Инцидент с вертолётами Black Hawk в Ираке (1994)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Инцидент с вертолётами Black Hawk в Ираке (1994)

Американские военные осматривают обломки сбитых вертолётов UH-60 Black Hawk
Общие сведения
Дата

14 апреля 1994

Характер

американские истребители F-15 сбили над Северным Ираком два вертолёта UH-60, приняв их за иракские вертолёты Ми-24

Причина

огонь по своим

Место

Эрбиль, Ирак

Координаты

36°46′00″ с. ш. 44°06′00″ в. д. / 36.766667° с. ш. 44.1° в. д. / 36.766667; 44.1 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=36.766667&mlon=44.1&zoom=14 (O)] (Я)Координаты: 36°46′00″ с. ш. 44°06′00″ в. д. / 36.766667° с. ш. 44.1° в. д. / 36.766667; 44.1 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=36.766667&mlon=44.1&zoom=14 (O)] (Я)

Погибшие

26 военных и гражданских лиц

Воздушное судно


UH-60 Black Hawk в ходе операции «Утешение». Два аналогичных этому вертолёта потерпели крушение 14 апреля 1994 года

Инцидент с двумя вертолётами UH-60 Black Hawk — случай «дружественного огня», произошедший 14 апреля 1994 года в небе над Северным Ираком в ходе военно-гуманитарной операции «Утешение» (англ. Provide Comfort). Пилоты двух истребителей F-15 ошибочно приняли два вертолёта UH-60 Black Hawk армии США за иракские Ми-24. В результате атаки ракетами «воздух-воздух» оба вертолёта были уничтожены, погибли 26 человек, включая военных и гражданских лиц из США, Великобритании, Франции, Турции и курдской общины.

Последующее расследование ВВС США выявило ряд причин, приведших к катастрофе. Пилотов F-15 обвинили в ошибке идентификации противника. Кроме того, действия членов экипажа самолёта АВАКС, осуществлявших наведение истребителей на цель и контроль, были признаны ненадлежащими. Система радиолокационного опознавания «свой-чужой» на обоих вертолётах работала некорректно, поэтому бортовое приёмопередающее устройство не смогло ответить на запрос вылетевших на перехват истребителей F-15. Кроме того, командование ВВС не смогло обеспечить слаженность участия вертолётов в общей воздушной операции «Утешение» на территории бесполётной зоны. В результате расследования несколько офицеров ВВС США получили административные взыскания. Один член экипажа самолёта АВАКС Джим Ванг предстал перед военным судом, в котором он был оправдан.

После жалоб членов семей погибших на не удовлетворявшие их меры наказания для виновных Сенат и Палата представителей США провели собственные расследования причин трагедии. Начальник штаба воздушных сил США Рональд Фоглиман принял ряд дополнительных мер по административному наказанию сотрудников ВВС, причастных к инциденту. Впоследствии Министерство обороны США отклонило повестки Сената, в соответствии с которыми четыре офицера ВВС должны были бы давать показания перед сенатской комиссией по расследованию. Расследование Конгресса США, проводившееся в том числе Счётной Палатой США, установило, что военное следствие и судебные органы работали в целом без нарушений.





Предыстория

После поражения Ирака в ходе войны в Персидском заливе (январь—февраль 1991) в стране начались восстания курдов и шиитов. Оба восстания были подавлены правительством Саддама Хусейна с применением военной силы. Действия иракской армии в северных районах страны привели к гуманитарной катастрофе: к началу апреля в соседние страны прибыло более 1 млн курдских беженцев. Те беженцы, которые не покинули Ирак, оказались в чрезвычайно трудных условиях; отсутствие еды, воды и холодная зима привели к массовой смертности[1]. Эта ситуация привлекла внимание международной общественности. 5 апреля Совет Безопасности ООН принял резолюцию № 688, в которой осудил репрессии против гражданского населения в Ираке и призвал все государства-члены ООН и гуманитарные организации принять участие в усилиях по оказанию гуманитарной помощи беженцам[2]. После принятия этой резолюции, для того, чтобы воспрепятствовать использованию иракской авиации против курдов, США, Великобритания, Франция, Австралия, Нидерланды объявили о создании так называемой бесполётной зоны, граница которой была установлена по 36-й параллели. Появление самолётов и вертолётов ВВС Ирака в этом районе было запрещено.

Первая фаза операции «Утешение» под руководством генерала Джона Шаликашвили продолжалась с апреля по июль 1991 года[3]. В ходе этой фазы сооружались лагеря для беженцев, контролировалось распределение гуманитарной помощи и обеспечивалась безопасность курдского населения. Вторая фаза операции проводилась с июля 1991 по декабрь 1996 года и носила главным образом военный характер. Авиация США, Великобритании и Франции осуществляла патрулирование северной бесполётной зоны для «демонстрации силы», чтобы Саддам Хусейн не попытался возобновить репрессии против курдов.

В апреле 1994 года командование операцией принял бригадный генерал ВВС США Джеффри Пилкингтон. Командующим объединёнными ВВС был полковник Кертис Эмери. Полковник Дуглас Ричардсон занимал пост начальника оперативного управления ВВС[4][5].

Хронология событий

14 апреля 1994 года в 07:36 по местному времени самолёт дальнего радиолокационного обнаружения E-3 Sentry взлетел с авиабазы ВВС США Инджирлик. Самолёт АВАКС с экипажем из 19 человек под командованием майора Лоуренса Трейси должен был обеспечить радиолокационное обнаружение угроз и контроль воздуха для всех воздушных судов, задействованных в операции «Утешение». В 08:45 E-3 достиг высоты патрулирования в 9000 метров, находясь на территории Турции к северу от иракской границы. Погода в тот день над севером Ирака была ясная и безоблачная[6][7][8].

В 8:22 два вертолёта UH-60 Black Hawk 159-го авиаполка Армии США взлетели из турецкого Диярбакыра (недалеко от авиабазы Пиринчлик</span>ruen). Ведущий вертолёт был выпущен в 1988 году, имел бортовой номер 88-26060 и серийный 701278[9], ведомый был изготовлен и принят на службу в 1987 году, имел бортовой номер 87-26000 и серийный 701200[10]. Позывные вертолётов были Chalk 1 и Chalk 2[11]. Они направились к координационному центру военно-гуманитарной операции, расположенному в 240 км от иракского города Заху. Оба вертолёта были оснащены двумя подвесными топливными баками объёмом 870 литров каждый. На боковых дверях, топливных баках, носовой части и нижней поверхности вертолёта были нанесены изображения американского флага. Пилотом ведущего «Чёрного ястреба» был капитан Армии США Патрик Маккенна[12][13][К 1].

В 09:21 пилоты вертолётов по радиосвязи сообщили о входе в бесполётную зону, оператор наведения АВАКС лейтенант Джозеф Халкли принял это сообщение. Спустя шесть минут вертолёты сели в назначенном месте. Халкли и его начальник, капитан Джим Ванг, старший офицер боевого управления системы АВАКС, присвоили метки «свой вертолёт» на своих индикаторах РЛС и удостоверились, что оба вертолёта выдают сигналы режима I и режима II системы опознавания «свой-чужой», а затем, после посадки вертолётов на площадке координационного центра в 09:24 и пропадания отметок с экранов индикаторов, отключили отображение этих меток. Несмотря на то, что ответчики обоих вертолётов Black Hawk выдавали неправильный код режима I системы «свой-чужой» для прибывания в бесполётной зоне (так называемой тактической зоне ответственности), ни Ванг, ни Халкли не сообщили об этом их пилотам (впрочем, выдаваемые обоими вертолётами коды режима II были правильными). Ванг и Халкли также не сочли нужным дать пилотам «Чёрных ястребов» указание перейти с частоты радиообмена при полёте по маршруту на частоту тактической зоны ответственности[14][15][16][К 2]. В координационном центре вертолёты приняли на борт 16 человек из числа сотрудников ООН, обеспечивавших проведение операции «Утешение». Среди них были четыре представителя курдской общины, один представитель Халдейской католической церкви, один французский, три турецких и два британских военных офицера, а также пять американцев. В 9:54 вертолёты взлетели и взяли курс на город Эрбиль. Пилоты по радиосвязи сообщили об убытии, маршруте полёта и пункте назначения, оператор наведения Халкли подтвердил принятие этого сообщения. Затем Халкли на своём экране индикатора РЛС снова отметил взлетевшие объекты символами «свой вертолёт» и уведомил капитана Ванга о передвижении вертолётной группы. Выставленные метки также отображались на экранах Ванга, Трейси и майора Дуга Мартина[18][14]. Последний был представителем командования воздушного соединения, осуществлявший надзор за действиями экипажа самолёта АВАКС. Среди пассажиров «Чёрных ястребов» были командир координационного центра полковник Армии США Джерри Томпсон и его заместитель полковник Ричард Малхерн[К 3]. В Эрбиле, а затем в Салах-эд-Дине Томпсон планировал лично представить своего заместителя двум известным курдским лидерам Масуду Барзани и Джалялю Талабани, а также представителям ООН[21].

В 10:12 вертолёты вошли в горную местность и их отражённый радиолокационный сигнал пропал с экранов РЛС E-3 Sentry. Офицер воздушного наблюдения Диердре Белл заметил исчезновение меток системы опознавания «свой-чужой» и отправил электронный сигнал «внимание стрелка» на экран Джима Ванга. Капитан не предпринял никаких действий, и через минуту индикатор погас автоматически[14][22][23]. В 09:35 два истребителя ВВС США F-15C из 53-й истребительной эскадрильи</span>ruen, пилотируемые капитаном Эриком Уиксоном и подполковником Рэнди Мэем, взлетели с авиабазы Инджирлик. Их задачей было патрулирование, поиск и уничтожение вражеских воздушных целей, вторгшихся в бесполётную зону. В приказе о задачах авиации (англ. Air tasking order), который должен содержать подробные сведения о всех запланированных полётах и с которым должны были ознакомиться пилоты перед взлётом, было указано о планируемом задействовании вертолётов Армии США Black Hawk в тот день в районе тактической зоны ответственности. Однако не была предоставлена информация о времени взлёта, маршруте и продолжительности полёта этой техники. В 10:15 Уиксон по радиосвязи спросил у офицера Мартина, есть ли какая-либо дополнительная информация о воздушной обстановке, на что тот ответил отрицательно[12][24][25][К 4].

В 10:20 Уиксон сообщает о входе истребителей F-15 в воздушное пространство Северного Ирака оператору АВАКС Рики Уилсону, ответственного за воздушное движение внутри бесполётной зоны. Частота радиообмена для тактической зоны ответственности, которую использовали F-15, отличалась от частоты, используемой для связи пилотами «Чёрных ястребов». Однако Уилсон прослушивал обе частоты и сопровождал метки вертолётов на своём экране РЛС вплоть до их исчезновения в 10:12. Уилсон и другие члены экипажа АВАКС, многие из которых вели радиочастотный мониторинг, не информировали пилотов F-15 о нахождении в бесполётной зоне двух вертолётов Black Hawk[26]. В 10:21 Уилсон, полагая, что «Чёрные ястребы» снова приземлились, попросил Ванга выключить отображение символов «свой вертолёт» с экранов РЛС. Ванг сделал это. Находящийся на борту E-3 с целью содействия и контроля действий экипажа инструктор капитан Марк Кэти, в 10:00 ушёл в заднюю часть самолёта, чтобы вздремнуть[27][28].

В 10:22 Уиксон, пилотируя истребитель на высоте 8230 метров, сообщил об обнаружении бортовым радаром низковысотной и малоскоростной цели на удалении 64 км от его позиции. Рики Уилсон на этот доклад ответил «там всё чисто», имея в виду то, что он не имеет радиолокационных сведений о нахождении в этом районе посторонних воздушных целей[29]. Неопознанные пилотами F-15 воздушные суда являлись двумя вертолётами Армии США UH-60 Black Hawk. Вопреки стандартным требованиям, ни Трейси, ни Ванг в этот момент не потребовали от членов экипажа попыток идентификации объектов, зафиксированных радарами F-15[14][30].

