Ин-Фа-Лин, Сергей Владимирович

Сергей Ин-Фа-Лин
Личная информация
Полное имя:	Сергей Владимирович Ин-Фа-Лин
Дата рождения:	3 июня 1966(1966-06-03) (57 лет)
Место рождения:	г. Нижний Тагил (Свердловская область, РСФСР, СССР)
Гражданство:	СССР СССР Россия Россия
Клуб(ы):	Уральский трубник (1983/84) СКА (Свердловск) (1984-92) Нехё (1992-93) Мутала (1996-98) Стонгебру (1998-99) Эдсбюн (1999—2000) Ветланда (2000-08) Xeрнан (2008-10)
Сборная:	Россия Россия
Награды и медали Чемпионат мира Серебро 1997

Сергей Владимирович Ин-Фа-Лин (род.3 июня 1966) — советский и российский хоккеист с мячом, полузащитник, тренер.

Биография

Родился в Нижнем Тагиле. Когда Сергею исполнилось 4 года семья переехала в Первоуральск. Здесь в 1983 году он вышел на лед в профессиональном клубе — «Уральский трубник», который в этом сезоне завоевал путевку в высшую лигу чемпионата СССР.

После года выступлений Сергея пригласили в свердловский СКА. В этом клубе он играл до 1993 года. В 1989 году С. В. Ин-Фа-Лин назван в числе 22 лучших хоккеистов сезона. В 1990 году в составе клуба становится бронзовым призёром чемпионата СССР. А в 1992 году — серебряным призером чемпионата СНГ.

Переехав в 1993 году в Швецию, он 15 лет играл в местных клубах.

В сборной России провел 30 игр. В 1997 году стал серебряным призером чемпионата мира.

С чемпионата мира 2014 года тренирует сборную Латвии.

Младший брат Денис — игрок сборной Казахстана по хоккею с мячом.

Достижения

1. 3 - Бронзовый призёр чемпионата СССР (1) - 1990
2. 2 - Серебряный призёр чемпионата СНГ (1) - 1992
3. 2 - Серебряный призёр чемпионата мира (1) - 1997
4. Включен в список 22 лучших игроков сезона (1) - 1989

Ссылки

• [www.zorky.ru/news.php?news=573 Сергей Ин-Фа-Лин: от преподавателя физкультуры до игрока сборной] на сайте ХК «Зоркий»

Отрывок, характеризующий Ин-Фа-Лин, Сергей Владимирович

– Можно, он сказал, можно! – шепотом сказала Наташа.
Офицер в кибиточке завернул во двор Ростовых, и десятки телег с ранеными стали, по приглашениям городских жителей, заворачивать в дворы и подъезжать к подъездам домов Поварской улицы. Наташе, видимо, поправились эти, вне обычных условий жизни, отношения с новыми людьми. Она вместе с Маврой Кузминишной старалась заворотить на свой двор как можно больше раненых.
– Надо все таки папаше доложить, – сказала Мавра Кузминишна.
– Ничего, ничего, разве не все равно! На один день мы в гостиную перейдем. Можно всю нашу половину им отдать.
– Ну, уж вы, барышня, придумаете! Да хоть и в флигеля, в холостую, к нянюшке, и то спросить надо.
– Ну, я спрошу.
Наташа побежала в дом и на цыпочках вошла в полуотворенную дверь диванной, из которой пахло уксусом и гофманскими каплями.
– Вы спите, мама?
– Ах, какой сон! – сказала, пробуждаясь, только что задремавшая графиня.
– Мама, голубчик, – сказала Наташа, становясь на колени перед матерью и близко приставляя свое лицо к ее лицу. – Виновата, простите, никогда не буду, я вас разбудила. Меня Мавра Кузминишна послала, тут раненых привезли, офицеров, позволите? А им некуда деваться; я знаю, что вы позволите… – говорила она быстро, не переводя духа.
– Какие офицеры? Кого привезли? Ничего не понимаю, – сказала графиня.
Наташа засмеялась, графиня тоже слабо улыбалась.
– Я знала, что вы позволите… так я так и скажу. – И Наташа, поцеловав мать, встала и пошла к двери.
В зале она встретила отца, с дурными известиями возвратившегося домой.
– Досиделись мы! – с невольной досадой сказал граф. – И клуб закрыт, и полиция выходит.
– Папа, ничего, что я раненых пригласила в дом? – сказала ему Наташа.
– Разумеется, ничего, – рассеянно сказал граф. – Не в том дело, а теперь прошу, чтобы пустяками не заниматься, а помогать укладывать и ехать, ехать, ехать завтра… – И граф передал дворецкому и людям то же приказание. За обедом вернувшийся Петя рассказывал свои новости.
Он говорил, что нынче народ разбирал оружие в Кремле, что в афише Растопчина хотя и сказано, что он клич кликнет дня за два, но что уж сделано распоряжение наверное о том, чтобы завтра весь народ шел на Три Горы с оружием, и что там будет большое сражение.
Графиня с робким ужасом посматривала на веселое, разгоряченное лицо своего сына в то время, как он говорил это. Она знала, что ежели она скажет слово о том, что она просит Петю не ходить на это сражение (она знала, что он радуется этому предстоящему сражению), то он скажет что нибудь о мужчинах, о чести, об отечестве, – что нибудь такое бессмысленное, мужское, упрямое, против чего нельзя возражать, и дело будет испорчено, и поэтому, надеясь устроить так, чтобы уехать до этого и взять с собой Петю, как защитника и покровителя, она ничего не сказала Пете, а после обеда призвала графа и со слезами умоляла его увезти ее скорее, в эту же ночь, если возможно. С женской, невольной хитростью любви, она, до сих пор выказывавшая совершенное бесстрашие, говорила, что она умрет от страха, ежели не уедут нынче ночью. Она, не притворяясь, боялась теперь всего.