Инфосоциализм

Инфосоциализм — теория, первоначально придуманная Дэвидом Пулвером, Джоном Ф. Зайглером и Шоном Пунчем для ролевой игры Transhuman Space, но затем нашедшая сторонников и в действительном мире. Инфосоциализм рассматривает информацию и идеи как средства производства. Он утверждает, что законодательство об авторском праве является безнравственным и что права интеллектуальной собственности должны принадлежать одному юридическому лицу, например государству или некоммерческой организации типа Free Software Foundation.

Идеологическое обоснование

Ядром идеологии инфосоциализма является утверждение, что информация отличается от материальных товаров тем, что она может распространяться без того, чтобы её прежний держатель что-нибудь терял. И так как информация может использоваться для пользы человечества, никто не должен предъявлять права частной собственности на идеи. Проще говоря, если кто-то открывает способ излечения рака, каждый больной раком имеет право на плоды этого открытия. В более совершенном мире каждая идея принадлежала бы человечеству в целом.

Поскольку это невозможно установить немедленно, инфосоциализм в качестве переходной меры выступает за национализацию прав интеллектуальной собственности либо за передачу их под контроль признанной некоммерческой организации, которая могла бы удостовериться, что любой получил информацию, в которой нуждался. Государство либо признанная некоммерческая организация могли бы также вознаграждать ученых, художников и музыкантов.

Критика инфосоциализма

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Наиболее веская критика звучит в сторону аргумента о том, что «информация может распространяться без того, чтобы её прежний держатель что-нибудь терял». В некоторых ситуациях утеря авторских прав над информацией приводит к недополучению запланированной прибыли, по сути к потерям. Например, частная исследовательская компания, может затратить годы и собственные деньги — на создание нового знания. Но в результате юридического упущения — не получить потом запланированную прибыль, которая покроет расходы — что может привести к банкротству.

Музыкант или писатель, который может годами создавать свой продукт, а потом живет на проценты от его продаж — также не получает деньги, на которые рассчитывал — если продукт вдруг становится общедоступным и бесплатным.

Отрывок, характеризующий Инфосоциализм

«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.