Цинь Шихуанди

Ин Чжэн
1-й Император эпохи Цинь
Дата рождения:	259 до н. э.(-259)
Место рождения:	Флаг Династии Цинь Сиань, царство Цинь
Дата смерти:	210 до н. э.(-210)
Место смерти:	Сиань, Китай
Время царствования:	246–210 до н. э.
Преемник:	Эрши Хуан
Варианты имени
Традиционное написание:	嬴政
Упрощённое написание:	嬴政
Пиньинь:	Yíng Zhèng
Посмертное имя:	Ши Хуан-ди (кит. 始皇帝)
Семья
Дети:	Ин Хухай

Цинь Шихуанди (кит. трад. 秦始皇帝, пиньинь: Qín Shǐ Huáng-dì, буквально: «Первый император Цинь»), настоящее имя Ин Чжэн (кит. трад. 嬴政, пиньинь: Yíng Zhèng; 259 до н. э. — 210 до н. э.) — правитель царства Цинь (с 246 года до н. э.), положивший конец многовековой эпохе Воюющих Царств. К 221 году до н. э. он установил единоличное господство на всей территории Внутреннего Китая и вошёл в историю как правитель первого централизованного китайского государства. Основанная им династия Цинь, планировавшая править Китаем на протяжении 10 тысяч поколений, была свергнута через несколько лет после его смерти.

Ранние годы (Ван царства Цинь)

Рождение и восшествие на престол 258—246 годы до н. э.

Ин Чжэн родился в 259 году до н. э., в Ханьдане (столице княжества Чжао), где его отец Чжуансян-ван был заложником. Имя Чжэн, данное ему при рождении, означает «первый», по месяцу рождения. Его отец был внуком вана от наложницы низкого ранга и в соответствии с обычным порядком наследования не имел шансов на престол.

Но в Ханьдане его отец встретил богатого купца Люй Бувэя, который обещал его продвинуть.

Ин Чжэн был сыном наложницы Чжао, подаренной Чжуансян-вану Люй Бувэем, которая (согласно Сыма Цяню), уже была беременна. Эта версия, порочившая первого циньского императора, долгое время распространялась враждебно настроенными к нему конфуцианскими историками. По другим сведениям, мать Ин Чжэна в действительности происходила из могущественного чжаоского рода. Это спасло жизнь ей и её сыну, когда в начале очередной войны с циньцами правитель Чжао пожелал было казнить циньских заложников и их семьи. Тогда мать Ин Чжэна смогла укрыться среди родственников, а Чжуансян-ван бежал в расположение циньских войск, подкупив стражу деньгами, предоставленными ему Люй Бувэем.

Благодаря сложным интригам Люй Бувэя после смерти старого вана и краткого правления престолонаследника Аньго Чжуансян-ван взошёл на трон, но смог править страной меньше трёх лет, после чего Ин Чжэн вступил на трон. По слухам (которые поддержал Сыма Цянь) Люй Бувэй — подлинный отец Чжэна.

Хотя версия Сыма Цяня доминировала в течение 2000 лет, исследования профессоров Джона Кноблока и Джефри Ригеля при переводе анналов Люйши Чуньцю показали несоответствие даты начала беременности и рождения ребёнка (год), что позволило им прийти к выводу о фальсификации версии об отцовстве Люй Бувэя, с целью поставить под сомнение происхождение императора.

Регентство Люй Бувэя 246—237 до н. э.

Ин Чжэн неожиданно получил престол циньского вана в 246 году до н. э. в 13-летнем возрасте. В это время царство Цинь уже было самым могущественным в Поднебесной. Премьер-министр Люй Бувэй стал также его опекуном. Люй Бувэй ценил учёных, пригласил на содержание со всех царств около тысячи учёных мужей, которые вели споры и писали книги. Благодаря его деятельности удалось собрать знаменитую энциклопедию «Люйши чуньцю».

В 246 году до н. э. инженер Чжэн Го из царства Хань начал строительство большого ирригационного канала длиной 150 км в современной провинции Шэньси. Канал соединял реки Цзинхэ и Лохэ. Канал строился десять лет и оросил 40,000 цин (264,4 тысячи гектаров) пахотной земли, что привело к значительному экономическому подъёму Цинь. Завершив только половину работ, инженер Чжэн Го был уличён в шпионаже на Хань, однако он объяснил вану выгоду строительства, был прощён и довёл до конца грандиозный проект.

После смерти отца Ин Чжэна, Чжуансян-вана, Люй Бувэй стал открыто сожительствовать с его матерью Чжао. Ей был подарен евнух Лао Ай, который, по версии Сыма Цяня, был вовсе не евнухом, а сожителем матери, и что документы о кастрации были подделаны за взятки.

Лао Ай сосредоточил в своих руках большую власть, и Ин Чжэн был недоволен своим положением ребёнка, с которым не считаются. В 238 году до н. э. он достиг совершеннолетия и решительно взял власть в свои руки. В том же году ему донесли о сожительстве его матери и Лао Ая. Ему также сообщили, что его мать тайно родила двух детей, один из которых готовится стать его преемником. Ван приказал чиновникам провести расследование, которое подтвердило все подозрения. За это время Лао Ай подделал государственную печать и стал собирать войска для нападения на дворец. Ин Чжэн поручил советникам срочно собрать войска и направить против Лао Ая. Произошёл бой около Сяньяна, в котором было убито несколько сот человек. Лао Ай, его родственники и сообщники были казнены, виновные из числа придворных были жестоко наказаны.