Пилоты F-15 произвели запросы целей с бортовых систем радиолокационного опознавания «свой-чужой» по режимам I и IV. Система не получила правильного ответного кода ни по одному из режимов. После этого истребители решили идти на перехват неопознанных целей. Периодически ответные сигналы по первому и второму режимам от вертолётов принимались на борту самолёта АВАКС. Метки «дружественный вертолёт» вновь появились на индикаторах РЛС[17]. В 10:25 Уилсон сообщил пилотам F-15 об установлении радиолокационного контакта с объектами из данного района[31][29]. Однако ни один из операторов АВАКС не донёс до лётчиков информацию о том, что они сопровождают, вероятно, дружественные воздушные цели[12][32].

Тем временем истребители вступили в визуальный контакт с вертолётами. «Чёрные ястребы» летели со скоростью 240 км/ч на высоте 60 метров над землей. F-15 капитана Уиксона пролетел на скорости 830 км/ч на 150 метров выше и в 300 метрах левее вертолётов. Своими маневрами лётчики нарушили одно из правил применения вооружённых сил в зоне проведения операции «Утешение», которое запрещает полёты истребителей ниже 3000 метров над землёй. В 10:28 Уиксон доложил, что «наблюдает две Лани»[14][33]. «Лань» (англ. Hind) — кодовое обозначение НАТО ударного вертолёта Ми-24, стоящего на вооружении Ирака и Сирии. Ми-24 оснащен двумя небольшими крыльями, на которых может нести вооружение. Оператор Уилсон отреагировал: «Вас понял, Лани»,— а затем спросил Ванга: «Сэр, вы слышите это?». Ванг ответил: «Да», — но не предпринял никаких дальнейших действий[29][34][35].

Пилот второго F-15 Рэнди Мэй также пролетел вблизи вертолётов и сообщил по связи: «Наблюдаю два»[29][14][34]. Позже Мэй заявил комиссии по расследованию авиационных происшествий, что в своём сообщении имел в виду лишь то, что он видел два вертолёта, но не идентифицировал их как Ми-24. Пилоты истребителей не были проинформированы о том, что в операции задействованы вертолёты UH-60 Black Hawk с подвесными топливными баками, установленными на крыльях. Не были они также ознакомлены со схемами окраски вертолётов Вооружённых сил Ирака. Светлая желтовато-коричневая окраска иракских вертолётов сильно отличается от тёмно-зелёного цвета, используемого в схеме окраски «Чёрных ястребов». Уиксон позже заявил: «Я не сомневался, когда смотрел на него, что это был Hind… Мысль о Black Hawk даже не приходила мне в голову»[36][37].

После проходов возле вертолётов Уиксон и Мэй стали кружить примерно в 16 км от них. Так как иностранная авиация иногда работает без предупреждения в северной части Ирака, правила применения вооружённых сил в зоне проведения операции «Утешение» требовали от пилотов F-15 проверить государственную принадлежность этих вертолётов. Но вместо этого в 10:28 Уиксон уведомил АВАКС о начале боевой атаки на цели[38][39]. В 10:30 он произвёл пуск ракеты AIM-120 на догонном курсе по одному вертолёту на удалении 10 км. Ракета поразила и уничтожила ведомый вертолёт семь секунд спустя. В ответ на это ведущий Black Hawk, пилотируемый Патриком Маккенной, резко повернул налево и нырнул вниз, надеясь уклониться от неожиданного нападения[40]. Примерно через 20 секунд Мэй выпустил ракету AIM-9 по второму вертолёту на удалении 2,8 км. Поражённый борт рухнул в 2 км к северо-востоку от своего ведущего. Все 26 человек, находившиеся в двух вертолётах, погибли.

Расследование ВВС США

Около 13:15 по местному времени местные жители оповестили координационный центр операции о том, что они стали свидетелями крушений двух вертолётов в 64 км к северу от Эрбиля и что там никто не выжил[41]. Новость была быстро подхвачена СМИ и стала транслироваться по CNN[42][К 5].

В течение нескольких часов президент США был проинформирован о произошедшей катастрофе. Билл Клинтон созвонился с главами Великобритании и Франции — Джоном Мейджором и Франсуа Миттераном, чтобы выразить сожаление и сочувствие в связи с гибелью граждан в инциденте. Спустя несколько часов Клинтон выступил на телевизионной пресс-конференции, на которой заявил, что поручает заняться расследованием катастрофы Министерству обороны США. Клинтон также сказал: «Когда мы получим дополнительную информацию, то сделаем её доступной для американского народа и народа Великобритании, Франции и Турции, а также для наших партнёров по операции „Утешение“»[44]. Командующий ВВС США в Европе генерал Роберт Оукс</span>ruen сформировал комиссию по расследованию катастрофы в составе председателя и одиннадцати членов комиссии, представляющих Военно-воздушные силы и Сухопутные войска США, трёх ассоциированных членов — представителей Франции, Турции и Великобритании, четырёх советников по правовым вопросам и тринадцати технических консультантов. Главой комиссии был назначен генерал-майор ВВС Джеймс Андрус. Результаты расследования комиссии должны были свободно публиковаться, а показания свидетелей могли быть использованы против них в ходе военно-дисциплинарного разбирательства. По этой причине после серьёзных авиационных происшествий ВВС США, как правило, проводят отдельное расследование, результаты которого не оглашаются, а свидетели, дающие показания, защищены от наказания[45]. Однако в этот раз по неизвестным причинам ВВС США решили не проводить такое расследование[46][47][42].

В ходе следствия было опрошено 137 свидетелей и проведены многочисленные экспертизы. 13 июля 1994 года комиссия по расследованию опубликовала 3630-страничный отчёт[48]. Было сформулировано семь основных причин, повлекших катастрофу:

1. Пилоты Эрик Уиксон и Рэнди Мэй неверно определили тип вертолётов и их государственную принадлежность.
2. Ответчики системы опознавания «свой-чужой» на F-15 и/или на UH-60 работали некорректно по неизвестным причинам.
3. В вооружённых силах операции «Утешение» существовало непонимание того, как порядок действий и обязанности при проведении коалиционных воздушных операций применяются к вертолётным операциям военного координационного центра.
4. Командир экипажа самолёта АВАКС Лоуренс Трейси не следовал установленным инструкциям ВВС, что повлекло к неправильным действиям членов экипажа[46].
5. Личный состав, задействованный в проведении операции, не был должным образом ознакомлен с правилами ведения боевых действий в бесполётной зоне.
6. Вертолёты UH-60 Black Hawk не были оснащены радиостанциями, которые позволили бы им связаться с пилотами F-15.
7. Катастрофа была вызвана «цепочкой событий, которые начались с нарушения чёткого руководства Смешанной оперативной группы операции „Утешение“ своими подчинёнными подразделениями»[49][50].

В отчёте комиссии отмечалось: «Не установлено, что во время перехвата старший офицер боевого управления системы АВАКС (Д. Ванг), командир экипажа (Л. Трейси) или представитель командования воздушного соединения (Д. Мартин) давали какие-либо указания членам экипажа или пилотам F-15»[14]. Хотя правила применения вооружённых сил в зоне проведения операции «Утешение» предписывали экипажу АВАКС производить наблюдение и контроль за передвижениями вертолётов в этой области, комиссия пришла к выводу о том, что члены экипажа самолёта АВАКС считали, что у них не было ответственности за сопровождение вертолётов UH-60 Black Hawk или оповещение других самолётов коалиции о нахождении в бесполётной зоне этих бортов. Когда следователи поинтересовались у Лоуренса Трейси о том, кто, по его мнению, должен был нести ответственность за отслеживание вертолётов, он сказал: «Я не могу ответить вам на этот вопрос. Я, честно говоря, не знаю»[51]. Джим Ванг на тот же самый вопрос ответил: «Никто не несёт»[52]. Когда следователи спросили Дуга Мартина о том, какие действия он предпринял, когда истребители F-15 сообщили о визуальном контакте с двумя вертолётами Ми-24, он сказал: «Я ничего не сделал»[53]. Комиссия пришла к выводу, что командование объединёнными вооружёнными силами в лице Пилкингтона, Эмери, Ричардсона и других должностных лиц ВВС США, не смогло обеспечить слаженность участия вертолётов в общей воздушной операции на территории бесполётной зоны[12]. Персонал командования оперативного соединения под руководством полковника Джеймса О’Брайена не пытался согласовать боевые задачи «Чёрных ястребов» с программой полётов авиации (англ. Air tasking order) в этот день[54]. О программе полётов вертолётов не были оповещёны ВВС объединённых вооружённых сил. Командир координационного центра Джерри Томпсон в ночь на 13 апреля лично звонил О'Брайену, чтобы сообщить ему о завтрашних полётах вертолётов. Однако, по всей видимости, О’Брайен или его сотрудники не пытались донести детали предстоящих вылетов ни до экипажа самолёта АВАКС, ни до руководителя полётов[55].

По невыясненным причинам на 14 апреля было издано два варианта приказа о задачах авиации[12]. Первый был отправлен для базы ВВС в Инджирлике, а второй — для Пиринчлика. Второй содержал неправильный (так же по неизвестным причинам) код режима I системы «свой-чужой» для прибывания в бесполётной зоне (так называемой тактической зоне ответственности)[48]. Несмотря на то, что ответчики обоих вертолётов Black Hawk выдавали в дальнейшем неправильный код Режима I, экипаж самолёта АВАКС не сообщил об этом их пилотам. В день катастрофы истребители F-15 запрашивали о принадлежности вертолётов по двум различным кодированным сигналам (режим I и режим IV)[56]. Система по режиму I не получила подтверждения о «дружественности» из-за неправильного ответного сигнала от вертолётов. Режим IV сработал также отрицательно по техническим причинам, которые расследование не смогло окончательно определить[57][17][К 6].

Судебные процессы и наказания виновных

8 сентября 1994 года Министерство обороны объявило о действиях, которые будут предприняты в результате выводов следствия[12]. Пилот F-15 Рэнди Мэй был обвинён в убийстве по неосторожности по 26 пунктам. Дугу Мартину, Лоуренсу Трейси, Джиму Вангу, Джозефу Халкли и Рики Уилсону были предъявлены обвинения в неисполнении своих должностных обязанностей. Все прошли процедуру предварительного слушания, предусмотренную 32-й статьёй военно-уголовного кодекса. В ходе заседания принималось решение о предъявлении обвинения. Слушание по делу Рэнди Мэя проводилось отдельно. Второму пилоту F-15 Эрику Уиксону обвинение не было предъявлено[58]. Судя по всему, это было сделано потому, что при даче показаний он твёрдо заявлял, что был полностью уверен в том, что идентифицировал сбитые вертолёты как вражеские Ми-24[59]. В то время как Мэй утверждал, что лично не удостоверился в типе вертолётов, однако осуществил ракетную атаку[60].

Мартин и Халкли отказались от прав на предварительное слушание, гарантированное статьёй 32. Их дела могли быть переданы сразу в военный трибунал или на административное разбирательство. Генерал-лейтенант ВВС США Юджин Сантарелли, командующий 17-й воздушной армией, наделил Уиксона неприкосновенностью, для того, чтобы тот смог дать показания на слушании[61]. 19 октября 1994 года на авиабазе Тинкер началось слушание по существу с участием членов экипажа самолёта АВАКС под председательством полковника Уильяма Колвелла; суд созвал командующий 8-й воздушной армией Стивен Крокер, осуществлявший правовую юрисдикцию процесса[58]. 7 ноября 1994 года состоялось первое закрытое заседание по делу Рэнди Мэя под председательством полковника Эдварда Старра; Сантарелли осуществлял правовую юрисдикцию процесса. Пилкингтон, Эмери, Ричардсон и О'Брайен отказались давать свидетельские показания на слушаниях[12][62]. 17 ноября 1994 года стало известно, что по рекомендации Уильяма Колвелла генерал-лейтенант Стивен Крокер принял решение отклонить обвинения против членов экипажа АВАКС и проводить разбирательство о неисполнении должностных обязанностей во внесудебном административном порядке[63]. Однако дело Джима Ванга было решено передать на рассмотрение военного трибунала[64].

На судебном слушании Рэнди Мэй изменил свои показания от тех, которые он давал комиссии по расследованию катастрофы. Он заявил, что всё же уверенно определил вертолёты как иракские Ми-24. Эдвард Старр нашёл свидетельство Мэя правдоподобным и рекомендовал снять с него обвинения[65]. 27 декабря 1994 года стало известно, что с Мэя были сняты обвинения, а в отношении всех остальных не будут применены меры уголовной ответственности[59]. Отстранённым от воздушных полётов Мэю и Уиксону в январе 1995 года позволили вернуться к службе[12][66].

