но он так добр, так мил. Что за удовольствие быть так caustique [злоязычным]?
– Штраф! – сказал молодой человек в ополченском мундире, которого Жюли называла «mon chevalier» [мой рыцарь] и который с нею вместе ехал в Нижний.
В обществе Жюли, как и во многих обществах Москвы, было положено говорить только по русски, и те, которые ошибались, говоря французские слова, платили штраф в пользу комитета пожертвований.
– Другой штраф за галлицизм, – сказал русский писатель, бывший в гостиной. – «Удовольствие быть не по русски.
– Вы никому не делаете милости, – продолжала Жюли к ополченцу, не обращая внимания на замечание сочинителя. – За caustique виновата, – сказала она, – и плачу, но за удовольствие сказать вам правду я готова еще заплатить; за галлицизмы не отвечаю, – обратилась она к сочинителю: – у меня нет ни денег, ни времени, как у князя Голицына, взять учителя и учиться по русски. А вот и он, – сказала Жюли. – Quand on… [Когда.] Нет, нет, – обратилась она к ополченцу, – не поймаете. Когда говорят про солнце – видят его лучи, – сказала хозяйка, любезно улыбаясь Пьеру. – Мы только говорили о вас, – с свойственной светским женщинам свободой лжи сказала Жюли. – Мы говорили, что ваш полк, верно, будет лучше мамоновского.
– Ах, не говорите мне про мой полк, – отвечал Пьер, целуя руку хозяйке и садясь подле нее. – Он мне так надоел!
– Вы ведь, верно, сами будете командовать им? – сказала Жюли, хитро и насмешливо переглянувшись с ополченцем.
Ополченец в присутствии Пьера был уже не так caustique, и в лице его выразилось недоуменье к тому, что означала улыбка Жюли. Несмотря на свою рассеянность и добродушие, личность Пьера прекращала тотчас же всякие попытки на насмешку в его присутствии.
– Нет, – смеясь, отвечал Пьер, оглядывая свое большое, толстое тело. – В меня слишком легко попасть французам, да и я боюсь, что не влезу на лошадь…
В числе перебираемых лиц для предмета разговора общество Жюли попало на Ростовых.
– Очень, говорят, плохи дела их, – сказала Жюли. – И он так бестолков – сам граф. Разумовские хотели купить его дом и подмосковную, и все это тянется. Он дорожится.
– Нет, кажется, на днях состоится продажа, – сказал кто то. – Хотя теперь и безумно покупать что нибудь в Москве.
– Отчего? – сказала Жюли. – Неужели вы думаете, что есть опасность для Москвы?
– Отчего же вы едете?
– Я? Вот странно. Я еду, потому… ну потому, что все едут, и потом я не Иоанна д'Арк и не амазонка.
– Ну, да, да, дайте мне еще тряпочек.
– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.