В 237 году до н. э. Люй Бувэй за его связи с Лао Аем был смещён и отправлен в ссылку в царство Шу (Сычуань), но по дороге покончил с собой. В ссылку была отправлена также мать Ин Чжэна Чжао, которую после увещеваний советников вернули во дворец.

Правление с премьер-министром Ли Сы 237—230 до н. э.

После отстранения Люй Бувэя премьер-министром стал легист Ли Сы, ученик Сюнь-цзы.

Не доверяя своим советникам, Ин Чжэн отдал приказ выслать из страны всех не-циньских чиновников. Ли Сы написал ему докладную, в которой обосновал, что такая мера приведёт только к усилению вражеских царств, и указ был отменён.

Ли Сы оказывал большое влияние на молодого правителя, посему, некоторые специалисты не без основания считают, что именно его, а не Ин Чжэна следует считать подлинным создателем империи Цинь. Судя по имеющимся данным Ли Сы был решителен и жесток. Он оклеветал своего талантливого соученика Хань Фэя, блестящего теоретика позднего легизма, и тем самым довёл его до гибели (впоследствии прочитав сочинения Ханя, Ин Чжэн сожалел, что заключил его в тюрьму, где тот, по преданию, принял яд, полученный от Ли Сы).

Ин Чжэн и Ли Сы продолжили успешные войны с соперниками на востоке. При этом он не гнушался никакими методами — ни созданием сети шпионов, ни взятками, ни помощью мудрых советников, первое место среди которых занял Ли Сы.

Объединение Китая 230—221 до н. э.

Всё шло к объединению Китая во главе с династией Цинь. Государства Среднего Китая смотрели на Шэньси (горная северная страна, служившая ядром циньских владений) как на варварскую окраину. Государственное устройство возвышающегося царства отличали мощная военная машина и многочисленная бюрократия.

В 32 года он овладел тем княжеством, в котором родился, тогда же умерла его мать. При этом Ин Чжэн доказал всем, что у него очень хорошая память: после захвата Ханьданя он прибыл в город и лично руководил истреблением давних врагов его семьи, которые тридцать лет назад во время заложничества его отца унижали и оскорбляли семью его матери. В следующем году Цзин Кэ, убийца, подосланный Янь Данем, неудачно покушался на Ин Чжэна. Циньский правитель был на волосок от гибели, но самолично отбился своим царским мечом от «киллера», нанеся ему 8 ран. На него было совершено ещё два покушения, которые также закончились неудачей. Ин Чжэн захватил одно за другим все шесть нециньских государств, на которые в то время делился Китай: в 230 году до н. э. было уничтожено царство Хань, в 225 году до н. э. — Вэй, в 223 году до н. э. — Чу, в 222 году до н. э. — Чжао и Янь, а в 221 году до н. э. — Ци. В 39 лет Чжэн впервые в истории объединил весь Китай и в 221 году до н. э. принял тронное имя Цинь Шихуан, основав новую императорскую династию Цинь и наименовав себя первым её правителем. Тем самым он поставил точку на периоде Чжаньго с его соперничеством царств и кровопролитными войнами.

См. также: Цзин Кэ

Титул первого императора

Собственное имя Ин Чжэн было дано будущему императору по названию месяца рождения (正), первого в календаре, ребёнок получил имя Чжэн (政). В сложной системе имён и титулов древности имя и фамилия не писались рядом, как это имеет место в современном Китае, поэтому собственно имя Цинь Шихуана крайне ограничено в употреблении.

Беспрецедентное могущество правителя имперской эры потребовало введения новой титулатуры. Цинь Шихуанди буквально означает «император-основоположник [династии] Цинь». Старое наименование ван, переводимое как «монарх, князь, царь», было уже не приемлемо: с ослаблением Чжоу титул вана подвергся девальвации. Первоначально термины Хуан («властитель, августейший») и Ди («император») употреблялись порознь (см. Три властителя и пять императоров). Их объединение было призвано подчеркнуть единовластие правителя нового типа.

Созданный таким образом императорский титул просуществовал до Синьхайской революции 1912 года, до самого конца имперской эры. Его употребляли как те династии, власть которых распространялась на всю Поднебесную, так и те, которые только стремились к воссоединению её частей под своим началом.

Правление объединённым Китаем (221—210 годы до н. э.)

Реорганизация правления

Колоссальная кампания по объединению Поднебесной была завершена в 221 году до н. э., после чего новый император провёл ряд реформ для закрепления завоёванного единства.

Столицей империи был избран Сяньян в исконных циньских владениях, неподалёку от современного Сианя. Туда были переведены сановники и вельможи всех завоёванных государств, всего 120 тысяч семей. Эта мера позволила циньскому императору взять элиту покорённых царств под надёжный полицейский контроль.

По настоятельному совету Ли Сы император во избежание распада государства не стал назначать родственников и приближённых князьями новых земель.

С тем, чтобы подавить центробежные тенденции на местах, империю разделили на 36 военных округов цзюнь (кит. трад. 郡, пиньинь: jùn), во главе которых назначались управляющие и чиновники.