Позже ВВС США объявило о мерах дисциплинарного наказания, которые должны были применены к виновным в уничтожении двух вертолётов. Пилкингтон, Эмери и Ричардсон получили предупреждение о неполном служебном соответствии[67]. Мартин, Мэй, О'Брайен, Трейси, Уиксон, Уилсон и Халкли — выговор. Джеффри Пилкингтон был снят с поста командующего вооружёнными силами операции «Утешение» и был переведён на авиабазу Рамштайн командиром 86-го авиакрыла воздушных перевозок[68]. О’Брайен и Эмери были переведены на штабные должности в Пентагоне. Начальник оперативного управления ВВС Дуглас Ричардсон перешёл на службу в Верховное главнокомандование ОВС НАТО в Европе[69].

Военный суд над Джимом Вангом

Судебный процесс над Джимом Вангом начался 2 июня 1995 года на авиабазе Тинкер. Ванга судили по трём пунктам статьи о неисполнение должностным лицом своих служебных обязанностей[70][71]. В качестве свидетелей выступили почти все, кто имел отношение к катастрофе, в том числе члены экипажа АВАКС, Пилкингтон и Уиксон[59][72].

В ходе судебного разбирательства были представлены доказательства того, что у Ванга была нарколепсия во время его вылетов в составе команды самолёта АВАКС. Он страдал дневными приступами непреодолимой сонливости и внезапного засыпания[73].

Джеффри Пилкингтон большую часть ответственности за катастрофу возложил на пилотов истребителей. На суде он заявил, что будучи командующим операцией часто сталкивался с нарушениями правил полётов и отсутствием благоразумия у некоторых членов лётного состава авиации ВВС США. На просьбу прокомментировать действия пилотов F-15, приведшие к уничтожению вертолётов, Пилкингтон сказал: «Я не понимаю и, вероятно, никогда не смогу понять ход мыслей Уиксона в той ситуации»[59]. По мнению Пилкингтона пилоты грубо нарушили правила применения вооружённых сил в зоне проведения операции «Утешение». Члены самолёта АВАКС в своих показаниях также добавили, что с того момента, как Уиксон и Мэй идентифицировали вертолёты как вражеские, «вся ответственность за катастрофу перешла на пилотов истребителей»[74].

Адвокат Джима Ванга Фрэнк Спиннер обратил внимание суда на возможное давление со стороны начальника штаба воздушных сил США Меррилла Макпика</span>ruen на ход расследования. Бывший лётчик-истребитель, по словам Спиннера, чётко дал понять, что не хочет, чтобы Уиксона и Мэя наказывали за совершённое ими уничтожение вертолётов[75]. В качестве доказательства адвокат привёл цитату в опубликованной газете, где Макпик заявил, что «категорически против» военного суда над Уиксоном и Мэем[62][76].

20 июня 1995 года Военно-воздушные силы США объявили о принятии нуллифицирующего вердикта военным трибуналом из 10 членов, судившим Ванга, по существу оправдав последнего по всем пунктам обвинения. Нуллификация — это не признание невиновности, а отказ вынести осуждающий приговор по предъявленным обвинениям. После вынесения вердикта Ванг заявил: «Для меня борьба не окончена. Я хочу добиться слушаний в Конгрессе или дополнительного расследования того, почему только я единственный оказался на скамье подсудимых»[71][77]. Министр военно-воздушных сил США Шейла Уиднолл</span>ruen так охарактеризовала причины катастрофы[72]:

Вертолёты Black Hawk были сбиты в результате трагической серии ошибок и неудачных действий множества людей. Несчастье произошло не по вине какого-либо конкретного человека. Этому способствовали сложившаяся система и руководство в лице многих офицеров.

Дополнительное расследование

17 июля 1995 года председатель постоянного подкомитета Сената США по расследованиям Уильям Рот санкционировал сенатское расследование инцидента в ответ на жалобы членов семей погибших[78]. Их не устраивало, что военные, виновные в катастрофе, не понесли серьёзной ответственности[71]. Кроме того, подкомитет по личному составу вооруженных сил Палаты представителей США назначил слушание на 3 августа 1995 года, на котором планировалось исследовать разбирательство происшествия, проведённое Военно-воздушными силами, а также проанализировать судебные действия. 24 июля 1995 года Министерство обороны приказало пересмотреть дисциплинарные и административные меры наказания для военных, виновных в инциденте[68]. Новый начальник штаба воздушных сил США Рональд Фоглиман</span>ruen взял дело под личный контроль[12].

3 августа на слушании выступили Джеймс Андрус и Джеффри Пилкингтон с докладом о том, как проводилось расследование катастрофы[79]. Они, в частности, подчеркнули тот факт, что пилоты Уиксон и Мэй нарушили правила применения вооружённых сил в зоне проведения операции «Утешение». F-15 вступили в визуальный контакт с вертолётами, совершив пролёты на сверхнизкой высоте, когда правила запрещали полёты истребителей ниже 3000 метров над землёй. Кроме того, по их мнению, одного пролёта было явно недостаточно для определения государственной принадлежности вертолётов. Андрус заявил: «Если бы я был на месте пилота, я бы сделал ещё один пролёт. Недопустимо открывать огонь по неопознанной цели»[80].

10 августа 1995 года Фоглиман выступил на пресс-конференции в Пентагоне, на которой он привёл свои оценочные выводы об ответственности личного состава ВВС США за произошедший инцидент. Он отметил, что в ходе своего расследования обнаружил, что не все офицеры, причастные к инциденту, получили административные взыскания[46][68]. По указанию Фоглимана Уиксон, Мэй, Ванг, Халкли и Уилсон были отстранены от лётной работы как минимум на 3 года. Также Фоглман составил характеристики на Уиксона, Халкли, Уилсона и Эмери в их личных делах[68]. В них значилось, что все они «не соответствовали стандартам ВВС США по профессиональным знаниям, командирским качествам и умению принимать правильные решения»[81]. Джеймс О'Брайен был лишён военной награды за участие в операции «Утешение». Фоглман заявил, что доволен работой системы военного правосудия[82].

Расследование Сената США

Сенатское расследование во главе с Эриком Торсоном началось в сентябре 1995 года и длилось больше года. Позже Торсон высказал своё мнение о проведённом ВВС США следствии и судебных решениях. По его словам, всё было проведено таким образом, чтобы избавить Уиксона и Мэя от серьёзного наказания[83]. Торсон отметил, что председатель судебного слушания Эдвард Старр принял во внимание недостоверные и вводящие в заблуждение показания офицеров ВВС, в частности, Даллагера и Сантарелли. А в действиях некоторых членов экипажа АВАКС Торсон усмотрел некомпетентность и небрежность[78].

В процессе своего расследования сенатская комиссия столкнулась с нежеланием Министерства обороны США содействовать ходу разбирательства. Так, несколько раз были отклонены запросы комиссии о вызове для дачи показаний свидетелей Сантарелли, Старра, Даллагера и Мэнгина[62][76].

В январе 1997 года председатель постоянного подкомитета Сената по расследованиям Фред Томпсон, сменивший на этом посту Уильяма Рота, прекратил сенатское расследование катастрофы вертолётов[84]. Отчёт комиссии не был обнародован.

Расследование Счётной палаты США

В сентябре 1995 года комитет Палаты представителей по национальной безопасности попросил Счётную палату США провести собственное расследование инцидента. Счётная палата должна была определить, было ли расследование происшествия со стороны ВВС США объективным, были ли соблюдены процессуальные нормы военного права при расследовании и было ли давление со стороны Министерства обороны или ВВС на ход расследования[46][85].

12 ноября 1997 года Счётная палата опубликовала отчёт по расследованию катастрофы[46]. Следствие установило, что расследование катастрофы со стороны ВВС производилось должным образом и достигло поставленных целей. В отчёте было отмечено, что комиссия ВВС не отразила должным образом в своём докладе факт отсутствия общей дисциплины среди экипажей F-15, участвующих в операции «Утешение». Так, были обнаружены доказательства соперничества между пилотами истребителей F-16 и F-15[86]. Дело в том, что с конца Войны в Персидском заливе в небе Ирака и Боснии все воздушные победы над авиацией противника одерживались исключительно пилотами F-16. Джеффри Пилкингтон выразил предположение, что поспешность принятия решения об уничтожении вертолётов пилотами F-15 отчасти была обусловлена тем, что в бесполётную зону в скором времени должны были войти два истребителя F-16, и если бы пилоты F-15 соблюдали субординацию, скорость принятия решения была бы значительно замедлена, и тем самым шансы пилотов F-15 на успешную атаку были бы сведены к нулю[87][88].

Также расследование Счётной палаты выявило недостаточную подготовку лётчиков навыкам идентификации в воздухе вертолётов. Обучение проводилось путём анализа слайдов на проекторе. Изображения вертолётов составляли около 5% от всех слайдов[86]. Кроме того, почти все фотографии с вертолётами были сняты с земли. В беседе со следователями пилоты F-15 признавались, что не считали навыки опознавания вертолётов важными, так как не рассматривали их угрозой для себя в воздушном бою[86].

Счётная палата не обнаружила никаких доказательств незаконного оказания давления на следствие и правосудие со стороны должностных лиц из Военно-воздушных сил США. Однако отметила, что она не смогла получить полное подтверждение этого вывода, потому что Министерство обороны отклонило запрос о вызове для дачи показаний ключевых должностных лиц ВВС Сантарелли, Старра, Даллагера и Мэнгина[46][87][89][88].

Компенсации

26 августа 1994 года Министерство обороны США объявило, что выплатит по 100 000 долларов в качестве компенсации семьям погибших иностранных гражданских лиц. В это же самое время правительство США, ссылаясь на прецедент судебных слушаний 1950 года, в которых Верховный суд постановил, что Соединенные Штаты не несут ответственности за вред, причинённый военнослужащим в результате халатности других военнослужащих, решило не предлагать компенсации семьям погибших военнослужащих США. Так или иначе, это был первый случай, когда США предложили компенсацию жертвам дружественного огня[90][91][92][К 7].

В 1998 году по инициативе конгрессмена Ламара Смита состоялись слушания по вопросу выдачи компенсаций членам семей военнослужащих. В ноябре 1999 года Конгресс США принял закон, разрешающий выплату компенсаций семьям американских солдат, погибших в результате катастрофы вертолётов UH-60 Black Hawk[93][94].

Последствия

Через пять дней после инцидента ВВС США официально начали включать вертолёты в расписание боевых заданий авиации во время операции «Provide Comfort», а также скорректировали код системы радиолокационного опознавания «свой-чужой»[12][46]. Операция «Утешение» официально завершилась 31 декабря 1996 года. За шесть лет работы участники коалиции сделали в общей сложности 62 000 вылетов. Инцидент с крушениями вертолётов стал единственной серьёзной аварией, которая произошла во время операции[95].

Пилоты F-15 Эрик Уиксон и Рэнди Мэй ушли со службы вскоре после завершения расследования Рональда Фоглимана[70][96]. Командир экипажа АВАКС Лоуренс Трейси сразу же после военного трибунала над Джимом Вангом подал в отставку[97]. По состоянию на май 2005 года Джим Ванг всё ещё числился на службе в ВВС США в звании капитана[70]. В интервью 2005 года Трейси заявил[70]:

Джима (Ванга) и всех нас в первую очередь выставили в качестве козлов отпущения. Я думаю, что это было прикрытие для пилотов. Они выставили наружу свои клыки. Они хотели сбить кого-то, потому что прошли годы с тех пор как пилоты F-15 последний раз кого-либо сбивали в воздухе. Мы понесли ответственность за их действия.

Джеймс Андрус ушёл в отставку в 1995 году, Джеффри Пилкингтон в 1996 году, Кертис Эмери в 1997 году, Юджин Сантарелли в 1998 году. Все они остались в тех же званиях, кроме Эмери, который ушёл в отставку в звании бригадного генерала. Дуглас Ричардсон был повышен до бригадного генерала 1 июля 1999 года и ушёл в отставку 1 сентября 2001 года. Даллагер в июне 2000 года был назначен инспектором Академии ВВС США и получил звание генерал-лейтенанта. Продвижение Даллагера по службе подверглось критике со стороны общественности. Он ушёл в отставку 1 сентября 2003 года, но в звании генерал-майора[62].

