Инцидент с Новой 4-й армией

Инцидент с Новой 4-й армией
Дата	7-13 января 1941
Место	уезд Цзюньсянь, провинция Аньхой, Китай
Итог	победа гоминьдановцев
Противники
3-й военный район НРА Новая 4-я армия
Командующие
Гу Чжутун Е Тин
Силы сторон
80 тысяч 9 тысяч
Потери
небольшие 7 тысяч убитыми, ранеными и пленными

Инцидент с Новой 4-й армией (кит. 新四軍事件), также известный как Инцидент в южной части провинции Аньхой (кит. 皖南事变) — событие, произошедшее в январе 1941 года во время японо-китайской войны, и явившееся эпизодом противоборства КПК и Гоминьдана.

Предыстория

Случившийся в 1937 году Сианьский инцидент формально прекратил вооружённую борьбу между КПК и Гоминьданом, обе партии сформировали Объединённый фронт для противостояния японской агрессии. В соответствии с достигнутыми договорённостями о переходе коммунистических войск под командование Чан Кайши, в августе 1937 года гоминьдановское правительство издало приказ о переименовании войск КПК в 8-ю армию НРА (подтверждено приказом Военного комитета КПК от 25 августа 1937 года). В декабре 1937 года из бывших частей Красной армии и местных партизанских отрядов в низовьях Янцзы, на территории, уже оккупированной японцами, начала формироваться Новая 4-я армия, также подконтрольная коммунистам.

Однако мирное сосуществование между КПК и Гоминьданом длилось недолго. Уже через год обострились постоянные стычки между частями гоминьдановцев и частями, подконтрольными коммунистам. Долго накапливавшееся напряжение достигло апогея осенью 1940 года, после наступления коммунистических войск, известного как «Битва ста полков». Чан Кайши воспринял победу коммунистов как свидетельство недопустимо возросшей боеспособности Красной армии, и решил её ослабить.

В октябре 1940 года гоминьдановский Военный совет высказал неудовольствие, что Новая 4-я армия создаёт опорные базы в районах Нанкина, Шанхая и Ханчжоу. Совет указал, что это нарушает равновесие между Гоминьданом и Компартией, и идёт вразрез с приказом верховного главнокомандующего Чан Кайши о дислокации войск в Китае. Состоялся резкий разговор между Чан Кайши и Чжоу Эньлаем, в ходе которого Чан Кайши заявил, что КПК

проявила себя нехорошо, перешла в другой район, расширяя своё влияние, увеличивая без разрешения свои войска, организуя партизанские отряды, сосредоточивая свои войска вокруг войск центрального правительства.

Для урегулирования возникших вопросов Чан Кайши в категорической форме предложил перевести войска Новой 4-й армии на северный берег Янцзы, в противном случае угрожая выступить против армии КПК и уничтожить её по частям. В заключение он добавил, что войска КПК необходимо сосредоточить в указанном им месте и ограничить их численность 80 тысячами солдат — тогда военный министр Хэ Инцинь выполнит его приказ о снабжении КПК боеприпасами и деньгами.

Заявление Чжоу Эньлая о том, что части Новой 4-й армии 1 декабря начали подходить к южному берегу Янцзы для переправы на север, не повлияло на позицию Чан Кайши и его генералов: уже было решено «преподать коммунистам урок». 19 декабря 1940 года Хэ Инцинь подписал приказ о разгроме штабной колонны Новой 4-й армии.

События

На штабную колонну Новой 4-й армии, в которой было около 9 тысяч человек, совершили внезапное нападение 12 дивизий командующего 3-го военного района Гу Чжутуна. Коммунистические войска, уступавшие в численности нападавшим примерно в 7 раз, были полностью разгромлены, командующий Новой 4-й армией генерал Е Тин попал в плен, заместитель Е Тина — Сян Ин — был ранен в бою, схвачен и зверски убит. 17 января Чан Кайши издал приказ о расформировании Новой 4-й армии и предании суду её командующего.

По всей стране начались репрессии Гоминьдана против КПК и её организаций: были закрыты представительства 8-й армии в провинции Гуанси, начались аресты молодёжи на территории 6-го военного района, и т.д.

Реакция на инцидент

18 января 1941 года газета «Синьхуа жибао» в Чунцине опубликовала стихотворение Чжоу Эньлая, посвящённое вероломному нападению гоминьдановских войск на Новую 4-ю армию:

Большое зло, равного которому не знала история,
Учинено к югу от Янцзы в отношении Е Тина.
Почему среди членов одной семьи
Один поднял нож на другого?

Стихотворение было помещено на том месте газетной полосы, где должно было находиться изъятое цензурой сообщение об инциденте. Когда гоминьдановцы стали избивать газетчиков, продававших этот номер «Синьхуа жибао», то Чжоу Эньлай вместе с сотрудниками представительства КПК в Чунцине сам стал продавать газеты на улицах города.

