Инцидент в Тонкинском заливе

Тонки́нский инцидент — общее название двух эпизодов, произошедших в водах Тонкинского залива в августе 1964 года с участием военно-морских флотов США и Северного Вьетнама. Последствием инцидента стало принятие Конгрессом США так называемой Тонкинской резолюции, предоставлявшей президенту Линдону Джонсону правовые основания для прямого использования вооружённых сил страны во Вьетнамской войне.

Предпосылки

В 1954 году Вьетнам был временно разделён на две части Женевскими соглашениями, завершившими колониальную войну Франции в Индокитае. Предполагалось, что в следующие два года будут проведены свободные выборы, после которых обе части воссоединятся. Однако по ряду причин проведение выборов было сорвано. С 1957 года в Южном Вьетнаме коммунистические партизаны вели вооружённую борьбу против проамериканского правительства Нго Динь Зьема. В 1959 году руководство Демократической Республики Вьетнам (Северный Вьетнам) приняло решение оказать военную помощь повстанцам, поскольку мирные пути объединения страны зашли в тупик. К 1964 году США оказывали возрастающую поддержку южновьетнамскому правительству, предоставляя оружие и военных советников для ведения боевых действий против партизан НФОЮВ, однако ещё не принимали непосредственного участия в войне.

В 1964 году ВМС США проводили у берегов Северного Вьетнама операцию «DESOTO (англ.)». В рамках этой операции в Тонкинском заливе находился корабль, выполнявший радиотехническую разведку. В начале августа эту задачу выполнял эсминец «Мэддокс (англ.)».

Инцидент 2 августа

Во второй половине дня 2 августа 1964 года «Мэддокс», по утверждению американской стороны, находился в международных водах. Внезапно экипаж корабля обнаружил три приближающихся северовьетнамских торпедных катера. Как утверждается, они вели себя агрессивно, и капитан «Мэддокса» отдал приказ произвести предупредительный выстрел. В ответ на это катера открыли огонь по эсминцу из крупнокалиберных пулемётов и произвели торпедные пуски, однако все торпеды прошли мимо цели. В завязавшийся морской бой вступило звено американских палубных истребителей F-8 «Крусейдер», выполнявших тренировочный полёт возле своего авианосца «Тикондерога», также находившегося в заливе. Катера получили повреждения и прекратили атаку, взяв курс на свою базу. Считается, что в бою один из катеров был потоплен.

Факт морского боя 2 августа подтверждается как множеством американских исследователей, так и вьетнамской стороной — бывшим министром обороны ДРВ Во Нгуен Зяпом и официальной вьетнамской историей войны. Согласно официальной вьетнамской версии, эскадрон торпедных катеров «героически атаковал и изгнал „Мэддокс“». Однако остаются вопросы о том, где находился эсминец «Мэддокс» (не исключено, что он вторгся в территориальные воды Северного Вьетнама). Американское руководство предпочло никак не реагировать на инцидент, сочтя его случайностью. «Мэддокс» получил приказ продолжать выполнение своего задания. К нему присоединился эсминец «Тэрнер Джой».

Инцидент 4 августа

Вечером 4 августа в Тонкинском заливе был тропический шторм. Когда уже стемнело, радары американских эсминцев стали показывать приближение неопознанных судов. К этому моменту капитаны эсминцев уже получили по разведывательным каналам предупреждение о возможном нападении северовьетнамских катеров. Радары показывали, что к эсминцам приближается более десятка неизвестных объектов, и американские корабли открыли огонь. Поднятые с авианосца самолёты не обнаружили в районе двух эсминцев никаких других кораблей. В условиях шторма и темноты никто из состава экипажей эсминцев визуально не наблюдал что-либо, что можно было бы надёжно идентифицировать как северовьетнамский катер.

В это время первые сообщения о предполагаемом нападении на американские корабли в Тонкинском заливе прибыли в Вашингтон. Ситуация была неясной, информация продолжала поступать, однако президент Джонсон, вероятно, учитывая факт инцидента 2 августа, не поставил под сомнение возможность второго нападения. Он распорядился нанести авиационные удары по базам северовьетнамских торпедных катеров и по нефтехранилищу, чтобы лишить катера топлива. Операция под кодовым названием «Пронзающая стрела» была проведена 5 августа, это был первый налёт американской авиации на Северный Вьетнам.

Последствия

Конгресс США, поставленный перед фактом двух агрессивных акций ВМС Северного Вьетнама против американских кораблей в международных водах, 7 августа принял так называемую «Тонкинскую резолюцию». Резолюция уполномочивала Джонсона принять меры для пресечения дальнейших нападений, а также разрешала президенту предпринять все шаги, включая использование вооружённых сил США, для защиты свободы стран Юго-Восточной Азии. Эта резолюция стала правовой основой для начала полномасштабного участия США в боевых действиях без формального объявления войны.