В 1996 году на территории военного аэродрома армейской авиации США в Германии был сооружён памятник жертвам катастрофы. Из 26 жертв катастрофы восемь человек были из 159-го авиационного полка, базировавшегося в Гибельштадте. После закрытия аэродрома в Гибельштадте в 2006 году, памятник был перенесён в Форт-Ракер (англ.), Алабама[98][99].

Напишите отзыв о статье "Инцидент с вертолётами Black Hawk в Ираке (1994)"

Комментарии

  1. Изначально планировалось задействовать для миссии четыре вертолёта, но турецкие власти разрешили полёт только двум бортам[11].
  2. Для Джима Ванга этот полёт стал 60-м по счёту в ходе операции «Утешение»[17].
  3. Список экипажа и пассажиров ведущего вертолёта: Патрик Маккенна (пилот), Джон Гарретт (пилот), Джеффри Колберт (бортинженер), Марк Эльнер (бортинженер), Джеральд Томпсон (командир координационного центра), Ричард Малхерн (заместитель Томпсона), Пол Барклай (боец «Зелёных беретов»), Барбара Шелл (советник Госдепартамента США), Гарри Шапленд (британский офицер), Хикмет Алп (турецкий офицер), Салид Саид (курдский представитель), Барлас Гюльтепе (турецкий офицер), Бадер Михо (курдский представитель), Ахмад Мухаммад (курдский представитель)[19]. Список экипажа и пассажиров ведомого вертолёта: Майкл Холл (пилот), Эрик Маунси (пилот), Корнелиус Басс (бортинженер), Майкл Робинсон (бортинженер), Лаура Пайпер (офицер ВВС США), Бенджамин Ходж (специалист по разведке), Рикки Робинсон (медик), Джонатан Суонн (британский офицер), Гай Деметз (французский офицер), Джейхун Сивас (турецкий офицер), Абдулсатур Араб (курдский представитель), Ганди Хусейн (курдский представитель)[20].
  4. Рэнди Мэй был командиром 80-й истребительной эскадрильи ВВС США с общим налётом 3000 часов. На его счету был иракский Ми-24, сбитый им недалеко от Киркука во время Войны в Персидском заливе. Эрик Уиксон имел 1300 часов налёта, включая 700 часов на истребителе F-15. Для него этот полёт стал 18-м по счёту в ходе операции «Утешение».
  5. Местный фермер Моуфик Тахсин сразу после крушения сумел запечатлеть место катастрофы на видеоплёнку[43].
  6. По мнению следствия возможными причинами некорректного срабатывания режима IV могли стать: Уиксон и Мэй выбрали неправильный код запроса, оба запросчика системы «свой-чужой» истребителей дали сбой, в приёмопередающие устройства вертолётов были загружены неправильные коды запросов, близость вертолётов друг с другом и гористая местность могли «исказить» кодированные сигналы.
  7. Правительство США также выплатило компенсацию местному курдскому фермеру за ущерб, причинённый его луковому полю в результате падения одного из вертолётов[92].

Примечания

  1. [www.globalsecurity.org/military/ops/provide_comfort.htm Operation Provide Comfort] (англ.). GlobalSecurity.org. Проверено 1 января 2015.
  2. [unscr.com/en/resolutions/doc/688 Security Council Resolution 688] (англ.). СБ ООН. Проверено 1 января 2015.
  3. Snook, 1999, p. 3—4, 27—29.
  4. Piper, 2001, p. 162.
  5. Snook, 1999, p. 30.
  6. Piper, 2001, p. 10–12, 51.
  7. Snook, 1999, p. 4, 46, 53—54.
  8. Hall, 2002, p. 10–12, 51.
  9. [aviation-safety.net/wikibase/wiki.php?id=77656 ASN Wikibase Occurrence # 77656] (англ.). ASN (30 ноября 2001). Проверено 7 января 2015.
  10. [aviation-safety.net/wikibase/wiki.php?id=77655 ASN Wikibase Occurrence # 77655] (англ.). ASN (30 ноября 2001). Проверено 7 января 2015.
  11. 1 2 Hall, 2002, p. 81, 91, 103–104.
  12. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Mark Thomas Washington. [www.time.com/time/magazine/article/0,9171,983112-1,00.html So, Who's to Blame?] (англ.). Time (3 июля 1995). Проверено 1 января 2015.
  13. Snook, 1999, p. 76.
  14. 1 2 3 4 5 6 7 Tim Weiner. [query.nytimes.com/gst/fullpage.html?res=990CE1D61F3AF936A25757C0A963958260 Court-Martial Nears in Case of Helicopters Shot Down] (англ.). New York Times (15 апреля 1995). Проверено 1 января 2015.
  15. Piper, 2001, p. 6—21, 51.
  16. Snook, 1999, p. 4, 55, 100—101.
  17. 1 2 3 Hall, 2002, p. 278—279.
  18. Piper, 2001, p. 6—22, 42, 51, 157.
  19. Hall, 2002, p. 97—103.
  20. Hall, 2002, p. 93—97.
  21. Snook, 1999, p. 4, 55, 100.
  22. Piper, 2001, p. 23—24.
  23. Snook, 1999, p. 56, 101.
  24. Piper, 2001, p. 25.
  25. Snook, 1999, p. 58—59, 83—86, 101.
  26. Hall, 2002, p. 106—107.
  27. Piper, 2001, p. 15—26, 51—52.
  28. Snook, 1999, p. 4—6, 55, 60, 83—86, 101, 116.
  29. 1 2 3 4 Diehl, 2003, p. 4.
  30. Piper, 2001, p. 15—27, 52.
  31. Piper, 2001, p. 26–29, 52–53, 217.
  32. Snook, 1999, p. 6, 60–62, 102, 118.
  33. Hall, 2002, p. 108–109.
  34. 1 2 Snook, 1999, p. 6, 76, 102.
  35. Piper, 2001, p. 30—31, 53, 211—216.
  36. Snook, 1999, p. 79—80.
  37. Piper, 2001, p. 30—31.
  38. Snook, 1999, p. 6–7, 63, 102.
  39. Hall, 2002, p. 109–110.
  40. Piper, 2001, p. 32, 53, 119.
  41. Piper, 2001, p. 48—49, 107.
  42. 1 2 Hall, 2002, p. 160.
  43. Hall, 2002, p. 114.
  44. Piper, 2001, p. 55—56.
  45. Diehl, 2003, p. 8—10.
  46. 1 2 3 4 5 6 7 General Accounting Office (GAO). [www.fas.org/man/gao/osi-98-013.htm Operation Provide Comfort: Review of U.S. Air Force Investigation of Black Hawk Fratricide Incident] (англ.) (1998). Проверено 1 января 2015. [web.archive.org/web/20070302225430/www.fas.org/man/gao/osi-98-013.htm Архивировано из первоисточника 1 января 2015].
  47. Piper, 2001, p. 67—68, 117, 227.
  48. 1 2 Eric Schmitt. [query.nytimes.com/gst/fullpage.html?res=9E02E2DD1739F932A35754C0A962958260 Copter Deaths: Pentagon Finds Human Failure] (англ.). New York Times (1 июля 1994). Проверено 1 января 2015.
  49. Piper, 2001, p. 128.
  50. Hall, 2002, p. 281—282.
  51. Snook, 1999, p. 125.
  52. Snook, 1999, p. 126.
  53. Snook, 1999, p. 127.
  54. Snook, 1999, p. 8, 142—161.
  55. Piper, 2001, p. 42—43, 210.
  56. Snook, 1999, p. 142—161.
  57. Piper, 2001, p. 42.
  58. 1 2 Diehl, 2003, p. 246.
  59. 1 2 3 4 Iver Peterson. [query.nytimes.com/gst/fullpage.html?res=9C04E2DB1639F930A35755C0A963958260 Court-Martial Begins in 'Friendly Fire' Deaths in Iraq] (англ.). New York Times (3 июня 1995). Проверено 1 января 2015.
  60. Piper, 2001, p. 151—154, 161.
  61. Piper, 2001, p. 161—163, 169—172, 177—183.
  62. 1 2 3 4 Robert Novak. [www.vvof.org/valornews.htm Article 3: Past Fiasco dims General's new Third Star] (англ.). Soldiers for the Truth (2000). Проверено 1 января 2015.
  63. Diehl, 2003, p. 246, 252.
  64. Piper, 2001, p. 186—188, 196.
  65. Piper, 2001, p. 183—184.
  66. Piper, 2001, p. 186—188, 196, 201.
  67. Piper, 2001, p. 132, 222, 240.
  68. 1 2 3 4 Eric Schmitt. [query.nytimes.com/gst/fullpage.html?res=990CE0DD163DF936A2575BC0A963958260 Chief of Air Force Grounds 5 Pilots] (англ.). New York Times (15 августа 1995). Проверено 1 января 2015.
  69. Kenneth Bacon. [www.defenselink.mil/transcripts/transcript.aspx?transcriptid=142 DoD News Briefing: Mr. Kenneth H. Bacon, ATSD PA] (англ.). DefenseLink (1995). Проверено 1 января 2015.
  70. 1 2 3 4 Sam Chu Lin. [www.asianweek.com/2005/05/06/friendly-fire-doesn%E2%80%99t-shoot-down-wang/ Friendly Fire Doesn't Shoot Down Wang] (англ.). AsianWeek.com (2005). Проверено 1 января 2015.
  71. 1 2 3 Sam Howe Verhovek. [query.nytimes.com/gst/fullpage.html?res=990CEFDB1238F932A15755C0A963958260 Air Force Officer Is Acquitted in Downing of Army Aircraft] (англ.). New York Times (21 июня 1995). Проверено 1 января 2015.
  72. 1 2 Louis A. Arana-Barradas. [userpages.aug.com/captbarb/blackhawk.html Black hawk incident "tragic series of errors"] (англ.) (1996). Проверено 1 января 2015.
  73. Piper, 2001, p. 161, 171.
  74. Piper, 2001, p. 214—215.
  75. Piper, 2001, p. 119.
  76. 1 2 Diehl, 2003, p. 252.
  77. Piper, 2001, p. 220—221.
  78. 1 2 Diehl, 2003, p. 251.
  79. Piper, 2001, p. 70—71, 233—236.
  80. Hall, 2002, p. 205—206.
  81. Piper, 2001, p. 240.
  82. Nolan Sklute. [www.defenselink.mil/transcripts/1995/t081795_tsklu-81.html DoD NewsBriefing: Major General Nolan Sklute, AF/ SJA] (англ.). U.S. Department of Defense (1995). Проверено 1 января 2015. [web.archive.org/web/20070114043318/www.defenselink.mil/transcripts/1995/t081795_tsklu-81.html Архивировано из первоисточника 1 января 2015].
  83. Piper, 2001, p. 243, 247—250.
  84. CBS News. [www.cbsnews.com/stories/2001/02/27/national/main274987.shtml A Great Deal of Arrogance] (англ.). CBS News (27 февраля 2001). Проверено 1 января 2015.
  85. Snook, 1999, p. 65.
  86. 1 2 3 Snook, 1999, p. 96.
  87. 1 2 Diehl, 2003, p. 252—253.
  88. 1 2 Hall, 2002, p. 274—282.
  89. Piper, 2001, p. 251, 262.
  90. Diehl, 2003, p. 51, 245.
  91. Piper, 2001, p. 145—150.
  92. 1 2 Hall, 2002, p. 162.
  93. Piper, 2001, p. 264, 269.
  94. Diehl, 2003, p. 326.
  95. Piper, 2001, p. 258.
  96. Hall, 2002, p. 276.
  97. Piper, 2001, p. 216.
  98. Hall, 2002, p. 212, 226.
  99. [web.archive.org/web/20080414221859/www.efdmmf.org/index.html Памятник жертвам катастрофы в Форт-Ракере].

Литература

  • Alan E. Diehl. Silent Knights: Blowing the Whistle on Military Accidents and Their Cover-Ups. — Potomac Books, 2003. — ISBN 1-57488-544-8.
  • Allen L. Hall. Michael, My Son, and the Story of the Eagle Flight Detachment. — New York: Vantage Press, 2002. — ISBN 0-533-13789-6.
  • Joan L. Piper. Chain of Events: The Government Cover-up of the Black Hawk Incident and the Friendly-fire Death of Lt. Laura Piper. — Brassey's, 2001. — ISBN 1-57488-344-5.
  • Scott A. Snook. Friendly Fire: The Accidental Shootdown of U.S. Black Hawks over Northern Iraq. — Princeton University Press, 1999.
  • Tony T. Kern. Darker Shades of Blue: The Rogue Pilot. — McGraw-Hill Professional Publishing, 1999. — ISBN 0-07-034927-4.