22 января 1941 года КПК предъявила чунцинскому правительству «Двенадцать требований», среди которых были немедленное повсеместное прекращение военных действий против КПК, прекращение политического террора по всей стране, освобождение Е Тина и восстановление его в должности командующего армией, возвращение захваченных во время инцидента со штабной колонной Новой 4-й армии пленных и оружия и т. д. Так как их публикация в газете «Синьхуа жибао» была запрещена цензурой, список требований стали распространять в форме листовок.

В связи с инцидентом с Новой 4-й армией посол СССР в Китае А. С. Панюшкин специально посетил Чан Кайши и заявил, что правительство Советского Союза интересует вопрос, будет ли он впредь продолжать вооружённую борьбу против Новой 4-й армии и 18-й армейской группы (как в то время именовалась 8-я армия). Чан Кайши встретил вопрос советского правительства и заявление посла очень нервозно. Послу пришлось трижды повторять вопрос, интересовавший советское правительство. В конце концов Чан Кайши заявил, что сделает всё от него зависящее, чтобы мирным путём урегулировать конфликт и не допустить развязывания гражданской войны, и попросил доложить об этом советскому правительству.

Прибывший в Чунцин в конце декабря 1940 года новый советский военный атташе генерал-лейтенант В. И. Чуйков при первых же встречах с военным министром Хэ Инцинем и начальником генерального штаба Бай Чунси выразил своё недоумение «заранее спланированным нападением правительственных войск на Новую 4-ю армию, которая неплохо сражалась с японскими войсками». В беседах с другими ответственными военными работниками чунцинского правительства Чуйков недвусмысленно давал понять, что междоусобная война в Китае может привести к прекращению помощи Советского Союза. Так как в конце 1940 — начале 1941 годов СССР был единственной страной, регулярно снабжавшей Китай военными материалами, то угрозы представителей СССР произвели отрезвляющее воздействие на гоминьдановское руководство.

Нападение на Новую 4-ю армию вызвало бурю возмущений в Особом районе, и Мао Цзэдун был склонен использовать этот инцидент в качестве предлога для разрыва единого антияпонского фронта. Георгию Димитрову пришлось 4 февраля отправить специальную телеграмму в Яньань с просьбой о пересмотре позиции КПК. В результате давления, оказанного советским правительством и Коминтерном на руководителей как КПК, так и Гоминьдана, единый антияпонский фронт удалось сохранить.

В начале марта состоялась сессия Национально-политического консультативного совета Китая, которую делегаты-коммунисты бойкотировали в связи с отсутствием ответа на «12 требований». 2 марта коммунисты издали новый вариант «12 требований». 14 марта 1941 года Чжоу Эньлай посетил Чан Кайши, который вёл с ним беседу в примирительных тонах, но на 12 требований КПК не ответил. Тем не менее угроза неизбежного вооружённого столкновения между КПК и Гоминьданом была на какой-то период устранена.

Источники

• Тихвинский С. Л. Путь Китая к объединению и независимости. 1898—1949. — М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН, 1996. — ISBN 5-02-017894-2.
• Чуйков В. И. Миссия в Китае. Записки военного советника. — М.: Главная редакция восточной литературы, 1981.
• Шорт Ф. Мао Цзэдун. — М.: АСТ, 2001. — ISBN 5-17-005694-X.