Военные округа дальше подразделялись на области (縣), уезды (鄉), сельские волости из 100 семей (里). В отличие от предыдущих административных систем, структура была строго централизована.

Оружие, отобранное у побеждённых князей, было собрано в Сяньяне и переплавлено на огромные колокола. Из оружейного металла было выплавлено также 12 бронзовых колоссов, которые были поставлены в столице.

Была проведена реформа под лозунгом «все колесницы с осью единой длины, все иероглифы — стандартного написания», была создана единая сеть дорог, упразднены разрозненные системы иероглифики покорённых царств, введена единая денежная система, а также система мер и весов. Эти меры заложили основу культурного и экономического единства Китая и на тысячелетия пережили недолговечную империю Цинь. В частности, современная китайская иероглифическая письменность восходит именно к циньскому письму.

Великие стройки

Император Цинь Шихуанди использовал труд сотен тысяч и миллионов людей для грандиозных строек. Сразу после объявления себя императором он стал строить свою гробницу (см. Терракотовая армия). Он построил сквозь всю страну сеть дорог с тремя полосами (центральная полоса — для колесницы императора). Строительство было тяжёлым гнётом для населения.

Великая китайская стена

В знак единения были снесены оборонительные стены, разделявшие прежние царства. Только северная часть этих стен была сохранена, её отдельные отрезки были укреплены и соединены между собой: таким образом новообразованная Великая китайская стена отделила Серединное Государство от варваров-кочевников По оценкам, на строительство стены было согнано несколько сотен тысяч (если не миллион) человек..

Канал Линцюй

Канал Линцюй (кит. трад. 靈渠, упр. 灵渠, пиньинь: Líng Qú) длиной 36 км был построен на территории современного района Гуанси около города Гуйлинь. Канал соединяет приток Янцзы реку Сянцзян с рекой Ли, которая втекает в Гуйцзян бассейна Сицзян, позволяя охватить речным транспортом огромные территории южного Китая. Строительство было начато в 214 году до н. э..

Дворец Эпан

Император не пожелал жить в центральном столичном дворце Сяньянe (咸陽宮), а начал строить огромный дворец Эпан (阿房宫) к югу от реки Вэйхэ. Эпан — имя любимой наложницы императора. Дворец стал строиться в 212 году до н. э., на строительство было согнано несколько сот тысяч человек, во дворце хранились неисчислимые драгоценности и там размещалось множество наложниц. Но дворец Эпан так и не был достроен. Вскоре после смерти Цинь Шихуанди по всей захваченной Цинь территории вспыхнули восстания, и циньская империя рухнула. Сян Юй (項羽) смог нанести циньским войскам тяжёлые поражения. В конце 207 году до н. э. будущий ханьский император Лю Бан (тогда Пэй-гун), союзник Сян Юя, занял циньскую столицу Сяньян, но не решился утвердиться и через месяц впустил в Сяньян Сян Юя, который в январе 206 года до н. э., поражённый немыслимой роскошью, приказал сжечь дворец, а его войска разграбили Сяньян и перебили жителей циньской столицы.

Объезды страны

В продолжение последних десяти лет своей жизни император редко бывал в своей столице. Он всё время инспектировал различные уголки своей державы, принося жертвы в местных храмах, сообщая местным божествам о своих достижениях и возводя стелы с самовосхвалениями. Объездами своих владений император положил начало традиции монарших восхождений на гору Тайшань. Он же первым из китайских правителей вышел на морской берег.

Поездки сопровождались интенсивным дорожным строительством, строительством дворцов и храмов для жертвоприношений.

Начиная с 220 года до н. э. император предпринял пять крупных инспекционных поездок сквозь всю страну на расстояния тысячи километров. Его сопровождало несколько сот солдат и множество слуг. Чтобы дезориентировать недоброжелателей, он посылал по стране несколько разных повозок, а сам скрывался за занавеской, и даже солдаты не знали, едет ли с ними император или нет. Как правило, целью поездок было тихоокеанское побережье, к которому император первый раз приехал в 219 году до н. э.

Поиски бессмертия

Как можно понять из «Ши цзи» ханьского историка Сыма Цяня, больше всего императора беспокоили мысли о грядущей смерти. Во время своих странствий он знакомился с кудесниками и ведунами, надеясь выведать у них тайну эликсира бессмертия. В 219 году до н. э. он направил на его поиски экспедицию к островам Восточного Моря (возможно, в Японию). Наиболее известны экспедиции 219 и 210 годов до н. э. к острову Чжифу (Шаньдун), предпринятые Сюй Фу.

В 210 году до н. э. императору сказали, что к чудесным островам бессмертных трудно добраться, так как их охраняют огромные рыбы. Император сам вышел в море и из лука убил огромную рыбу. Но ему стало плохо, и он был вынужден вернуться на материк. Оправиться от болезни император так и не смог и через некоторое время умер.

«Сожжение книг и погребение книжников»

Конфуцианские учёные видели в поисках бессмертия пустое суеверие, за что жестоко поплатились: как гласит предание (то есть это недостоверно), император велел закопать 460 из них живыми в землю.

В 213 году до н. э. Ли Сы убедил императора сжечь все книги, за исключением тех, что трактовали о сельском хозяйстве, медицине и гаданиях. Кроме того, были пощажены книги из императорского собрания и хроники циньских правителей.