Ссылки

  • [www.efdmmf.org/about.html Eagle Flight Detachment Memorial Monument Friends] (англ.) (1994–2007). Проверено 1 января 2015.
  • Michael Moran. [www.msnbc.msn.com/id/8815074/ Battling friendly fire: Military pins hopes on new technologies as fratricide proves a stubborn foe] (англ.). MSNBC.com (2005). Проверено 1 января 2015.
  • [www.af.mil/library/biographies/bio.asp?bioID=4537 Major General James G. Andrus] (англ.). United States Air Force (1995). Проверено 1 января 2015. [web.archive.org/web/20070319124501/www.af.mil/library/biographies/bio.asp?bioID=4537 Архивировано из первоисточника 1 января 2015].
  • [www.af.mil/library/biographies/bio.asp?bioID=5116 Lieutenant General Stephen B. Croker] (англ.). United States Air Force (1996). Проверено 1 января 2015. [web.archive.org/web/20070319160716/www.af.mil/library/biographies/bio.asp?bioID=5116 Архивировано из первоисточника 1 января 2015].
  • [www.af.mil/library/biographies/bio.asp?bioID=5148 Lieutenant General John R. Dallager] (англ.). United States Air Force (2003). Проверено 1 января 2015. [web.archive.org/web/20070319115457/www.af.mil/library/biographies/bio.asp?bioID=5148 Архивировано из первоисточника 1 января 2015].
  • [www.af.mil/library/biographies/bio.asp?bioID=5352 Brigadier General Curtis H. Emery] (англ.). United States Air Force (1997). Проверено 1 января 2015. [web.archive.org/web/20070319150328/www.af.mil/library/biographies/bio.asp?bioID=5352 Архивировано из первоисточника 1 января 2015].
  • [www.af.mil/library/biographies/bio.asp?bioID=6765 Brigadier General Jeffrey S. Pilkington] (англ.). United States Air Force (1996). Проверено 1 января 2015. [web.archive.org/web/20070319150700/www.af.mil/library/biographies/bio.asp?bioID=6765 Архивировано из первоисточника 1 января 2015].
  • [www.af.mil/library/biographies/bio.asp?bioID=6900 Brigadier General Douglas J. "Doug" Richardson] (англ.). United States Air Force (2000). Проверено 1 января 2015. [web.archive.org/web/20070319153708/www.af.mil/library/biographies/bio.asp?bioID=6900 Архивировано из первоисточника 1 января 2015].
  • [www.af.mil/library/biographies/bio.asp?bioID=7033 Lieutenant General Eugene D. Santarelli] (англ.). United States Air Force (1998). Проверено 1 января 2015. [web.archive.org/web/20070319165824/www.af.mil/library/biographies/bio.asp?bioID=7033 Архивировано из первоисточника 1 января 2015].
  • [www.arlingtoncemetery.net/cabass.htm Cornelius A. Bass, Specialist Five, United States Army] (англ.). Arlington National Cemetery (2000-2006). Проверено 1 января 2015.
  • [www.arlingtoncemetery.net/jthompso.htm Jerald Lee Thompson: Colonel, United States Army] (англ.). Arlington National Cemetery (2000-2006). Проверено 1 января 2015.
  • [www.gao.gov/archive/1998/os98004.pdf Operation Provide Comfort: Review of U.S. Air Force Investigation of Black Hawk Fratricide Incident] (англ.) (PDF). General Accounting Office (2007). Проверено 1 января 2015. [web.archive.org/web/20080229063910/www.gao.gov/archive/1998/os98004.pdf Архивировано из первоисточника 1 января 2015].
  • Peter B. Ladkin. [delivery.acm.org/10.1145/1090000/1082052/p3-ladkin.pdf?key1=1082052&key2=5204272711&coll=&dl=ACM&CFID=15151515&CFTOKEN=6184618 Two Causal Analyses of the Black Hawk Shootdown during Operation Provide Comfort] (англ.) (PDF). Conferences in Research and Practice in Information Technology Series; Vol. 97 (2003). Проверено 1 января 2015.

Отрывок, характеризующий Инцидент с вертолётами Black Hawk в Ираке (1994)

Пьер понемногу стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать, всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Некоторых Пьер знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел незнакомый молодой человек, в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Пьер видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был тут один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова председателя, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой было что то в роде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было 7 больших, в роде церковных, подсвечников. Двое из братьев подвели Пьера к алтарю, поставили ему ноги в прямоугольное положение и приказали ему лечь, говоря, что он повергается к вратам храма.
– Он прежде должен получить лопату, – сказал шопотом один из братьев.
– А! полноте пожалуйста, – сказал другой.
Пьер, растерянными, близорукими глазами, не повинуясь, оглянулся вокруг себя, и вдруг на него нашло сомнение. «Где я? Что я делаю? Не смеются ли надо мной? Не будет ли мне стыдно вспоминать это?» Но сомнение это продолжалось только одно мгновение. Пьер оглянулся на серьезные лица окружавших его людей, вспомнил всё, что он уже прошел, и понял, что нельзя остановиться на половине дороги. Он ужаснулся своему сомнению и, стараясь вызвать в себе прежнее чувство умиления, повергся к вратам храма. И действительно чувство умиления, еще сильнейшего, чем прежде, нашло на него. Когда он пролежал несколько времени, ему велели встать и надели на него такой же белый кожаный фартук, какие были на других, дали ему в руки лопату и три пары перчаток, и тогда великий мастер обратился к нему. Он сказал ему, чтобы он старался ничем не запятнать белизну этого фартука, представляющего крепость и непорочность; потом о невыясненной лопате сказал, чтобы он трудился ею очищать свое сердце от пороков и снисходительно заглаживать ею сердце ближнего. Потом про первые перчатки мужские сказал, что значения их он не может знать, но должен хранить их, про другие перчатки мужские сказал, что он должен надевать их в собраниях и наконец про третьи женские перчатки сказал: «Любезный брат, и сии женские перчатки вам определены суть. Отдайте их той женщине, которую вы будете почитать больше всех. Сим даром уверите в непорочности сердца вашего ту, которую изберете вы себе в достойную каменьщицу». И помолчав несколько времени, прибавил: – «Но соблюди, любезный брат, да не украшают перчатки сии рук нечистых». В то время как великий мастер произносил эти последние слова, Пьеру показалось, что председатель смутился. Пьер смутился еще больше, покраснел до слез, как краснеют дети, беспокойно стал оглядываться и произошло неловкое молчание.
Молчание это было прервано одним из братьев, который, подведя Пьера к ковру, начал из тетради читать ему объяснение всех изображенных на нем фигур: солнца, луны, молотка. отвеса, лопаты, дикого и кубического камня, столба, трех окон и т. д. Потом Пьеру назначили его место, показали ему знаки ложи, сказали входное слово и наконец позволили сесть. Великий мастер начал читать устав. Устав был очень длинен, и Пьер от радости, волнения и стыда не был в состоянии понимать того, что читали. Он вслушался только в последние слова устава, которые запомнились ему.
«В наших храмах мы не знаем других степеней, – читал „великий мастер, – кроме тех, которые находятся между добродетелью и пороком. Берегись делать какое нибудь различие, могущее нарушить равенство. Лети на помощь к брату, кто бы он ни был, настави заблуждающегося, подними упадающего и не питай никогда злобы или вражды на брата. Будь ласков и приветлив. Возбуждай во всех сердцах огнь добродетели. Дели счастье с ближним твоим, и да не возмутит никогда зависть чистого сего наслаждения. Прощай врагу твоему, не мсти ему, разве только деланием ему добра. Исполнив таким образом высший закон, ты обрящешь следы древнего, утраченного тобой величества“.
Кончил он и привстав обнял Пьера и поцеловал его. Пьер, с слезами радости на глазах, смотрел вокруг себя, не зная, что отвечать на поздравления и возобновления знакомств, с которыми окружили его. Он не признавал никаких знакомств; во всех людях этих он видел только братьев, с которыми сгорал нетерпением приняться за дело.
Великий мастер стукнул молотком, все сели по местам, и один прочел поучение о необходимости смирения.
Великий мастер предложил исполнить последнюю обязанность, и важный сановник, который носил звание собирателя милостыни, стал обходить братьев. Пьеру хотелось записать в лист милостыни все деньги, которые у него были, но он боялся этим выказать гордость, и записал столько же, сколько записывали другие.
Заседание было кончено, и по возвращении домой, Пьеру казалось, что он приехал из какого то дальнего путешествия, где он провел десятки лет, совершенно изменился и отстал от прежнего порядка и привычек жизни.


На другой день после приема в ложу, Пьер сидел дома, читая книгу и стараясь вникнуть в значение квадрата, изображавшего одной своей стороною Бога, другою нравственное, третьею физическое и четвертою смешанное. Изредка он отрывался от книги и квадрата и в воображении своем составлял себе новый план жизни. Вчера в ложе ему сказали, что до сведения государя дошел слух о дуэли, и что Пьеру благоразумнее бы было удалиться из Петербурга. Пьер предполагал ехать в свои южные имения и заняться там своими крестьянами. Он радостно обдумывал эту новую жизнь, когда неожиданно в комнату вошел князь Василий.
– Мой друг, что ты наделал в Москве? За что ты поссорился с Лёлей, mon сher? [дорогой мoй?] Ты в заблуждении, – сказал князь Василий, входя в комнату. – Я всё узнал, я могу тебе сказать верно, что Элен невинна перед тобой, как Христос перед жидами. – Пьер хотел отвечать, но он перебил его. – И зачем ты не обратился прямо и просто ко мне, как к другу? Я всё знаю, я всё понимаю, – сказал он, – ты вел себя, как прилично человеку, дорожащему своей честью; может быть слишком поспешно, но об этом мы не будем судить. Одно ты помни, в какое положение ты ставишь ее и меня в глазах всего общества и даже двора, – прибавил он, понизив голос. – Она живет в Москве, ты здесь. Помни, мой милый, – он потянул его вниз за руку, – здесь одно недоразуменье; ты сам, я думаю, чувствуешь. Напиши сейчас со мною письмо, и она приедет сюда, всё объяснится, а то я тебе скажу, ты очень легко можешь пострадать, мой милый.
Князь Василий внушительно взглянул на Пьера. – Мне из хороших источников известно, что вдовствующая императрица принимает живой интерес во всем этом деле. Ты знаешь, она очень милостива к Элен.
Несколько раз Пьер собирался говорить, но с одной стороны князь Василий не допускал его до этого, с другой стороны сам Пьер боялся начать говорить в том тоне решительного отказа и несогласия, в котором он твердо решился отвечать своему тестю. Кроме того слова масонского устава: «буди ласков и приветлив» вспоминались ему. Он морщился, краснел, вставал и опускался, работая над собою в самом трудном для него в жизни деле – сказать неприятное в глаза человеку, сказать не то, чего ожидал этот человек, кто бы он ни был. Он так привык повиноваться этому тону небрежной самоуверенности князя Василия, что и теперь он чувствовал, что не в силах будет противостоять ей; но он чувствовал, что от того, что он скажет сейчас, будет зависеть вся дальнейшая судьба его: пойдет ли он по старой, прежней дороге, или по той новой, которая так привлекательно была указана ему масонами, и на которой он твердо верил, что найдет возрождение к новой жизни.
– Ну, мой милый, – шутливо сказал князь Василий, – скажи же мне: «да», и я от себя напишу ей, и мы убьем жирного тельца. – Но князь Василий не успел договорить своей шутки, как Пьер с бешенством в лице, которое напоминало его отца, не глядя в глаза собеседнику, проговорил шопотом:
– Князь, я вас не звал к себе, идите, пожалуйста, идите! – Он вскочил и отворил ему дверь.
– Идите же, – повторил он, сам себе не веря и радуясь выражению смущенности и страха, показавшемуся на лице князя Василия.
– Что с тобой? Ты болен?
– Идите! – еще раз проговорил дрожащий голос. И князь Василий должен был уехать, не получив никакого объяснения.
Через неделю Пьер, простившись с новыми друзьями масонами и оставив им большие суммы на милостыни, уехал в свои именья. Его новые братья дали ему письма в Киев и Одессу, к тамошним масонам, и обещали писать ему и руководить его в его новой деятельности.


