Инцидент в Борово-Селе

Инцидент в Борово-Селе — столкновения между хорватским спецназом МВД и сербскими ополченцами из числа жителей села и добровольцами из Сербии, произошедшие 1-2 мая 1991 года. В результате столкновений погибли несколько человек с обеих сторон и усилилась напряженность в регионе.

Предыстория

Стремление Хорватии отделиться от СФРЮ и националистические меры хорватского правительства привелу к росту межнациональной напряженности в республике. Сербы, компактно проживающие в Краине, потребовали культурной, а затем и политической автономии. После столкновений в Далмации в августе 1990 года они стали создавать отряды самообороны. Весной 1991 года такой отряд был создан и в Борово-Село, где по данным переписи населения сербы составляли 79,88 % жителей.

В середине апреля группа под руководством будущего министра обороны Хорватии Гойко Шушака обстреляла Борово-Село, выпустив по нему три ракеты. После этого сербы, населявшие село, начали готовиться к обороне. Глава местной ТО Вукашин Шошкочанин обратился за помощью к оппозиционным партиям СНО и СРП. В село начали прибывать группы добровольцев, получавшие оружие от Территориальной обороны. К маю их собралось около сотни человек.

Столкновения в селе

В праздник 1 мая в селе вывесили югославский флаг. Этим воспользовалась хорватская сторона и четверо полицейких попытались войти в село и поставить флаг Хорватии. Это им не удалось: отряд ополченцев и добровольцев под руководством Младена Йовича двух полицейских ранил и взял в плен, двум другим удалось бежать. На следующий день попытку повторили около 200 хорватов, которые на бронетранспортерах и автобусах попытались пробиться к центру села, где оборону заняли бойцы ТО (ополченцы) и добровольцы из Сербии. До здания местной администрации они дошли без стрельбы, но после этого попытались рассредоточиться по окрестностям и открыли беспорядочный огонь, убив читавшего газету местного жителя. Подтянувшиеся ополченцы приняли бой и блокировали хорватский спецназ, командир которого Стипан Бошняк был убит при попытке водрузить флаг на здании правления. Бой длился четыре часа, хорватское подкрепление предпринимало попытки прорваться к своим, но безрезультатно. Между тем, по утверждениям сербской стороны, в самом селе хорваты взяли в заложники персонал местной больницы. В село вошли подразделения 12-й пролетарской механизированной бригады ЮНА, фактически спасшие остатки хорватского отряда. По официальным данным, погибли 12 хорватов и 5 сербов, 22 хорватских полицейских были ранены, но ополченцы говорили о нескольких десятках убитых и трех десятках попавших в плен хорватов и наемников.

В декабре 1992 года мэр Осиека Златко Крамарич признал ответственность хорватской стороны за атаку и заявил, что в ней участвовал и один из тогдашних министров Хорватии.

Отрывок, характеризующий Инцидент в Борово-Селе

Сам Долохов часто во время своего выздоровления говорил Ростову такие слова, которых никак нельзя было ожидать от него. – Меня считают злым человеком, я знаю, – говаривал он, – и пускай. Я никого знать не хочу кроме тех, кого люблю; но кого я люблю, того люблю так, что жизнь отдам, а остальных передавлю всех, коли станут на дороге. У меня есть обожаемая, неоцененная мать, два три друга, ты в том числе, а на остальных я обращаю внимание только на столько, на сколько они полезны или вредны. И все почти вредны, в особенности женщины. Да, душа моя, – продолжал он, – мужчин я встречал любящих, благородных, возвышенных; но женщин, кроме продажных тварей – графинь или кухарок, всё равно – я не встречал еще. Я не встречал еще той небесной чистоты, преданности, которых я ищу в женщине. Ежели бы я нашел такую женщину, я бы жизнь отдал за нее. А эти!… – Он сделал презрительный жест. – И веришь ли мне, ежели я еще дорожу жизнью, то дорожу только потому, что надеюсь еще встретить такое небесное существо, которое бы возродило, очистило и возвысило меня. Но ты не понимаешь этого.
– Нет, я очень понимаю, – отвечал Ростов, находившийся под влиянием своего нового друга.

Осенью семейство Ростовых вернулось в Москву. В начале зимы вернулся и Денисов и остановился у Ростовых. Это первое время зимы 1806 года, проведенное Николаем Ростовым в Москве, было одно из самых счастливых и веселых для него и для всего его семейства. Николай привлек с собой в дом родителей много молодых людей. Вера была двадцати летняя, красивая девица; Соня шестнадцати летняя девушка во всей прелести только что распустившегося цветка; Наташа полу барышня, полу девочка, то детски смешная, то девически обворожительная.
В доме Ростовых завелась в это время какая то особенная атмосфера любовности, как это бывает в доме, где очень милые и очень молодые девушки. Всякий молодой человек, приезжавший в дом Ростовых, глядя на эти молодые, восприимчивые, чему то (вероятно своему счастию) улыбающиеся, девические лица, на эту оживленную беготню, слушая этот непоследовательный, но ласковый ко всем, на всё готовый, исполненный надежды лепет женской молодежи, слушая эти непоследовательные звуки, то пенья, то музыки, испытывал одно и то же чувство готовности к любви и ожидания счастья, которое испытывала и сама молодежь дома Ростовых.
В числе молодых людей, введенных Ростовым, был одним из первых – Долохов, который понравился всем в доме, исключая Наташи. За Долохова она чуть не поссорилась с братом. Она настаивала на том, что он злой человек, что в дуэли с Безуховым Пьер был прав, а Долохов виноват, что он неприятен и неестествен.
– Нечего мне понимать, – с упорным своевольством кричала Наташа, – он злой и без чувств. Вот ведь я же люблю твоего Денисова, он и кутила, и всё, а я всё таки его люблю, стало быть я понимаю. Не умею, как тебе сказать; у него всё назначено, а я этого не люблю. Денисова…
– Ну Денисов другое дело, – отвечал Николай, давая чувствовать, что в сравнении с Долоховым даже и Денисов был ничто, – надо понимать, какая душа у этого Долохова, надо видеть его с матерью, это такое сердце!
– Уж этого я не знаю, но с ним мне неловко. И ты знаешь ли, что он влюбился в Соню?
– Какие глупости…