Интимный театр

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Инти́мный театр фр. фр: Théâtre intime

«Интимный театр» (Intima teatern) — шведский театр, существовавший в Стокгольме в 1907—1910 годах. Был создан актёром А. Фальком (1882—1938) и драматургом Августом Стриндбергом (1849—1912)[1][2]. Для этого театра Стриндберг создал «камерные» пьесы: «Ненастье» и «Пеликан»[3][4][5]

«Интимный театр» был создан в 1910 году Всеволодом Мейерхольдом и Николаем Кульбиным. В этом театре Касьян Голейзовский поставил спектакли «Выбор невесты» и «Козлоногие» в 1916 году

«Литейный интимный» — так назывался в 1913 году Государственный драматический Театр на Литейном

Пьеса «Дети солнца» была поставлена в «Интимном театре» (Вена) — в 1907 году



См. также


Напишите отзыв о статье "Интимный театр"

Примечания

  1. [culture.niv.ru/doc/theatre/encyclopedia/185.htm Театральная энциклопедия]
  2. [jonder.ru/teatry/169-intimnyjj-teatr.html «Tеатры мира», Интимный театр]
  3. [www.sovpadenie.com/sovpadenie/books/0280 Пьесы Августа Стриндберга в Интимном театре]
  4. Театральная энциклопедия из первоисточника: Strindberg A., Memorandum till medlemmar-ne af Intima teatern, fran regissoren, 2 uppl., Stockh., 1908
  5. 1907 год — Август Стриндберг. «Интимный театр». — Москва: «Совпадение». — ISBN 978-5-903060-28-3.


Отрывок, характеризующий Интимный театр

– Стой! Остановись! Я говорю! – вскрикивал он пронзительно и опять что то, задыхаясь, кричал с внушительными интонациями в жестами.
Он поравнялся с коляской и бежал с ней рядом.
– Трижды убили меня, трижды воскресал из мертвых. Они побили каменьями, распяли меня… Я воскресну… воскресну… воскресну. Растерзали мое тело. Царствие божие разрушится… Трижды разрушу и трижды воздвигну его, – кричал он, все возвышая и возвышая голос. Граф Растопчин вдруг побледнел так, как он побледнел тогда, когда толпа бросилась на Верещагина. Он отвернулся.
– Пош… пошел скорее! – крикнул он на кучера дрожащим голосом.
Коляска помчалась во все ноги лошадей; но долго еще позади себя граф Растопчин слышал отдаляющийся безумный, отчаянный крик, а перед глазами видел одно удивленно испуганное, окровавленное лицо изменника в меховом тулупчике.
Как ни свежо было это воспоминание, Растопчин чувствовал теперь, что оно глубоко, до крови, врезалось в его сердце. Он ясно чувствовал теперь, что кровавый след этого воспоминания никогда не заживет, но что, напротив, чем дальше, тем злее, мучительнее будет жить до конца жизни это страшное воспоминание в его сердце. Он слышал, ему казалось теперь, звуки своих слов:
«Руби его, вы головой ответите мне!» – «Зачем я сказал эти слова! Как то нечаянно сказал… Я мог не сказать их (думал он): тогда ничего бы не было». Он видел испуганное и потом вдруг ожесточившееся лицо ударившего драгуна и взгляд молчаливого, робкого упрека, который бросил на него этот мальчик в лисьем тулупе… «Но я не для себя сделал это. Я должен был поступить так. La plebe, le traitre… le bien publique», [Чернь, злодей… общественное благо.] – думал он.