Противоречивость

Ещё в ходе Вьетнамской войны в США поднимался вопрос о том, что предполагаемого нападения северовьетнамских торпедных катеров 4 августа в действительности не произошло. Первым в возможности нападения усомнился капитан Джон Геррик, под чьим оперативным контролем находились оба эсминца; на следующий день он сообщил командованию ВМС: «Вся акция весьма сомнительна, кроме явного намерения противника вначале устроить засаду». Практически все современные исследователи в той или иной мере признают, что атаки 4 августа не было. Показания радаров американских эсминцев могли быть помехами, вызванными штормом, а сообщения акустика о выпущенных по кораблям торпедах можно списать на его неопытность и характерные шумы, возникающие при боевом маневрировании корабля. В 1995 году бывший министр обороны США Роберт Макнамара встретился с бывшим министром обороны Северного Вьетнама Во Нгуеном Зяпом; они оба занимали свои посты во время Тонкинского инцидента. Зяп подтвердил, что морской бой 2 августа имел место, и категорически отверг возможность второго столкновения 4 августа.

Значительные противоречия имелись и продолжают иметь место относительно того, знал ли президент Джонсон о том, что второй атаки не было. Существуют свидетельства того, что ему было известно о сомнительности всего эпизода уже на следующий день. В конце 2005 года Агентство национальной безопасности рассекретило ряд документов, касающихся инцидента в Тонкинском заливе. Среди них была статья историка АНБ Роберта Хэниока, в которой он пришёл к выводу, что АНБ намеренно предоставляло американскому руководству искажённые отчёты о событиях 4 августа.

Предположения и неточности

Многие авторы, особенно антивоенной направленности, полагают, что Тонкинский инцидент был намеренно спровоцирован (или сфабрикован) руководством США для того, чтобы получить предлог для вооружённого вмешательства во Вьетнаме.

Из-за отсутствия подробной информации или её неполноты во многих источниках получили хождение искажённые версии Тонкинского инцидента. Нередко упоминается только одно нападение, в связи с чем можно встретить и разные даты самого инцидента — 2 или 4 августа; например, известный журналист Михаил Ильинский, бывавший во время войны в Северном Вьетнаме и написавший на эту тему несколько книг, в своей статье 2008 года «Пилоты в пижамах в ханойском плену» при описании Тонкинского инцидента вообще не упоминает о морском бое 2 августа. Из-за подобных обобщений весь Тонкинский инцидент нередко называется фальсификацией, в подтверждение чему иногда приводятся аргументы, касающиеся событий 4 августа.

Отражение в культуре

В кино

• «Любя и воюя» (1987) - американский художественный фильм по книге воспоминаний Джеймса Стокдэйла.

Библиография

• Дэвидсон Ф. Война во Вьетнаме (1946—1975) = Vietnam at War: The History 1946-1975. — М.: Изографус, Эксмо, 2002. — С. 816.

Ссылки

• [www.hartford-hwp.com/archives/54/106.html Capt. Ronnie E. Ford. New Light on Gulf of Tonkin (статья американского офицера разведки, 1997)]  (англ.)
• [www.gwu.edu/~nsarchiv/NSAEBB/NSAEBB132/index.htm Собрание ссылок на документы и источники по Тонкинскому инциденту]  (англ.)
• [www.history.navy.mil/photos/sh-usn/usnsh-m/dd731-k.htm Схемы перемещения кораблей в ходе Тонкинского инцидента, американские фотографии, сделанные в ходе боя 2 августа]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Инцидент в Тонкинском заливе

– Старайтесь как можно более расхваливать порядок в доставлении провианта и маршрутов, когда будете говорить с императором, – сказал Билибин, провожая до передней Болконского.
– И желал бы хвалить, но не могу, сколько знаю, – улыбаясь отвечал Болконский.
– Ну, вообще как можно больше говорите. Его страсть – аудиенции; а говорить сам он не любит и не умеет, как увидите.