Дело Пьера с Долоховым было замято, и, несмотря на тогдашнюю строгость государя в отношении дуэлей, ни оба противника, ни их секунданты не пострадали. Но история дуэли, подтвержденная разрывом Пьера с женой, разгласилась в обществе. Пьер, на которого смотрели снисходительно, покровительственно, когда он был незаконным сыном, которого ласкали и прославляли, когда он был лучшим женихом Российской империи, после своей женитьбы, когда невестам и матерям нечего было ожидать от него, сильно потерял во мнении общества, тем более, что он не умел и не желал заискивать общественного благоволения. Теперь его одного обвиняли в происшедшем, говорили, что он бестолковый ревнивец, подверженный таким же припадкам кровожадного бешенства, как и его отец. И когда, после отъезда Пьера, Элен вернулась в Петербург, она была не только радушно, но с оттенком почтительности, относившейся к ее несчастию, принята всеми своими знакомыми. Когда разговор заходил о ее муже, Элен принимала достойное выражение, которое она – хотя и не понимая его значения – по свойственному ей такту, усвоила себе. Выражение это говорило, что она решилась, не жалуясь, переносить свое несчастие, и что ее муж есть крест, посланный ей от Бога. Князь Василий откровеннее высказывал свое мнение. Он пожимал плечами, когда разговор заходил о Пьере, и, указывая на лоб, говорил:
– Un cerveau fele – je le disais toujours. [Полусумасшедший – я всегда это говорил.]
– Я вперед сказала, – говорила Анна Павловна о Пьере, – я тогда же сейчас сказала, и прежде всех (она настаивала на своем первенстве), что это безумный молодой человек, испорченный развратными идеями века. Я тогда еще сказала это, когда все восхищались им и он только приехал из за границы, и помните, у меня как то вечером представлял из себя какого то Марата. Чем же кончилось? Я тогда еще не желала этой свадьбы и предсказала всё, что случится.
Анна Павловна по прежнему давала у себя в свободные дни такие вечера, как и прежде, и такие, какие она одна имела дар устроивать, вечера, на которых собиралась, во первых, la creme de la veritable bonne societe, la fine fleur de l'essence intellectuelle de la societe de Petersbourg, [сливки настоящего хорошего общества, цвет интеллектуальной эссенции петербургского общества,] как говорила сама Анна Павловна. Кроме этого утонченного выбора общества, вечера Анны Павловны отличались еще тем, что всякий раз на своем вечере Анна Павловна подавала своему обществу какое нибудь новое, интересное лицо, и что нигде, как на этих вечерах, не высказывался так очевидно и твердо градус политического термометра, на котором стояло настроение придворного легитимистского петербургского общества.
В конце 1806 года, когда получены были уже все печальные подробности об уничтожении Наполеоном прусской армии под Иеной и Ауерштетом и о сдаче большей части прусских крепостей, когда войска наши уж вступили в Пруссию, и началась наша вторая война с Наполеоном, Анна Павловна собрала у себя вечер. La creme de la veritable bonne societe [Сливки настоящего хорошего общества] состояла из обворожительной и несчастной, покинутой мужем, Элен, из MorteMariet'a, обворожительного князя Ипполита, только что приехавшего из Вены, двух дипломатов, тетушки, одного молодого человека, пользовавшегося в гостиной наименованием просто d'un homme de beaucoup de merite, [весьма достойный человек,] одной вновь пожалованной фрейлины с матерью и некоторых других менее заметных особ.
Лицо, которым как новинкой угащивала в этот вечер Анна Павловна своих гостей, был Борис Друбецкой, только что приехавший курьером из прусской армии и находившийся адъютантом у очень важного лица.
Градус политического термометра, указанный на этом вечере обществу, был следующий: сколько бы все европейские государи и полководцы ни старались потворствовать Бонапартию, для того чтобы сделать мне и вообще нам эти неприятности и огорчения, мнение наше на счет Бонапартия не может измениться. Мы не перестанем высказывать свой непритворный на этот счет образ мыслей, и можем сказать только прусскому королю и другим: тем хуже для вас. Tu l'as voulu, George Dandin, [Ты этого хотел, Жорж Дандэн,] вот всё, что мы можем сказать. Вот что указывал политический термометр на вечере Анны Павловны. Когда Борис, который должен был быть поднесен гостям, вошел в гостиную, уже почти всё общество было в сборе, и разговор, руководимый Анной Павловной, шел о наших дипломатических сношениях с Австрией и о надежде на союз с нею.
Борис в щегольском, адъютантском мундире, возмужавший, свежий и румяный, свободно вошел в гостиную и был отведен, как следовало, для приветствия к тетушке и снова присоединен к общему кружку.
Анна Павловна дала поцеловать ему свою сухую руку, познакомила его с некоторыми незнакомыми ему лицами и каждого шопотом определила ему.
– Le Prince Hyppolite Kouraguine – charmant jeune homme. M r Kroug charge d'affaires de Kopenhague – un esprit profond, и просто: М r Shittoff un homme de beaucoup de merite [Князь Ипполит Курагин, милый молодой человек. Г. Круг, Копенгагенский поверенный в делах, глубокий ум. Г. Шитов, весьма достойный человек] про того, который носил это наименование.
Борис за это время своей службы, благодаря заботам Анны Михайловны, собственным вкусам и свойствам своего сдержанного характера, успел поставить себя в самое выгодное положение по службе. Он находился адъютантом при весьма важном лице, имел весьма важное поручение в Пруссию и только что возвратился оттуда курьером. Он вполне усвоил себе ту понравившуюся ему в Ольмюце неписанную субординацию, по которой прапорщик мог стоять без сравнения выше генерала, и по которой, для успеха на службе, были нужны не усилия на службе, не труды, не храбрость, не постоянство, а нужно было только уменье обращаться с теми, которые вознаграждают за службу, – и он часто сам удивлялся своим быстрым успехам и тому, как другие могли не понимать этого. Вследствие этого открытия его, весь образ жизни его, все отношения с прежними знакомыми, все его планы на будущее – совершенно изменились. Он был не богат, но последние свои деньги он употреблял на то, чтобы быть одетым лучше других; он скорее лишил бы себя многих удовольствий, чем позволил бы себе ехать в дурном экипаже или показаться в старом мундире на улицах Петербурга. Сближался он и искал знакомств только с людьми, которые были выше его, и потому могли быть ему полезны. Он любил Петербург и презирал Москву. Воспоминание о доме Ростовых и о его детской любви к Наташе – было ему неприятно, и он с самого отъезда в армию ни разу не был у Ростовых. В гостиной Анны Павловны, в которой присутствовать он считал за важное повышение по службе, он теперь тотчас же понял свою роль и предоставил Анне Павловне воспользоваться тем интересом, который в нем заключался, внимательно наблюдая каждое лицо и оценивая выгоды и возможности сближения с каждым из них. Он сел на указанное ему место возле красивой Элен, и вслушивался в общий разговор.
– Vienne trouve les bases du traite propose tellement hors d'atteinte, qu'on ne saurait y parvenir meme par une continuite de succes les plus brillants, et elle met en doute les moyens qui pourraient nous les procurer. C'est la phrase authentique du cabinet de Vienne, – говорил датский charge d'affaires. [Вена находит основания предлагаемого договора до того невозможными, что достигнуть их нельзя даже рядом самых блестящих успехов: и она сомневается в средствах, которые могут их нам доставить. Это подлинная фраза венского кабинета, – сказал датский поверенный в делах.]
– C'est le doute qui est flatteur! – сказал l'homme a l'esprit profond, с тонкой улыбкой. [Сомнение лестно! – сказал глубокий ум,]
– Il faut distinguer entre le cabinet de Vienne et l'Empereur d'Autriche, – сказал МorteMariet. – L'Empereur d'Autriche n'a jamais pu penser a une chose pareille, ce n'est que le cabinet qui le dit. [Необходимо различать венский кабинет и австрийского императора. Австрийский император никогда не мог этого думать, это говорит только кабинет.]
– Eh, mon cher vicomte, – вмешалась Анна Павловна, – l'Urope (она почему то выговаривала l'Urope, как особенную тонкость французского языка, которую она могла себе позволить, говоря с французом) l'Urope ne sera jamais notre alliee sincere. [Ах, мой милый виконт, Европа никогда не будет нашей искренней союзницей.]
Вслед за этим Анна Павловна навела разговор на мужество и твердость прусского короля с тем, чтобы ввести в дело Бориса.
Борис внимательно слушал того, кто говорит, ожидая своего череда, но вместе с тем успевал несколько раз оглядываться на свою соседку, красавицу Элен, которая с улыбкой несколько раз встретилась глазами с красивым молодым адъютантом.
Весьма естественно, говоря о положении Пруссии, Анна Павловна попросила Бориса рассказать свое путешествие в Глогау и положение, в котором он нашел прусское войско. Борис, не торопясь, чистым и правильным французским языком, рассказал весьма много интересных подробностей о войсках, о дворе, во всё время своего рассказа старательно избегая заявления своего мнения насчет тех фактов, которые он передавал. На несколько времени Борис завладел общим вниманием, и Анна Павловна чувствовала, что ее угощенье новинкой было принято с удовольствием всеми гостями. Более всех внимания к рассказу Бориса выказала Элен. Она несколько раз спрашивала его о некоторых подробностях его поездки и, казалось, весьма была заинтересована положением прусской армии. Как только он кончил, она с своей обычной улыбкой обратилась к нему:
– Il faut absolument que vous veniez me voir, [Необходимо нужно, чтоб вы приехали повидаться со мною,] – сказала она ему таким тоном, как будто по некоторым соображениям, которые он не мог знать, это было совершенно необходимо.
– Mariedi entre les 8 et 9 heures. Vous me ferez grand plaisir. [Во вторник, между 8 и 9 часами. Вы мне сделаете большое удовольствие.] – Борис обещал исполнить ее желание и хотел вступить с ней в разговор, когда Анна Павловна отозвала его под предлогом тетушки, которая желала его cлышать.
– Вы ведь знаете ее мужа? – сказала Анна Павловна, закрыв глаза и грустным жестом указывая на Элен. – Ах, это такая несчастная и прелестная женщина! Не говорите при ней о нем, пожалуйста не говорите. Ей слишком тяжело!