Растущее недовольство правлением

В последние годы жизни разочаровавшись в обретении бессмертия, Цинь Шихуан всё реже объезжал пределы своей державы, отгородясь от мира в своём огромном дворцовом комплексе. Избегая общения со смертными, император ожидал, что в нём будут видеть божество. Вместо этого тоталитарное правление первого императора порождало растущее с каждым годом число недовольных. Раскрыв три заговора, император не имел оснований доверять никому из своих приближённых.

Смерть

Смерть Цинь Шихуана наступила во время поездки по стране, в которой наследник Ху Хай сопровождал его вместе с начальником канцелярии евнухом Чжао Гао и главным советником Ли Сы. Датой смерти принято считать 10 сентября 210 года до н. э. во дворце в Шацю в двух месяцах езды от столицы. Он умер после употребления пилюль эликсира бессмертия, содержащих ртуть.

Когда Цинь Шихуан внезапно умер, Чжао Гао и Ли Сы опасаясь того, что весть о смерти императора вызовет восстание в империи, решили скрыть его смерть до возвращения в столицу. Большинство свиты, кроме младшего сына Ху Хая, Чжао Гао, Ли Сы и нескольких других евнухов, находилось в неведении о смерти императора. Тело императора было помещено на повозку, впереди и позади которой было приказано везти телеги с тухлой рыбой, чтобы скрыть трупный запах. Чжао Гао и Ли Сы ежедневно меняли императору одежду, носили еду и принимали письма, отвечая на них от его имени. В конце концов, о смерти императора было объявлено по прибытии в Сяньян.

В соответствии с традицией, империю должен был унаследовать старший сын наследный принц Фу Су, но Чжао Гао и Ли Сы подделали завещание императора, назначив наследником младшего сына Ху Хая. Также в завещании было приказано находившимся на северной границе Фу Су и преданному ему генералу Мэн Тяну покончить c собой. Фу Су преданно подчинился приказу, а заподозривший заговор генерал Мэн Тян несколько раз отправлял письмо за подтверждением и был помещен под арест. Ху Хай, обрадованный новостью о смерти брата, хотел помиловать Мэн Тяна, но Чжао Гао, боясь мести Мэнов, добился казни Мэн Тяна и его младшего брата прокурора Мэн И, который в прошлом предлагал Шихуану казнить Чжао Гао за одно из преступлений.

Ху Хай, взявший тронное имя Цинь Эрши Хуанди, тем не менее, показал себя неспособным правителем. Приверженцы прежних династий тут же ринулись в борьбу за делёж императорского наследства, и в 206 году до н. э. всё семейство Цинь Шихуана было истреблено.

См. также: Чжао Гао и Эрши Хуан

Гробница

Ничто не иллюстрирует могущество Цинь Шихуанди лучше, чем размеры погребального комплекса, который был построен ещё при жизни императора. Строительство гробницы началось сразу после образования империи неподалёку от нынешнего Сианя. По свидетельству Сыма Цяня, к созданию мавзолея было привлечено 700 тысяч рабочих и ремесленников. Периметр внешней стены захоронения был равен 6 км.

Курган с захоронением первого императора был идентифицирован археологами только в 1974 году. Его исследование продолжается до сих пор, причём место захоронения императора ещё ожидает вскрытия. Курган венчало некое пирамидальное помещение, по которому, по одной из версий, душа покойного должна была подняться на небо .

Для сопровождения императора в потустороннем мире было изваяно бесчисленное терракотовое войско. Лица воинов индивидуализированы, их тела прежде были ярко окрашены. В отличие от своих предшественников — например, правителей государства Шан (около 1300—1027 годов до н. э.) — император отказался от массовых человеческих жертвоприношений.

Комплекс гробницы Цинь Шихуана первым из китайских объектов был включен ЮНЕСКО в Реестр объектов мирового культурного наследия.

Репутация

Правление Цинь Шихуана было основано на принципах легизма, изложенных в трактате «Хань Фэй-цзы». Все сохранившиеся письменные свидетельства о Цинь Шихуане пропущены сквозь призму конфуцианского мировоззрения ханьских историографов, прежде всего Сыма Цяня. Весьма вероятно, что в приводимых ими сведениях о сжигании всех книг, запрете на конфуцианство и погребении заживо последователей Конфуция отразилась конфуцианская антициньская пропаганда, направленная против легистов .

В традиционном изображении облик Цинь Шихуана как чудовищного тирана тенденциозно преувеличен. Можно считать установленным, что все последующие государства Китая, начиная со слывущей терпимой династии Западной Хань, наследовали ту административно-бюрократическую систему управления государством, которая была создана при первом императоре .