На выходе император Франц только пристально вгляделся в лицо князя Андрея, стоявшего в назначенном месте между австрийскими офицерами, и кивнул ему своей длинной головой. Но после выхода вчерашний флигель адъютант с учтивостью передал Болконскому желание императора дать ему аудиенцию.
Император Франц принял его, стоя посредине комнаты. Перед тем как начинать разговор, князя Андрея поразило то, что император как будто смешался, не зная, что сказать, и покраснел.
– Скажите, когда началось сражение? – спросил он поспешно.
Князь Андрей отвечал. После этого вопроса следовали другие, столь же простые вопросы: «здоров ли Кутузов? как давно выехал он из Кремса?» и т. п. Император говорил с таким выражением, как будто вся цель его состояла только в том, чтобы сделать известное количество вопросов. Ответы же на эти вопросы, как было слишком очевидно, не могли интересовать его.
– В котором часу началось сражение? – спросил император.
– Не могу донести вашему величеству, в котором часу началось сражение с фронта, но в Дюренштейне, где я находился, войско начало атаку в 6 часу вечера, – сказал Болконский, оживляясь и при этом случае предполагая, что ему удастся представить уже готовое в его голове правдивое описание всего того, что он знал и видел.
Но император улыбнулся и перебил его:
– Сколько миль?
– Откуда и докуда, ваше величество?
– От Дюренштейна до Кремса?
– Три с половиною мили, ваше величество.
– Французы оставили левый берег?
– Как доносили лазутчики, в ночь на плотах переправились последние.
– Достаточно ли фуража в Кремсе?
– Фураж не был доставлен в том количестве…
Император перебил его.
– В котором часу убит генерал Шмит?…
– В семь часов, кажется.
– В 7 часов. Очень печально! Очень печально!
Император сказал, что он благодарит, и поклонился. Князь Андрей вышел и тотчас же со всех сторон был окружен придворными. Со всех сторон глядели на него ласковые глаза и слышались ласковые слова. Вчерашний флигель адъютант делал ему упреки, зачем он не остановился во дворце, и предлагал ему свой дом. Военный министр подошел, поздравляя его с орденом Марии Терезии З й степени, которым жаловал его император. Камергер императрицы приглашал его к ее величеству. Эрцгерцогиня тоже желала его видеть. Он не знал, кому отвечать, и несколько секунд собирался с мыслями. Русский посланник взял его за плечо, отвел к окну и стал говорить с ним.
Вопреки словам Билибина, известие, привезенное им, было принято радостно. Назначено было благодарственное молебствие. Кутузов был награжден Марией Терезией большого креста, и вся армия получила награды. Болконский получал приглашения со всех сторон и всё утро должен был делать визиты главным сановникам Австрии. Окончив свои визиты в пятом часу вечера, мысленно сочиняя письмо отцу о сражении и о своей поездке в Брюнн, князь Андрей возвращался домой к Билибину. У крыльца дома, занимаемого Билибиным, стояла до половины уложенная вещами бричка, и Франц, слуга Билибина, с трудом таща чемодан, вышел из двери.
Прежде чем ехать к Билибину, князь Андрей поехал в книжную лавку запастись на поход книгами и засиделся в лавке.
– Что такое? – спросил Болконский.
– Ach, Erlaucht? – сказал Франц, с трудом взваливая чемодан в бричку. – Wir ziehen noch weiter. Der Bosewicht ist schon wieder hinter uns her! [Ах, ваше сиятельство! Мы отправляемся еще далее. Злодей уж опять за нами по пятам.]
– Что такое? Что? – спрашивал князь Андрей.
Билибин вышел навстречу Болконскому. На всегда спокойном лице Билибина было волнение.
– Non, non, avouez que c'est charmant, – говорил он, – cette histoire du pont de Thabor (мост в Вене). Ils l'ont passe sans coup ferir. [Нет, нет, признайтесь, что это прелесть, эта история с Таборским мостом. Они перешли его без сопротивления.]
Князь Андрей ничего не понимал.
– Да откуда же вы, что вы не знаете того, что уже знают все кучера в городе?
– Я от эрцгерцогини. Там я ничего не слыхал.
– И не видали, что везде укладываются?
– Не видал… Да в чем дело? – нетерпеливо спросил князь Андрей.
– В чем дело? Дело в том, что французы перешли мост, который защищает Ауэсперг, и мост не взорвали, так что Мюрат бежит теперь по дороге к Брюнну, и нынче завтра они будут здесь.
– Как здесь? Да как же не взорвали мост, когда он минирован?
– А это я у вас спрашиваю. Этого никто, и сам Бонапарте, не знает.
Болконский пожал плечами.
– Но ежели мост перейден, значит, и армия погибла: она будет отрезана, – сказал он.