Отрывок, характеризующий Инцидент с Новой 4-й армией

Прежде после двух трех распоряжений, двух трех фраз скакали с поздравлениями и веселыми лицами маршалы и адъютанты, объявляя трофеями корпуса пленных, des faisceaux de drapeaux et d'aigles ennemis, [пуки неприятельских орлов и знамен,] и пушки, и обозы, и Мюрат просил только позволения пускать кавалерию для забрания обозов. Так было под Лоди, Маренго, Арколем, Иеной, Аустерлицем, Ваграмом и так далее, и так далее. Теперь же что то странное происходило с его войсками.
Несмотря на известие о взятии флешей, Наполеон видел, что это было не то, совсем не то, что было во всех его прежних сражениях. Он видел, что то же чувство, которое испытывал он, испытывали и все его окружающие люди, опытные в деле сражений. Все лица были печальны, все глаза избегали друг друга. Только один Боссе не мог понимать значения того, что совершалось. Наполеон же после своего долгого опыта войны знал хорошо, что значило в продолжение восьми часов, после всех употрсбленных усилий, невыигранное атакующим сражение. Он знал, что это было почти проигранное сражение и что малейшая случайность могла теперь – на той натянутой точке колебания, на которой стояло сражение, – погубить его и его войска.
Когда он перебирал в воображении всю эту странную русскую кампанию, в которой не было выиграно ни одного сраженья, в которой в два месяца не взято ни знамен, ни пушек, ни корпусов войск, когда глядел на скрытно печальные лица окружающих и слушал донесения о том, что русские всё стоят, – страшное чувство, подобное чувству, испытываемому в сновидениях, охватывало его, и ему приходили в голову все несчастные случайности, могущие погубить его. Русские могли напасть на его левое крыло, могли разорвать его середину, шальное ядро могло убить его самого. Все это было возможно. В прежних сражениях своих он обдумывал только случайности успеха, теперь же бесчисленное количество несчастных случайностей представлялось ему, и он ожидал их всех. Да, это было как во сне, когда человеку представляется наступающий на него злодей, и человек во сне размахнулся и ударил своего злодея с тем страшным усилием, которое, он знает, должно уничтожить его, и чувствует, что рука его, бессильная и мягкая, падает, как тряпка, и ужас неотразимой погибели обхватывает беспомощного человека.
Известие о том, что русские атакуют левый фланг французской армии, возбудило в Наполеоне этот ужас. Он молча сидел под курганом на складном стуле, опустив голову и положив локти на колена. Бертье подошел к нему и предложил проехаться по линии, чтобы убедиться, в каком положении находилось дело.
– Что? Что вы говорите? – сказал Наполеон. – Да, велите подать мне лошадь.
Он сел верхом и поехал к Семеновскому.
В медленно расходившемся пороховом дыме по всему тому пространству, по которому ехал Наполеон, – в лужах крови лежали лошади и люди, поодиночке и кучами. Подобного ужаса, такого количества убитых на таком малом пространстве никогда не видал еще и Наполеон, и никто из его генералов. Гул орудий, не перестававший десять часов сряду и измучивший ухо, придавал особенную значительность зрелищу (как музыка при живых картинах). Наполеон выехал на высоту Семеновского и сквозь дым увидал ряды людей в мундирах цветов, непривычных для его глаз. Это были русские.
Русские плотными рядами стояли позади Семеновского и кургана, и их орудия не переставая гудели и дымили по их линии. Сражения уже не было. Было продолжавшееся убийство, которое ни к чему не могло повести ни русских, ни французов. Наполеон остановил лошадь и впал опять в ту задумчивость, из которой вывел его Бертье; он не мог остановить того дела, которое делалось перед ним и вокруг него и которое считалось руководимым им и зависящим от него, и дело это ему в первый раз, вследствие неуспеха, представлялось ненужным и ужасным.
Один из генералов, подъехавших к Наполеону, позволил себе предложить ему ввести в дело старую гвардию. Ней и Бертье, стоявшие подле Наполеона, переглянулись между собой и презрительно улыбнулись на бессмысленное предложение этого генерала.
Наполеон опустил голову и долго молчал.
– A huit cent lieux de France je ne ferai pas demolir ma garde, [За три тысячи двести верст от Франции я не могу дать разгромить свою гвардию.] – сказал он и, повернув лошадь, поехал назад, к Шевардину.


Кутузов сидел, понурив седую голову и опустившись тяжелым телом, на покрытой ковром лавке, на том самом месте, на котором утром его видел Пьер. Он не делал никаких распоряжении, а только соглашался или не соглашался на то, что предлагали ему.
«Да, да, сделайте это, – отвечал он на различные предложения. – Да, да, съезди, голубчик, посмотри, – обращался он то к тому, то к другому из приближенных; или: – Нет, не надо, лучше подождем», – говорил он. Он выслушивал привозимые ему донесения, отдавал приказания, когда это требовалось подчиненным; но, выслушивая донесения, он, казалось, не интересовался смыслом слов того, что ему говорили, а что то другое в выражении лиц, в тоне речи доносивших интересовало его. Долголетним военным опытом он знал и старческим умом понимал, что руководить сотнями тысяч человек, борющихся с смертью, нельзя одному человеку, и знал, что решают участь сраженья не распоряжения главнокомандующего, не место, на котором стоят войска, не количество пушек и убитых людей, а та неуловимая сила, называемая духом войска, и он следил за этой силой и руководил ею, насколько это было в его власти.
Общее выражение лица Кутузова было сосредоточенное, спокойное внимание и напряжение, едва превозмогавшее усталость слабого и старого тела.
В одиннадцать часов утра ему привезли известие о том, что занятые французами флеши были опять отбиты, но что князь Багратион ранен. Кутузов ахнул и покачал головой.
– Поезжай к князю Петру Ивановичу и подробно узнай, что и как, – сказал он одному из адъютантов и вслед за тем обратился к принцу Виртембергскому, стоявшему позади него:
– Не угодно ли будет вашему высочеству принять командование первой армией.
Вскоре после отъезда принца, так скоро, что он еще не мог доехать до Семеновского, адъютант принца вернулся от него и доложил светлейшему, что принц просит войск.
Кутузов поморщился и послал Дохтурову приказание принять командование первой армией, а принца, без которого, как он сказал, он не может обойтись в эти важные минуты, просил вернуться к себе. Когда привезено было известие о взятии в плен Мюрата и штабные поздравляли Кутузова, он улыбнулся.
– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.