Фильмы и оперы о Цинь Шихуанди

• В 1962 году был снят японский фильм «Цинь Шихуанди» (яп. 秦・始皇帝 Син сико:тэй). Роль императора сыграл Синтаро Кацу.
• В 1986 году на гонконгском телеканале ATV был снят и показан 63-серийный сериал Emperor Qin Shi Huang/Rise of the Great Wall (один из крупнейших проектов канала) о молодости Ин Чжэна (будущего императора Цинь Шихуана) с Тони Лиу в главной роли.
• В 1996 году в Гонконге Чжоу Сяовэнем /Zhou Xiaowen/ был снят фильм «Тень императора» с участием Гэ Ю.
• По мотивам истории объединения Китая Чэнь Кайгэ в 1999 году снял фильм «Император и убийца», достаточно точно следующий канве «Ши цзи».
• В 2002 году Чжан Имоу снял на эту тему самый дорогой фильм в истории китайского кино — «Герой».
• В 2008 году роль Цинь Шихуана в голливудском блокбастере «Мумия: Гробница императора драконов» сыграл Джет Ли.
• В 2006 году на сцене Метрополитен-оперы (Нью-Йорк) состоялась премьера оперы «Первый император» (композитор — Тань Дунь, режиссёр — Чжан Имоу). Партию императора спел Пласидо Доминго.
• В 2012 году вышел южнокорейский сериал «Офисный планктон», переносящий события, происходившие во времена династии Цинь и ранней династии Хань, на современные реалии. Роль современного аналога императора Цинь Шихуана — президента компании «Чхонха» (переводится как Поднебесная) Чин Си Хвана — исполнил Ли Док Хва.
• В 2012 году студией Pierrot был начат выпуск аниме-сериала «Kingdom», посвящённый восхождению Ин Чжэна на престол, снятого по одноимённой манге. В 2013 году был выпущен второй сезон, посвящённый его противостоянию с Люй Бувэем и первым завоеваниям нового императора.

Литература

• Сыма Цянь. Исторические записки. Перевод Р. В. Вяткина. т. 2 (гл. 6 «Основные записи [о деяниях] Цинь Ши-хуана»)
• Сыма Цянь. Исторические записки. Перевод Р. В. Вяткина. т. 7 (гл. 85 «Жизнеописание Люй Бувэя»)
• Сыма Цянь. Исторические записки. Перевод Р. В. Вяткина. т. 8 (гл.86 «Жизнеописания мстителей: жизнеописание Цзин Кэ»)
• Сыма Цянь. Исторические записки. Перевод Р. В. Вяткина. т. 8 (гл. 87 «Жизнеописание Ли Сы»)
• Переломов Л. С. . Империя Цинь — первое централизованное государство в Китае (221—202 гг. до н. э.) // Академия наук СССР. Институт народов Азии. — М.:
• Ульянов, М. Ю. Цинь Шихуан и его армия — Восточная коллекция, 2007, с. 20-38.

