Катастрофа Boeing 707 в Карелии

Рейс 902 Korean Air Lines
Компьютерная реконструкция перехвата рейса 902 истребителями Су-15
Общие сведения
Дата	20 апреля 1978 года
Время	23:05 MSK
Характер	Воздушная атака, вынужденная посадка
Причина	Подбит истребителем-перехватчиком Су-15 после нарушения границы
Место	озеро Корпиярви, близ посёлка Лоухи (Карельская АССР, СССР)
Координаты	66°02′53″ с. ш. 33°04′19″ в. д.66.0482167° с. ш. 33.0720167° в. д. / 66.0482167; 33.0720167
Погибшие	2
Раненые	13
Воздушное судно
Boeing 707-300 авиакомпании Korean Air Lines, аналогичный пострадавшему
Модель	Boeing 707-321B
Авиакомпания	Korean Air Lines (KAL)
Пункт вылета	Орли, Париж (Франция)
Остановки в пути	Международный аэропорт Анкоридж, Анкоридж (США)
Пункт назначения	Международный аэропорт Кимпхо, Сеул (Республика Корея)
Рейс	KE902
Бортовой номер	HL7429
Дата выпуска	9 сентября 1967 года (первый полёт)
Пассажиры	97
Экипаж	12
Выживших	107

Катастрофа Boeing 707 в Карелии — авиационная катастрофа, произошедшая ночью в четверг 20 апреля 1978 года на территории Карельской АССР. Пассажирский авиалайнер Boeing 707-321B южнокорейской авиакомпании Korean Air Lines (KAL), совершал пассажирский рейс KE902 (позывные KAL 902) по маршруту Париж—Анкоридж—Сеул, когда, значительно отклонившись от курса, оказался над Кольским полуостровом, тем самым нарушив воздушную границу СССР. Там он был перехвачен и атакован советскими истребителями-перехватчиками Су-15, в связи с чем совершил аварийную посадку на замёрзшее озеро Корпиярви. Огнём перехватчика были убиты 2 пассажира: предприниматель из Южной Кореи и турист из Японии, ещё 13 пассажиров получили ранения.

Самолёт

Boeing 707-321B (регистрационный номер HL7429, заводской 19363, серийный 623) был выпущен в 1967 году (первый полёт совершил 9 сентября). 21 сентября того же года был передан авиакомпании Pan American (борт N428PA, имя Clipper Star of Hope). В марте 1977 года был куплен авиакомпанией Korean Air Lines (KAL) и получил б/н HL7429. Оснащён четырьмя двигателями Pratt & Whitney JT3D-3B.

Хронология событий

Boeing 707-321B борт HL7429 выполнял рейс KE902 по маршруту Париж — Сеул с промежуточной посадкой в Анкоридже. Самолёт вылетел из аэропорта Орли (по другим данным — из аэропорта имени Шарля-де-Голля) в 14:40 MSK. Управлял им экипаж из 12 человек во главе с 46-летним командиром Ким Чанг Кью (англ. Kim Chang-Kyu) и вторым пилотом Ли Чинг Сином (англ. Lee Ching-Sin). Среди 97 пассажиров было 26 женщин и 5 детей.

Над северным магнитным полюсом — по одной версии из-за неисправности гироскопического полукомпаса, по второй из-за ошибки пилотов (как потом официально объясняла сама авиакомпания Korean Air Lines, экипаж при расчётах использовал неверные значения магнитного склонения) — лайнер начал совершать разворот направо. Выложив огромную плавную дугу, он фактически полетел назад на юг — через Шпицберген в направлении финско-советской границы.

В 20:54 «Boeing» был впервые зафиксирован советскими РЛС. В 21:19 он вторгся в воздушное пространство СССР в районе Кольского полуострова. Поскольку нарушитель не отвечал на запросы диспетчерских служб, на перехват с аэродрома «Африканда» был поднят истребитель Су-15 431-го истребительного авиационного полка ПВО (в/ч 26391), пилотируемый капитаном Александром Босовым. Приблизившись к рейсу 902, Босов покачал крыльями. В ответ на это «Боинг» развернулся и стал уходить в сторону Финляндии. Босов получил приказ уничтожить нарушителя. Согласно западным данным, он несколько минут пытался переубедить начальство, говоря, что самолёт является пассажирским, а не разведчиком.