Когда Борис и Анна Павловна вернулись к общему кружку, разговором в нем завладел князь Ипполит.
Он, выдвинувшись вперед на кресле, сказал: Le Roi de Prusse! [Прусский король!] и сказав это, засмеялся. Все обратились к нему: Le Roi de Prusse? – спросил Ипполит, опять засмеялся и опять спокойно и серьезно уселся в глубине своего кресла. Анна Павловна подождала его немного, но так как Ипполит решительно, казалось, не хотел больше говорить, она начала речь о том, как безбожный Бонапарт похитил в Потсдаме шпагу Фридриха Великого.
– C'est l'epee de Frederic le Grand, que je… [Это шпага Фридриха Великого, которую я…] – начала было она, но Ипполит перебил ее словами:
– Le Roi de Prusse… – и опять, как только к нему обратились, извинился и замолчал. Анна Павловна поморщилась. MorteMariet, приятель Ипполита, решительно обратился к нему:
– Voyons a qui en avez vous avec votre Roi de Prusse? [Ну так что ж о прусском короле?]
Ипполит засмеялся, как будто ему стыдно было своего смеха.
– Non, ce n'est rien, je voulais dire seulement… [Нет, ничего, я только хотел сказать…] (Он намерен был повторить шутку, которую он слышал в Вене, и которую он целый вечер собирался поместить.) Je voulais dire seulement, que nous avons tort de faire la guerre рour le roi de Prusse. [Я только хотел сказать, что мы напрасно воюем pour le roi de Prusse . (Непереводимая игра слов, имеющая значение: «по пустякам».)]
Борис осторожно улыбнулся так, что его улыбка могла быть отнесена к насмешке или к одобрению шутки, смотря по тому, как она будет принята. Все засмеялись.
– Il est tres mauvais, votre jeu de mot, tres spirituel, mais injuste, – грозя сморщенным пальчиком, сказала Анна Павловна. – Nous ne faisons pas la guerre pour le Roi de Prusse, mais pour les bons principes. Ah, le mechant, ce prince Hippolytel [Ваша игра слов не хороша, очень умна, но несправедлива; мы не воюем pour le roi de Prusse (т. e. по пустякам), а за добрые начала. Ах, какой он злой, этот князь Ипполит!] – сказала она.
Разговор не утихал целый вечер, обращаясь преимущественно около политических новостей. В конце вечера он особенно оживился, когда дело зашло о наградах, пожалованных государем.
– Ведь получил же в прошлом году NN табакерку с портретом, – говорил l'homme a l'esprit profond, [человек глубокого ума,] – почему же SS не может получить той же награды?
– Je vous demande pardon, une tabatiere avec le portrait de l'Empereur est une recompense, mais point une distinction, – сказал дипломат, un cadeau plutot. [Извините, табакерка с портретом Императора есть награда, а не отличие; скорее подарок.]
– Il y eu plutot des antecedents, je vous citerai Schwarzenberg. [Были примеры – Шварценберг.]
– C'est impossible, [Это невозможно,] – возразил другой.
– Пари. Le grand cordon, c'est different… [Лента – это другое дело…]
Когда все поднялись, чтоб уезжать, Элен, очень мало говорившая весь вечер, опять обратилась к Борису с просьбой и ласковым, значительным приказанием, чтобы он был у нее во вторник.
– Мне это очень нужно, – сказала она с улыбкой, оглядываясь на Анну Павловну, и Анна Павловна той грустной улыбкой, которая сопровождала ее слова при речи о своей высокой покровительнице, подтвердила желание Элен. Казалось, что в этот вечер из каких то слов, сказанных Борисом о прусском войске, Элен вдруг открыла необходимость видеть его. Она как будто обещала ему, что, когда он приедет во вторник, она объяснит ему эту необходимость.
Приехав во вторник вечером в великолепный салон Элен, Борис не получил ясного объяснения, для чего было ему необходимо приехать. Были другие гости, графиня мало говорила с ним, и только прощаясь, когда он целовал ее руку, она с странным отсутствием улыбки, неожиданно, шопотом, сказала ему: Venez demain diner… le soir. Il faut que vous veniez… Venez. [Приезжайте завтра обедать… вечером. Надо, чтоб вы приехали… Приезжайте.]
В этот свой приезд в Петербург Борис сделался близким человеком в доме графини Безуховой.


Война разгоралась, и театр ее приближался к русским границам. Всюду слышались проклятия врагу рода человеческого Бонапартию; в деревнях собирались ратники и рекруты, и с театра войны приходили разноречивые известия, как всегда ложные и потому различно перетолковываемые.
Жизнь старого князя Болконского, князя Андрея и княжны Марьи во многом изменилась с 1805 года.
В 1806 году старый князь был определен одним из восьми главнокомандующих по ополчению, назначенных тогда по всей России. Старый князь, несмотря на свою старческую слабость, особенно сделавшуюся заметной в тот период времени, когда он считал своего сына убитым, не счел себя вправе отказаться от должности, в которую был определен самим государем, и эта вновь открывшаяся ему деятельность возбудила и укрепила его. Он постоянно бывал в разъездах по трем вверенным ему губерниям; был до педантизма исполнителен в своих обязанностях, строг до жестокости с своими подчиненными, и сам доходил до малейших подробностей дела. Княжна Марья перестала уже брать у своего отца математические уроки, и только по утрам, сопутствуемая кормилицей, с маленьким князем Николаем (как звал его дед) входила в кабинет отца, когда он был дома. Грудной князь Николай жил с кормилицей и няней Савишной на половине покойной княгини, и княжна Марья большую часть дня проводила в детской, заменяя, как умела, мать маленькому племяннику. M lle Bourienne тоже, как казалось, страстно любила мальчика, и княжна Марья, часто лишая себя, уступала своей подруге наслаждение нянчить маленького ангела (как называла она племянника) и играть с ним.
У алтаря лысогорской церкви была часовня над могилой маленькой княгини, и в часовне был поставлен привезенный из Италии мраморный памятник, изображавший ангела, расправившего крылья и готовящегося подняться на небо. У ангела была немного приподнята верхняя губа, как будто он сбирался улыбнуться, и однажды князь Андрей и княжна Марья, выходя из часовни, признались друг другу, что странно, лицо этого ангела напоминало им лицо покойницы. Но что было еще страннее и чего князь Андрей не сказал сестре, было то, что в выражении, которое дал случайно художник лицу ангела, князь Андрей читал те же слова кроткой укоризны, которые он прочел тогда на лице своей мертвой жены: «Ах, зачем вы это со мной сделали?…»
Вскоре после возвращения князя Андрея, старый князь отделил сына и дал ему Богучарово, большое имение, находившееся в 40 верстах от Лысых Гор. Частью по причине тяжелых воспоминаний, связанных с Лысыми Горами, частью потому, что не всегда князь Андрей чувствовал себя в силах переносить характер отца, частью и потому, что ему нужно было уединение, князь Андрей воспользовался Богучаровым, строился там и проводил в нем большую часть времени.
Князь Андрей, после Аустерлицкой кампании, твердо pешил никогда не служить более в военной службе; и когда началась война, и все должны были служить, он, чтобы отделаться от действительной службы, принял должность под начальством отца по сбору ополчения. Старый князь с сыном как бы переменились ролями после кампании 1805 года. Старый князь, возбужденный деятельностью, ожидал всего хорошего от настоящей кампании; князь Андрей, напротив, не участвуя в войне и в тайне души сожалея о том, видел одно дурное.
26 февраля 1807 года, старый князь уехал по округу. Князь Андрей, как и большею частью во время отлучек отца, оставался в Лысых Горах. Маленький Николушка был нездоров уже 4 й день. Кучера, возившие старого князя, вернулись из города и привезли бумаги и письма князю Андрею.
Камердинер с письмами, не застав молодого князя в его кабинете, прошел на половину княжны Марьи; но и там его не было. Камердинеру сказали, что князь пошел в детскую.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, Петруша с бумагами пришел, – сказала одна из девушек помощниц няни, обращаясь к князю Андрею, который сидел на маленьком детском стуле и дрожащими руками, хмурясь, капал из стклянки лекарство в рюмку, налитую до половины водой.
– Что такое? – сказал он сердито, и неосторожно дрогнув рукой, перелил из стклянки в рюмку лишнее количество капель. Он выплеснул лекарство из рюмки на пол и опять спросил воды. Девушка подала ему.
В комнате стояла детская кроватка, два сундука, два кресла, стол и детские столик и стульчик, тот, на котором сидел князь Андрей. Окна были завешаны, и на столе горела одна свеча, заставленная переплетенной нотной книгой, так, чтобы свет не падал на кроватку.
– Мой друг, – обращаясь к брату, сказала княжна Марья от кроватки, у которой она стояла, – лучше подождать… после…
– Ах, сделай милость, ты всё говоришь глупости, ты и так всё дожидалась – вот и дождалась, – сказал князь Андрей озлобленным шопотом, видимо желая уколоть сестру.
– Мой друг, право лучше не будить, он заснул, – умоляющим голосом сказала княжна.
Князь Андрей встал и, на цыпочках, с рюмкой подошел к кроватке.
– Или точно не будить? – сказал он нерешительно.
– Как хочешь – право… я думаю… а как хочешь, – сказала княжна Марья, видимо робея и стыдясь того, что ее мнение восторжествовало. Она указала брату на девушку, шопотом вызывавшую его.
Была вторая ночь, что они оба не спали, ухаживая за горевшим в жару мальчиком. Все сутки эти, не доверяя своему домашнему доктору и ожидая того, за которым было послано в город, они предпринимали то то, то другое средство. Измученные бессоницей и встревоженные, они сваливали друг на друга свое горе, упрекали друг друга и ссорились.
– Петруша с бумагами от папеньки, – прошептала девушка. – Князь Андрей вышел.
– Ну что там! – проговорил он сердито, и выслушав словесные приказания от отца и взяв подаваемые конверты и письмо отца, вернулся в детскую.
– Ну что? – спросил князь Андрей.
– Всё то же, подожди ради Бога. Карл Иваныч всегда говорит, что сон всего дороже, – прошептала со вздохом княжна Марья. – Князь Андрей подошел к ребенку и пощупал его. Он горел.
– Убирайтесь вы с вашим Карлом Иванычем! – Он взял рюмку с накапанными в нее каплями и опять подошел.
– Andre, не надо! – сказала княжна Марья.
Но он злобно и вместе страдальчески нахмурился на нее и с рюмкой нагнулся к ребенку. – Ну, я хочу этого, сказал он. – Ну я прошу тебя, дай ему.
Княжна Марья пожала плечами, но покорно взяла рюмку и подозвав няньку, стала давать лекарство. Ребенок закричал и захрипел. Князь Андрей, сморщившись, взяв себя за голову, вышел из комнаты и сел в соседней, на диване.
Письма всё были в его руке. Он машинально открыл их и стал читать. Старый князь, на синей бумаге, своим крупным, продолговатым почерком, употребляя кое где титлы, писал следующее:
«Весьма радостное в сей момент известие получил через курьера, если не вранье. Бенигсен под Эйлау над Буонапартием якобы полную викторию одержал. В Петербурге все ликуют, e наград послано в армию несть конца. Хотя немец, – поздравляю. Корчевский начальник, некий Хандриков, не постигну, что делает: до сих пор не доставлены добавочные люди и провиант. Сейчас скачи туда и скажи, что я с него голову сниму, чтобы через неделю всё было. О Прейсиш Эйлауском сражении получил еще письмо от Петиньки, он участвовал, – всё правда. Когда не мешают кому мешаться не следует, то и немец побил Буонапартия. Сказывают, бежит весьма расстроен. Смотри ж немедля скачи в Корчеву и исполни!»
Князь Андрей вздохнул и распечатал другой конверт. Это было на двух листочках мелко исписанное письмо от Билибина. Он сложил его не читая и опять прочел письмо отца, кончавшееся словами: «скачи в Корчеву и исполни!» «Нет, уж извините, теперь не поеду, пока ребенок не оправится», подумал он и, подошедши к двери, заглянул в детскую. Княжна Марья всё стояла у кроватки и тихо качала ребенка.
«Да, что бишь еще неприятное он пишет? вспоминал князь Андрей содержание отцовского письма. Да. Победу одержали наши над Бонапартом именно тогда, когда я не служу… Да, да, всё подшучивает надо мной… ну, да на здоровье…» и он стал читать французское письмо Билибина. Он читал не понимая половины, читал только для того, чтобы хоть на минуту перестать думать о том, о чем он слишком долго исключительно и мучительно думал.