Отрывок, характеризующий Цинь Шихуанди

Пьер проснулся 3 го сентября поздно. Голова его болела, платье, в котором он спал не раздеваясь, тяготило его тело, и на душе было смутное сознание чего то постыдного, совершенного накануне; это постыдное был вчерашний разговор с капитаном Рамбалем.
Часы показывали одиннадцать, но на дворе казалось особенно пасмурно. Пьер встал, протер глаза и, увидав пистолет с вырезным ложем, который Герасим положил опять на письменный стол, Пьер вспомнил то, где он находился и что ему предстояло именно в нынешний день.
«Уж не опоздал ли я? – подумал Пьер. – Нет, вероятно, он сделает свой въезд в Москву не ранее двенадцати». Пьер не позволял себе размышлять о том, что ему предстояло, но торопился поскорее действовать.
Оправив на себе платье, Пьер взял в руки пистолет и сбирался уже идти. Но тут ему в первый раз пришла мысль о том, каким образом, не в руке же, по улице нести ему это оружие. Даже и под широким кафтаном трудно было спрятать большой пистолет. Ни за поясом, ни под мышкой нельзя было поместить его незаметным. Кроме того, пистолет был разряжен, а Пьер не успел зарядить его. «Все равно, кинжал», – сказал себе Пьер, хотя он не раз, обсуживая исполнение своего намерения, решал сам с собою, что главная ошибка студента в 1809 году состояла в том, что он хотел убить Наполеона кинжалом. Но, как будто главная цель Пьера состояла не в том, чтобы исполнить задуманное дело, а в том, чтобы показать самому себе, что не отрекается от своего намерения и делает все для исполнения его, Пьер поспешно взял купленный им у Сухаревой башни вместе с пистолетом тупой зазубренный кинжал в зеленых ножнах и спрятал его под жилет.
Подпоясав кафтан и надвинув шапку, Пьер, стараясь не шуметь и не встретить капитана, прошел по коридору и вышел на улицу.
Тот пожар, на который так равнодушно смотрел он накануне вечером, за ночь значительно увеличился. Москва горела уже с разных сторон. Горели в одно и то же время Каретный ряд, Замоскворечье, Гостиный двор, Поварская, барки на Москве реке и дровяной рынок у Дорогомиловского моста.
Путь Пьера лежал через переулки на Поварскую и оттуда на Арбат, к Николе Явленному, у которого он в воображении своем давно определил место, на котором должно быть совершено его дело. У большей части домов были заперты ворота и ставни. Улицы и переулки были пустынны. В воздухе пахло гарью и дымом. Изредка встречались русские с беспокойно робкими лицами и французы с негородским, лагерным видом, шедшие по серединам улиц. И те и другие с удивлением смотрели на Пьера. Кроме большого роста и толщины, кроме странного мрачно сосредоточенного и страдальческого выражения лица и всей фигуры, русские присматривались к Пьеру, потому что не понимали, к какому сословию мог принадлежать этот человек. Французы же с удивлением провожали его глазами, в особенности потому, что Пьер, противно всем другим русским, испуганно или любопытна смотревшим на французов, не обращал на них никакого внимания. У ворот одного дома три француза, толковавшие что то не понимавшим их русским людям, остановили Пьера, спрашивая, не знает ли он по французски?
Пьер отрицательно покачал головой и пошел дальше. В другом переулке на него крикнул часовой, стоявший у зеленого ящика, и Пьер только на повторенный грозный крик и звук ружья, взятого часовым на руку, понял, что он должен был обойти другой стороной улицы. Он ничего не слышал и не видел вокруг себя. Он, как что то страшное и чуждое ему, с поспешностью и ужасом нес в себе свое намерение, боясь – наученный опытом прошлой ночи – как нибудь растерять его. Но Пьеру не суждено было донести в целости свое настроение до того места, куда он направлялся. Кроме того, ежели бы даже он и не был ничем задержан на пути, намерение его не могло быть исполнено уже потому, что Наполеон тому назад более четырех часов проехал из Дорогомиловского предместья через Арбат в Кремль и теперь в самом мрачном расположении духа сидел в царском кабинете кремлевского дворца и отдавал подробные, обстоятельные приказания о мерах, которые немедленно должны были бытт, приняты для тушения пожара, предупреждения мародерства и успокоения жителей. Но Пьер не знал этого; он, весь поглощенный предстоящим, мучился, как мучаются люди, упрямо предпринявшие дело невозможное – не по трудностям, но по несвойственности дела с своей природой; он мучился страхом того, что он ослабеет в решительную минуту и, вследствие того, потеряет уважение к себе.
Он хотя ничего не видел и не слышал вокруг себя, но инстинктом соображал дорогу и не ошибался переулками, выводившими его на Поварскую.
По мере того как Пьер приближался к Поварской, дым становился сильнее и сильнее, становилось даже тепло от огня пожара. Изредка взвивались огненные языка из за крыш домов. Больше народу встречалось на улицах, и народ этот был тревожнее. Но Пьер, хотя и чувствовал, что что то такое необыкновенное творилось вокруг него, не отдавал себе отчета о том, что он подходил к пожару. Проходя по тропинке, шедшей по большому незастроенному месту, примыкавшему одной стороной к Поварской, другой к садам дома князя Грузинского, Пьер вдруг услыхал подле самого себя отчаянный плач женщины. Он остановился, как бы пробудившись от сна, и поднял голову.
В стороне от тропинки, на засохшей пыльной траве, были свалены кучей домашние пожитки: перины, самовар, образа и сундуки. На земле подле сундуков сидела немолодая худая женщина, с длинными высунувшимися верхними зубами, одетая в черный салоп и чепчик. Женщина эта, качаясь и приговаривая что то, надрываясь плакала. Две девочки, от десяти до двенадцати лет, одетые в грязные коротенькие платьица и салопчики, с выражением недоумения на бледных, испуганных лицах, смотрели на мать. Меньшой мальчик, лет семи, в чуйке и в чужом огромном картузе, плакал на руках старухи няньки. Босоногая грязная девка сидела на сундуке и, распустив белесую косу, обдергивала опаленные волосы, принюхиваясь к ним. Муж, невысокий сутуловатый человек в вицмундире, с колесообразными бакенбардочками и гладкими височками, видневшимися из под прямо надетого картуза, с неподвижным лицом раздвигал сундуки, поставленные один на другом, и вытаскивал из под них какие то одеяния.
Женщина почти бросилась к ногам Пьера, когда она увидала его.
– Батюшки родимые, христиане православные, спасите, помогите, голубчик!.. кто нибудь помогите, – выговаривала она сквозь рыдания. – Девочку!.. Дочь!.. Дочь мою меньшую оставили!.. Сгорела! О о оо! для того я тебя леле… О о оо!
– Полно, Марья Николаевна, – тихим голосом обратился муж к жене, очевидно, для того только, чтобы оправдаться пред посторонним человеком. – Должно, сестрица унесла, а то больше где же быть? – прибавил он.