– В этом то и штука, – отвечал Билибин. – Слушайте. Вступают французы в Вену, как я вам говорил. Всё очень хорошо. На другой день, то есть вчера, господа маршалы: Мюрат Ланн и Бельяр, садятся верхом и отправляются на мост. (Заметьте, все трое гасконцы.) Господа, – говорит один, – вы знаете, что Таборский мост минирован и контраминирован, и что перед ним грозный tete de pont и пятнадцать тысяч войска, которому велено взорвать мост и нас не пускать. Но нашему государю императору Наполеону будет приятно, ежели мы возьмем этот мост. Проедемте втроем и возьмем этот мост. – Поедемте, говорят другие; и они отправляются и берут мост, переходят его и теперь со всею армией по сю сторону Дуная направляются на нас, на вас и на ваши сообщения.
– Полноте шутить, – грустно и серьезно сказал князь Андрей.
Известие это было горестно и вместе с тем приятно князю Андрею.
Как только он узнал, что русская армия находится в таком безнадежном положении, ему пришло в голову, что ему то именно предназначено вывести русскую армию из этого положения, что вот он, тот Тулон, который выведет его из рядов неизвестных офицеров и откроет ему первый путь к славе! Слушая Билибина, он соображал уже, как, приехав к армии, он на военном совете подаст мнение, которое одно спасет армию, и как ему одному будет поручено исполнение этого плана.
– Полноте шутить, – сказал он.
– Не шучу, – продолжал Билибин, – ничего нет справедливее и печальнее. Господа эти приезжают на мост одни и поднимают белые платки; уверяют, что перемирие, и что они, маршалы, едут для переговоров с князем Ауэрспергом. Дежурный офицер пускает их в tete de pont. [мостовое укрепление.] Они рассказывают ему тысячу гасконских глупостей: говорят, что война кончена, что император Франц назначил свидание Бонапарту, что они желают видеть князя Ауэрсперга, и тысячу гасконад и проч. Офицер посылает за Ауэрспергом; господа эти обнимают офицеров, шутят, садятся на пушки, а между тем французский баталион незамеченный входит на мост, сбрасывает мешки с горючими веществами в воду и подходит к tete de pont. Наконец, является сам генерал лейтенант, наш милый князь Ауэрсперг фон Маутерн. «Милый неприятель! Цвет австрийского воинства, герой турецких войн! Вражда кончена, мы можем подать друг другу руку… император Наполеон сгорает желанием узнать князя Ауэрсперга». Одним словом, эти господа, не даром гасконцы, так забрасывают Ауэрсперга прекрасными словами, он так прельщен своею столь быстро установившеюся интимностью с французскими маршалами, так ослеплен видом мантии и страусовых перьев Мюрата, qu'il n'y voit que du feu, et oubl celui qu'il devait faire faire sur l'ennemi. [Что он видит только их огонь и забывает о своем, о том, который он обязан был открыть против неприятеля.] (Несмотря на живость своей речи, Билибин не забыл приостановиться после этого mot, чтобы дать время оценить его.) Французский баталион вбегает в tete de pont, заколачивают пушки, и мост взят. Нет, но что лучше всего, – продолжал он, успокоиваясь в своем волнении прелестью собственного рассказа, – это то, что сержант, приставленный к той пушке, по сигналу которой должно было зажигать мины и взрывать мост, сержант этот, увидав, что французские войска бегут на мост, хотел уже стрелять, но Ланн отвел его руку. Сержант, который, видно, был умнее своего генерала, подходит к Ауэрспергу и говорит: «Князь, вас обманывают, вот французы!» Мюрат видит, что дело проиграно, ежели дать говорить сержанту. Он с удивлением (настоящий гасконец) обращается к Ауэрспергу: «Я не узнаю столь хваленую в мире австрийскую дисциплину, – говорит он, – и вы позволяете так говорить с вами низшему чину!» C'est genial. Le prince d'Auersperg se pique d'honneur et fait mettre le sergent aux arrets. Non, mais avouez que c'est charmant toute cette histoire du pont de Thabor. Ce n'est ni betise, ni lachete… [Это гениально. Князь Ауэрсперг оскорбляется и приказывает арестовать сержанта. Нет, признайтесь, что это прелесть, вся эта история с мостом. Это не то что глупость, не то что подлость…]
– С'est trahison peut etre, [Быть может, измена,] – сказал князь Андрей, живо воображая себе серые шинели, раны, пороховой дым, звуки пальбы и славу, которая ожидает его.
– Non plus. Cela met la cour dans de trop mauvais draps, – продолжал Билибин. – Ce n'est ni trahison, ni lachete, ni betise; c'est comme a Ulm… – Он как будто задумался, отыскивая выражение: – c'est… c'est du Mack. Nous sommes mackes , [Также нет. Это ставит двор в самое нелепое положение; это ни измена, ни подлость, ни глупость; это как при Ульме, это… это Маковщина . Мы обмаковались. ] – заключил он, чувствуя, что он сказал un mot, и свежее mot, такое mot, которое будет повторяться.