В 21:42 Су-15 выпустил одну ракету, которая взорвалась возле крайнего левого двигателя «Боинга», оторвав часть крыла длиной 3-4 метра (по некоторым данным, было выпущено две ракеты, одна из которых пролетела мимо). Кроме того, произошла разгерметизация пассажирского салона, самолёт начал резкое снижение и был потерян Босовым из виду.

Зафиксированный наземными радарами оторвавшийся кусок крыла был принят за контейнер или крылатую ракету. На его перехват был поднят второй Су-15 265-го истребительного авиаполка ПВО (пилот — старший лейтенант Сергей Слободчиков), выпустивший по фрагменту крыла одну ракету. На смену исчерпавшему топливо Су-15 подошёл другой Су-15 (пилот — капитан Анатолий Керефов).

В 23:05 MSK пострадавший рейс KE902 совершил вынужденную посадку на лёд озера Корпиярви возле посёлка Лоухи в точке координат 66°02′ с. ш. 33°04′ в. д.66.048217° с. ш. 33.072017° в. д. / 66.048217; 33.072017   . Вскоре он был обнаружен советской поисковой группой. Первым на его борт поднялся прапорщик Дубодел. Из числа пассажиров рейса 902 от осколков ракеты погиб 1 человек, ещё 1 умер от ранений по дороге в больницу. 13 человек получили несмертельные ранения. Пассажиры были эвакуированы вертолётами в город Кемь и через два дня отпущены; Boeing 727 авиакомпании Pan American доставил их из Мурманска в Хельсинки.

Командир и второй пилот рейса 902 были задержаны в связи с проводимым расследованием в СССР. В ходе следствия оба члена экипажа полностью признали свою вину в нарушении воздушного пространства СССР. Подтвердили они и то, что понимали команды советских истребителей-перехватчиков, но не подчинились. И КВС, и второй пилот обратились с просьбой о помиловании в Президиум Верховного Совета СССР. Учитывая их признания и раскаяние, а также руководствуясь принципами гуманности, было решено ограничиться выдворением пилотов за пределы Советского Союза.

Последствия инцидента

Свидетельство следователя КГБ Валерия Десяткова:

Это было нечто нереальное. Глухая карельская тайга, небольшое озеро ещё во льду и огромный лайнер на нём… Пассажиров уже вывезли. Поднялись на борт. На левой стороне самолёта я насчитал не менее ста пробоин. Над каждым сиденьем висели кислородные маски. Весь салон залит кровью. Но не от ран. А от перепада давления. Когда самолёт стал резко снижаться, у пассажиров пошла кровь из носа и из ушей.

21 апреля на место происшествия прибыла комиссия из Москвы. Согласно одному источнику, ответственный за приказ об уничтожении лайнера не был найден, так как запись переговоров на магнитной ленте оказалась стёрта; по другим данным, ответственность за решение была взята на себя генералом Дмитриевым. СССР предъявил Республике Корее счёт на $ 100 000 для покрытия стоимости содержания пассажиров. Авиалайнер был списан и разделан на металлолом — авиакомпания Korean Air Lines отказалась от него, чтобы не оплачивать операцию по его эвакуации.

См. также

• Катастрофа Boeing 747 под Сахалином
• Список инцидентов с участием иностранной авиации над СССР (1946—1991)

Ссылки

• [aviation-safety.net/database/record.php?id=19780420-1 Описание происшествия на Aviation Safety Network]
• [rutube.ru/tracks/1065181.html Карельская история корейского Боинга: Документальный фильм / RuTube, Первый канал, 2008 год]
• [old.vko.ru/article.asp?pr_sign=archive.2005.23.13 Охота за Боингом]
• [www.trud.ru/trud.php?id=200008091460804 Светлана Цыганкова. Загадка южнокорейского «Боинга» (Газета «Труд» от 9 августа 2000 года)]
• [web.archive.org/web/20080630070235/www.golos.com.ua/rus/article/1196861192.html Андрей Голод. Как садили «Боинг-707»]
• [www.redstar.ru/2006/06/10_06/6_01.html Интервью с генерал-полковником Дмитриевым, руководившим перехватом]
• [www.autoreview.ru/archive/2008/07/defender/index.php?phrase_id=4645209 Расследование журнала «Авторевю»]
• [nvo.ng.ru/history/2004-06-11/5_karelia.html Рейс «KAL» # 902 по расписанию не прибыл. Независимое военное обозрение]
• Андрей Матвеев. [smartnews.ru/articles/17416.html Как южнокорейский Boeing посадили на лед карельского озера]. SmartNews.ru (19 апреля 2014). Проверено 6 декабря 2014.
• [heninen.net/flight-902/ Рейс 902]. heninen.net. Проверено 6 декабря 2014.
  • [heninen.net/folder.htm?F=flight-902 Фотографии рейса 902]
  • [heninen.net/video.htm?F=flight-902 1978 год. Возвращение пассажиров рейса 902]