Билибин находился теперь в качестве дипломатического чиновника при главной квартире армии и хоть и на французском языке, с французскими шуточками и оборотами речи, но с исключительно русским бесстрашием перед самоосуждением и самоосмеянием описывал всю кампанию. Билибин писал, что его дипломатическая discretion [скромность] мучила его, и что он был счастлив, имея в князе Андрее верного корреспондента, которому он мог изливать всю желчь, накопившуюся в нем при виде того, что творится в армии. Письмо это было старое, еще до Прейсиш Эйлауского сражения.
«Depuis nos grands succes d'Austerlitz vous savez, mon cher Prince, писал Билибин, que je ne quitte plus les quartiers generaux. Decidement j'ai pris le gout de la guerre, et bien m'en a pris. Ce que j'ai vu ces trois mois, est incroyable.
«Je commence ab ovo. L'ennemi du genre humain , comme vous savez, s'attaque aux Prussiens. Les Prussiens sont nos fideles allies, qui ne nous ont trompes que trois fois depuis trois ans. Nous prenons fait et cause pour eux. Mais il se trouve que l'ennemi du genre humain ne fait nulle attention a nos beaux discours, et avec sa maniere impolie et sauvage se jette sur les Prussiens sans leur donner le temps de finir la parade commencee, en deux tours de main les rosse a plate couture et va s'installer au palais de Potsdam.
«J'ai le plus vif desir, ecrit le Roi de Prusse a Bonaparte, que V. M. soit accueillie еt traitee dans mon palais d'une maniere, qui lui soit agreable et c'est avec еmpres sement, que j'ai pris a cet effet toutes les mesures que les circonstances me permettaient. Puisse je avoir reussi! Les generaux Prussiens se piquent de politesse envers les Francais et mettent bas les armes aux premieres sommations.
«Le chef de la garienison de Glogau avec dix mille hommes, demande au Roi de Prusse, ce qu'il doit faire s'il est somme de se rendre?… Tout cela est positif.
«Bref, esperant en imposer seulement par notre attitude militaire, il se trouve que nous voila en guerre pour tout de bon, et ce qui plus est, en guerre sur nos frontieres avec et pour le Roi de Prusse . Tout est au grand complet, il ne nous manque qu'une petite chose, c'est le general en chef. Comme il s'est trouve que les succes d'Austerlitz aurant pu etre plus decisifs si le general en chef eut ete moins jeune, on fait la revue des octogenaires et entre Prosorofsky et Kamensky, on donne la preference au derienier. Le general nous arrive en kibik a la maniere Souvoroff, et est accueilli avec des acclamations de joie et de triomphe.
«Le 4 arrive le premier courrier de Petersbourg. On apporte les malles dans le cabinet du Marieechal, qui aime a faire tout par lui meme. On m'appelle pour aider a faire le triage des lettres et prendre celles qui nous sont destinees. Le Marieechal nous regarde faire et attend les paquets qui lui sont adresses. Nous cherchons – il n'y en a point. Le Marieechal devient impatient, se met lui meme a la besogne et trouve des lettres de l'Empereur pour le comte T., pour le prince V. et autres. Alors le voila qui se met dans une de ses coleres bleues. Il jette feu et flamme contre tout le monde, s'empare des lettres, les decachete et lit celles de l'Empereur adressees a d'autres. А, так со мною поступают! Мне доверия нет! А, за мной следить велено, хорошо же; подите вон! Et il ecrit le fameux ordre du jour au general Benigsen
«Я ранен, верхом ездить не могу, следственно и командовать армией. Вы кор д'арме ваш привели разбитый в Пултуск: тут оно открыто, и без дров, и без фуража, потому пособить надо, и я так как вчера сами отнеслись к графу Буксгевдену, думать должно о ретираде к нашей границе, что и выполнить сегодня.
«От всех моих поездок, ecrit il a l'Empereur, получил ссадину от седла, которая сверх прежних перевозок моих совсем мне мешает ездить верхом и командовать такой обширной армией, а потому я командованье оной сложил на старшего по мне генерала, графа Буксгевдена, отослав к нему всё дежурство и всё принадлежащее к оному, советовав им, если хлеба не будет, ретироваться ближе во внутренность Пруссии, потому что оставалось хлеба только на один день, а у иных полков ничего, как о том дивизионные командиры Остерман и Седморецкий объявили, а у мужиков всё съедено; я и сам, пока вылечусь, остаюсь в гошпитале в Остроленке. О числе которого ведомость всеподданнейше подношу, донеся, что если армия простоит в нынешнем биваке еще пятнадцать дней, то весной ни одного здорового не останется.
«Увольте старика в деревню, который и так обесславлен остается, что не смог выполнить великого и славного жребия, к которому был избран. Всемилостивейшего дозволения вашего о том ожидать буду здесь при гошпитале, дабы не играть роль писарскую , а не командирскую при войске. Отлучение меня от армии ни малейшего разглашения не произведет, что ослепший отъехал от армии. Таковых, как я – в России тысячи».
«Le Marieechal se fache contre l'Empereur et nous punit tous; n'est ce pas que с'est logique!
«Voila le premier acte. Aux suivants l'interet et le ridicule montent comme de raison. Apres le depart du Marieechal il se trouve que nous sommes en vue de l'ennemi, et qu'il faut livrer bataille. Boukshevden est general en chef par droit d'anciennete, mais le general Benigsen n'est pas de cet avis; d'autant plus qu'il est lui, avec son corps en vue de l'ennemi, et qu'il veut profiter de l'occasion d'une bataille „aus eigener Hand“ comme disent les Allemands. Il la donne. C'est la bataille de Poultousk qui est sensee etre une grande victoire, mais qui a mon avis ne l'est pas du tout. Nous autres pekins avons, comme vous savez, une tres vilaine habitude de decider du gain ou de la perte d'une bataille. Celui qui s'est retire apres la bataille, l'a perdu, voila ce que nous disons, et a ce titre nous avons perdu la bataille de Poultousk. Bref, nous nous retirons apres la bataille, mais nous envoyons un courrier a Petersbourg, qui porte les nouvelles d'une victoire, et le general ne cede pas le commandement en chef a Boukshevden, esperant recevoir de Petersbourg en reconnaissance de sa victoire le titre de general en chef. Pendant cet interregne, nous commencons un plan de man?uvres excessivement interessant et original. Notre but ne consiste pas, comme il devrait l'etre, a eviter ou a attaquer l'ennemi; mais uniquement a eviter le general Boukshevden, qui par droit d'ancnnete serait notre chef. Nous poursuivons ce but avec tant d'energie, que meme en passant une riviere qui n'est рas gueable, nous brulons les ponts pour nous separer de notre ennemi, qui pour le moment, n'est pas Bonaparte, mais Boukshevden. Le general Boukshevden a manque etre attaque et pris par des forces ennemies superieures a cause d'une de nos belles man?uvres qui nous sauvait de lui. Boukshevden nous poursuit – nous filons. A peine passe t il de notre cote de la riviere, que nous repassons de l'autre. A la fin notre ennemi Boukshevden nous attrappe et s'attaque a nous. Les deux generaux se fachent. Il y a meme une provocation en duel de la part de Boukshevden et une attaque d'epilepsie de la part de Benigsen. Mais au moment critique le courrier, qui porte la nouvelle de notre victoire de Poultousk, nous apporte de Petersbourg notre nomination de general en chef, et le premier ennemi Boukshevden est enfonce: nous pouvons penser au second, a Bonaparte. Mais ne voila t il pas qu'a ce moment se leve devant nous un troisieme ennemi, c'est le православное qui demande a grands cris du pain, de la viande, des souchary, du foin, – que sais je! Les magasins sont vides, les сhemins impraticables. Le православное se met a la Marieaude, et d'une maniere dont la derieniere campagne ne peut vous donner la moindre idee. La moitie des regiments forme des troupes libres, qui parcourent la contree en mettant tout a feu et a sang. Les habitants sont ruines de fond en comble, les hopitaux regorgent de malades, et la disette est partout. Deux fois le quartier general a ete attaque par des troupes de Marieaudeurs et le general en chef a ete oblige lui meme de demander un bataillon pour les chasser. Dans une de ces attaques on m'a еmporte ma malle vide et ma robe de chambre. L'Empereur veut donner le droit a tous les chefs de divisions de fusiller les Marieaudeurs, mais je crains fort que cela n'oblige une moitie de l'armee de fusiller l'autre.
[Со времени наших блестящих успехов в Аустерлице, вы знаете, мой милый князь, что я не покидаю более главных квартир. Решительно я вошел во вкус войны, и тем очень доволен; то, что я видел эти три месяца – невероятно.
«Я начинаю аb ovo. Враг рода человеческого , вам известный, аттакует пруссаков. Пруссаки – наши верные союзники, которые нас обманули только три раза в три года. Мы заступаемся за них. Но оказывается, что враг рода человеческого не обращает никакого внимания на наши прелестные речи, и с своей неучтивой и дикой манерой бросается на пруссаков, не давая им времени кончить их начатый парад, вдребезги разбивает их и поселяется в потсдамском дворце.
«Я очень желаю, пишет прусской король Бонапарту, чтобы ваше величество были приняты в моем дворце самым приятнейшим для вас образом, и я с особенной заботливостью сделал для того все нужные распоряжения на сколько позволили обстоятельства. Весьма желаю, чтоб я достигнул цели». Прусские генералы щеголяют учтивостью перед французами и сдаются по первому требованию. Начальник гарнизона Глогау, с десятью тысячами, спрашивает у прусского короля, что ему делать, если ему придется сдаваться. Всё это положительно верно. Словом, мы думали внушить им страх только положением наших военных сил, но кончается тем, что мы вовлечены в войну, на нашей же границе и, главное, за прусского короля и заодно с ним. Всего у нас в избытке, недостает только маленькой штучки, а именно – главнокомандующего. Так как оказалось, что успехи Аустерлица могли бы быть положительнее, если б главнокомандующий был бы не так молод, то делается обзор осьмидесятилетних генералов, и между Прозоровским и Каменским выбирают последнего. Генерал приезжает к нам в кибитке по Суворовски, и его принимают с радостными и торжественными восклицаниями.
4 го приезжает первый курьер из Петербурга. Приносят чемоданы в кабинет фельдмаршала, который любит всё делать сам. Меня зовут, чтобы помочь разобрать письма и взять те, которые назначены нам. Фельдмаршал, предоставляя нам это занятие, ждет конвертов, адресованных ему. Мы ищем – но их не оказывается. Фельдмаршал начинает волноваться, сам принимается за работу и находит письма от государя к графу Т., князю В. и другим. Он приходит в сильнейший гнев, выходит из себя, берет письма, распечатывает их и читает письма Императора, адресованные другим… Затем пишет знаменитый суточный приказ генералу Бенигсену.
Фельдмаршал сердится на государя, и наказывает всех нас: неправда ли это логично!
Вот первое действие. При следующих интерес и забавность возрастают, само собой разумеется. После отъезда фельдмаршала оказывается, что мы в виду неприятеля, и необходимо дать сражение. Буксгевден, главнокомандующий по старшинству, но генерал Бенигсен совсем не того же мнения, тем более, что он с своим корпусом находится в виду неприятеля, и хочет воспользоваться случаем дать сражение самостоятельно. Он его и дает.
Это пултуская битва, которая считается великой победой, но которая совсем не такова, по моему мнению. Мы штатские имеем, как вы знаете, очень дурную привычку решать вопрос о выигрыше или проигрыше сражения. Тот, кто отступил после сражения, тот проиграл его, вот что мы говорим, и судя по этому мы проиграли пултуское сражение. Одним словом, мы отступаем после битвы, но посылаем курьера в Петербург с известием о победе, и генерал Бенигсен не уступает начальствования над армией генералу Буксгевдену, надеясь получить из Петербурга в благодарность за свою победу звание главнокомандующего. Во время этого междуцарствия, мы начинаем очень оригинальный и интересный ряд маневров. План наш не состоит более, как бы он должен был состоять, в том, чтобы избегать или атаковать неприятеля, но только в том, чтобы избегать генерала Буксгевдена, который по праву старшинства должен бы был быть нашим начальником. Мы преследуем эту цель с такой энергией, что даже переходя реку, на которой нет бродов, мы сжигаем мост, с целью отдалить от себя нашего врага, который в настоящее время не Бонапарт, но Буксгевден. Генерал Буксгевден чуть чуть не был атакован и взят превосходными неприятельскими силами, вследствие одного из таких маневров, спасавших нас от него. Буксгевден нас преследует – мы бежим. Только что он перейдет на нашу сторону реки, мы переходим на другую. Наконец враг наш Буксгевден ловит нас и атакует. Оба генерала сердятся и дело доходит до вызова на дуэль со стороны Буксгевдена и припадка падучей болезни со стороны Бенигсена. Но в самую критическую минуту курьер, который возил в Петербург известие о пултуской победе, возвращается и привозит нам назначение главнокомандующего, и первый враг – Буксгевден побежден. Мы теперь можем думать о втором враге – Бонапарте. Но оказывается, что в эту самую минуту возникает перед нами третий враг – православное , которое громкими возгласами требует хлеба, говядины, сухарей, сена, овса, – и мало ли чего еще! Магазины пусты, дороги непроходимы. Православное начинает грабить, и грабёж доходит до такой степени, о которой последняя кампания не могла вам дать ни малейшего понятия. Половина полков образуют вольные команды, которые обходят страну и все предают мечу и пламени. Жители разорены совершенно, больницы завалены больными, и везде голод. Два раза мародеры нападали даже на главную квартиру, и главнокомандующий принужден был взять баталион солдат, чтобы прогнать их. В одно из этих нападений у меня унесли мой пустой чемодан и халат. Государь хочет дать право всем начальникам дивизии расстреливать мародеров, но я очень боюсь, чтобы это не заставило одну половину войска расстрелять другую.]