Отрывок, характеризующий Катастрофа Boeing 707 в Карелии

Балашев сказал, почему он действительно полагал, что начинателем войны был Наполеон.
– Eh, mon cher general, – опять перебил его Мюрат, – je desire de tout mon c?ur que les Empereurs s'arrangent entre eux, et que la guerre commencee malgre moi se termine le plutot possible, [Ах, любезный генерал, я желаю от всей души, чтобы императоры покончили дело между собою и чтобы война, начатая против моей воли, окончилась как можно скорее.] – сказал он тоном разговора слуг, которые желают остаться добрыми приятелями, несмотря на ссору между господами. И он перешел к расспросам о великом князе, о его здоровье и о воспоминаниях весело и забавно проведенного с ним времени в Неаполе. Потом, как будто вдруг вспомнив о своем королевском достоинстве, Мюрат торжественно выпрямился, стал в ту же позу, в которой он стоял на коронации, и, помахивая правой рукой, сказал: – Je ne vous retiens plus, general; je souhaite le succes de vorte mission, [Я вас не задерживаю более, генерал; желаю успеха вашему посольству,] – и, развеваясь красной шитой мантией и перьями и блестя драгоценностями, он пошел к свите, почтительно ожидавшей его.
Балашев поехал дальше, по словам Мюрата предполагая весьма скоро быть представленным самому Наполеону. Но вместо скорой встречи с Наполеоном, часовые пехотного корпуса Даву опять так же задержали его у следующего селения, как и в передовой цепи, и вызванный адъютант командира корпуса проводил его в деревню к маршалу Даву.


Даву был Аракчеев императора Наполеона – Аракчеев не трус, но столь же исправный, жестокий и не умеющий выражать свою преданность иначе как жестокостью.
В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы, и они всегда есть, всегда являются и держатся, как ни несообразно кажется их присутствие и близость к главе правительства. Только этой необходимостью можно объяснить то, как мог жестокий, лично выдиравший усы гренадерам и не могший по слабости нерв переносить опасность, необразованный, непридворный Аракчеев держаться в такой силе при рыцарски благородном и нежном характере Александра.
Балашев застал маршала Даву в сарае крестьянскои избы, сидящего на бочонке и занятого письменными работами (он поверял счеты). Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того чтобы иметь право быть мрачными. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. «Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю», – говорило выражение его лица. Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза спою мрачную, упорную деятельность. Это удовольствие доставил себе Даву, когда к нему ввели Балашева. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув через очки на оживленное, под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.
Заметив на лице Балашева произведенное этим приемом неприятное впечатление, Даву поднял голову и холодно спросил, что ему нужно.
Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал адъютант императора Александра и даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение. В противность ожидания его, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
– Где же ваш пакет? – сказал он. – Donnez le moi, ije l'enverrai a l'Empereur. [Дайте мне его, я пошлю императору.]
Балашев сказал, что он имеет приказание лично передать пакет самому императору.
– Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, – сказал Даву, – вы должны делать то, что вам говорят.
И как будто для того чтобы еще больше дать почувствовать русскому генералу его зависимость от грубой силы, Даву послал адъютанта за дежурным.
Балашев вынул пакет, заключавший письмо государя, и положил его на стол (стол, состоявший из двери, на которой торчали оторванные петли, положенной на два бочонка). Даву взял конверт и прочел надпись.
– Вы совершенно вправе оказывать или не оказывать мне уважение, – сказал Балашев. – Но позвольте вам заметить, что я имею честь носить звание генерал адъютанта его величества…
Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
На другой день императорский камергер, monsieur de Turenne, приехал к Балашеву и передал ему желание императора Наполеона удостоить его аудиенции.
Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.


Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.