– Истукан! Злодей! – злобно закричала женщина, вдруг прекратив плач. – Сердца в тебе нет, свое детище не жалеешь. Другой бы из огня достал. А это истукан, а не человек, не отец. Вы благородный человек, – скороговоркой, всхлипывая, обратилась женщина к Пьеру. – Загорелось рядом, – бросило к нам. Девка закричала: горит! Бросились собирать. В чем были, в том и выскочили… Вот что захватили… Божье благословенье да приданую постель, а то все пропало. Хвать детей, Катечки нет. О, господи! О о о! – и опять она зарыдала. – Дитятко мое милое, сгорело! сгорело!
– Да где, где же она осталась? – сказал Пьер. По выражению оживившегося лица его женщина поняла, что этот человек мог помочь ей.
– Батюшка! Отец! – закричала она, хватая его за ноги. – Благодетель, хоть сердце мое успокой… Аниска, иди, мерзкая, проводи, – крикнула она на девку, сердито раскрывая рот и этим движением еще больше выказывая свои длинные зубы.
– Проводи, проводи, я… я… сделаю я, – запыхавшимся голосом поспешно сказал Пьер.
Грязная девка вышла из за сундука, прибрала косу и, вздохнув, пошла тупыми босыми ногами вперед по тропинке. Пьер как бы вдруг очнулся к жизни после тяжелого обморока. Он выше поднял голову, глаза его засветились блеском жизни, и он быстрыми шагами пошел за девкой, обогнал ее и вышел на Поварскую. Вся улица была застлана тучей черного дыма. Языки пламени кое где вырывались из этой тучи. Народ большой толпой теснился перед пожаром. В середине улицы стоял французский генерал и говорил что то окружавшим его. Пьер, сопутствуемый девкой, подошел было к тому месту, где стоял генерал; но французские солдаты остановили его.
– On ne passe pas, [Тут не проходят,] – крикнул ему голос.
– Сюда, дяденька! – проговорила девка. – Мы переулком, через Никулиных пройдем.
Пьер повернулся назад и пошел, изредка подпрыгивая, чтобы поспевать за нею. Девка перебежала улицу, повернула налево в переулок и, пройдя три дома, завернула направо в ворота.
– Вот тут сейчас, – сказала девка, и, пробежав двор, она отворила калитку в тесовом заборе и, остановившись, указала Пьеру на небольшой деревянный флигель, горевший светло и жарко. Одна сторона его обрушилась, другая горела, и пламя ярко выбивалось из под отверстий окон и из под крыши.
Когда Пьер вошел в калитку, его обдало жаром, и он невольно остановился.
– Который, который ваш дом? – спросил он.
– О о ох! – завыла девка, указывая на флигель. – Он самый, она самая наша фатера была. Сгорела, сокровище ты мое, Катечка, барышня моя ненаглядная, о ох! – завыла Аниска при виде пожара, почувствовавши необходимость выказать и свои чувства.
Пьер сунулся к флигелю, но жар был так силен, что он невольна описал дугу вокруг флигеля и очутился подле большого дома, который еще горел только с одной стороны с крыши и около которого кишела толпа французов. Пьер сначала не понял, что делали эти французы, таскавшие что то; но, увидав перед собою француза, который бил тупым тесаком мужика, отнимая у него лисью шубу, Пьер понял смутно, что тут грабили, но ему некогда было останавливаться на этой мысли.
Звук треска и гула заваливающихся стен и потолков, свиста и шипенья пламени и оживленных криков народа, вид колеблющихся, то насупливающихся густых черных, то взмывающих светлеющих облаков дыма с блестками искр и где сплошного, сноповидного, красного, где чешуйчато золотого, перебирающегося по стенам пламени, ощущение жара и дыма и быстроты движения произвели на Пьера свое обычное возбуждающее действие пожаров. Действие это было в особенности сильно на Пьера, потому что Пьер вдруг при виде этого пожара почувствовал себя освобожденным от тяготивших его мыслей. Он чувствовал себя молодым, веселым, ловким и решительным. Он обежал флигелек со стороны дома и хотел уже бежать в ту часть его, которая еще стояла, когда над самой головой его послышался крик нескольких голосов и вслед за тем треск и звон чего то тяжелого, упавшего подле него.
Пьер оглянулся и увидал в окнах дома французов, выкинувших ящик комода, наполненный какими то металлическими вещами. Другие французские солдаты, стоявшие внизу, подошли к ящику.
– Eh bien, qu'est ce qu'il veut celui la, [Этому что еще надо,] – крикнул один из французов на Пьера.
– Un enfant dans cette maison. N'avez vous pas vu un enfant? [Ребенка в этом доме. Не видали ли вы ребенка?] – сказал Пьер.
– Tiens, qu'est ce qu'il chante celui la? Va te promener, [Этот что еще толкует? Убирайся к черту,] – послышались голоса, и один из солдат, видимо, боясь, чтобы Пьер не вздумал отнимать у них серебро и бронзы, которые были в ящике, угрожающе надвинулся на него.
– Un enfant? – закричал сверху француз. – J'ai entendu piailler quelque chose au jardin. Peut etre c'est sou moutard au bonhomme. Faut etre humain, voyez vous… [Ребенок? Я слышал, что то пищало в саду. Может быть, это его ребенок. Что ж, надо по человечеству. Мы все люди…]
– Ou est il? Ou est il? [Где он? Где он?] – спрашивал Пьер.
– Par ici! Par ici! [Сюда, сюда!] – кричал ему француз из окна, показывая на сад, бывший за домом. – Attendez, je vais descendre. [Погодите, я сейчас сойду.]
И действительно, через минуту француз, черноглазый малый с каким то пятном на щеке, в одной рубашке выскочил из окна нижнего этажа и, хлопнув Пьера по плечу, побежал с ним в сад.
– Depechez vous, vous autres, – крикнул он своим товарищам, – commence a faire chaud. [Эй, вы, живее, припекать начинает.]
Выбежав за дом на усыпанную песком дорожку, француз дернул за руку Пьера и указал ему на круг. Под скамейкой лежала трехлетняя девочка в розовом платьице.
– Voila votre moutard. Ah, une petite, tant mieux, – сказал француз. – Au revoir, mon gros. Faut etre humain. Nous sommes tous mortels, voyez vous, [Вот ваш ребенок. А, девочка, тем лучше. До свидания, толстяк. Что ж, надо по человечеству. Все люди,] – и француз с пятном на щеке побежал назад к своим товарищам.
Пьер, задыхаясь от радости, подбежал к девочке и хотел взять ее на руки. Но, увидав чужого человека, золотушно болезненная, похожая на мать, неприятная на вид девочка закричала и бросилась бежать. Пьер, однако, схватил ее и поднял на руки; она завизжала отчаянно злобным голосом и своими маленькими ручонками стала отрывать от себя руки Пьера и сопливым ртом кусать их. Пьера охватило чувство ужаса и гадливости, подобное тому, которое он испытывал при прикосновении к какому нибудь маленькому животному. Но он сделал усилие над собою, чтобы не бросить ребенка, и побежал с ним назад к большому дому. Но пройти уже нельзя было назад той же дорогой; девки Аниски уже не было, и Пьер с чувством жалости и отвращения, прижимая к себе как можно нежнее страдальчески всхлипывавшую и мокрую девочку, побежал через сад искать другого выхода.


Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своей ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихся здесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях. Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с тем чтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого то. Пьеру казалось, что ему что то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни, Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежал спасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера, сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредка поглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что то трогательно невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.
На прежнем месте ни чиновника, ни его жены уже не было. Пьер быстрыми шагами ходил между народом, оглядывая разные лица, попадавшиеся ему. Невольно он заметил грузинское или армянское семейство, состоявшее из красивого, с восточным типом лица, очень старого человека, одетого в новый крытый тулуп и новые сапоги, старухи такого же типа и молодой женщины. Очень молодая женщина эта показалась Пьеру совершенством восточной красоты, с ее резкими, дугами очерченными черными бровями и длинным, необыкновенно нежно румяным и красивым лицом без всякого выражения. Среди раскиданных пожитков, в толпе на площади, она, в своем богатом атласном салопе и ярко лиловом платке, накрывавшем ее голову, напоминала нежное тепличное растение, выброшенное на снег. Она сидела на узлах несколько позади старухи и неподвижно большими черными продолговатыми, с длинными ресницами, глазами смотрела в землю. Видимо, она знала свою красоту и боялась за нее. Лицо это поразило Пьера, и он, в своей поспешности, проходя вдоль забора, несколько раз оглянулся на нее. Дойдя до забора и все таки не найдя тех, кого ему было нужно, Пьер остановился, оглядываясь.
Фигура Пьера с ребенком на руках теперь была еще более замечательна, чем прежде, и около него собралось несколько человек русских мужчин и женщин.
– Или потерял кого, милый человек? Сами вы из благородных, что ли? Чей ребенок то? – спрашивали у него.
Пьер отвечал, что ребенок принадлежал женщине и черном салопе, которая сидела с детьми на этом месте, и спрашивал, не знает ли кто ее и куда она перешла.
– Ведь это Анферовы должны быть, – сказал старый дьякон, обращаясь к рябой бабе. – Господи помилуй, господи помилуй, – прибавил он привычным басом.
– Где Анферовы! – сказала баба. – Анферовы еще с утра уехали. А это либо Марьи Николавны, либо Ивановы.
– Он говорит – женщина, а Марья Николавна – барыня, – сказал дворовый человек.
– Да вы знаете ее, зубы длинные, худая, – говорил Пьер.
– И есть Марья Николавна. Они ушли в сад, как тут волки то эти налетели, – сказала баба, указывая на французских солдат.
– О, господи помилуй, – прибавил опять дьякон.
– Вы пройдите вот туда то, они там. Она и есть. Все убивалась, плакала, – сказала опять баба. – Она и есть. Вот сюда то.
Но Пьер не слушал бабу. Он уже несколько секунд, не спуская глаз, смотрел на то, что делалось в нескольких шагах от него. Он смотрел на армянское семейство и двух французских солдат, подошедших к армянам. Один из этих солдат, маленький вертлявый человечек, был одет в синюю шинель, подпоясанную веревкой. На голове его был колпак, и ноги были босые. Другой, который особенно поразил Пьера, был длинный, сутуловатый, белокурый, худой человек с медлительными движениями и идиотическим выражением лица. Этот был одет в фризовый капот, в синие штаны и большие рваные ботфорты. Маленький француз, без сапог, в синей шипели, подойдя к армянам, тотчас же, сказав что то, взялся за ноги старика, и старик тотчас же поспешно стал снимать сапоги. Другой, в капоте, остановился против красавицы армянки и молча, неподвижно, держа руки в карманах, смотрел на нее.
– Возьми, возьми ребенка, – проговорил Пьер, подавая девочку и повелительно и поспешно обращаясь к бабе. – Ты отдай им, отдай! – закричал он почти на бабу, сажая закричавшую девочку на землю, и опять оглянулся на французов и на армянское семейство. Старик уже сидел босой. Маленький француз снял с него последний сапог и похлопывал сапогами один о другой. Старик, всхлипывая, говорил что то, но Пьер только мельком видел это; все внимание его было обращено на француза в капоте, который в это время, медлительно раскачиваясь, подвинулся к молодой женщине и, вынув руки из карманов, взялся за ее шею.
Красавица армянка продолжала сидеть в том же неподвижном положении, с опущенными длинными ресницами, и как будто не видала и не чувствовала того, что делал с нею солдат.
Пока Пьер пробежал те несколько шагов, которые отделяли его от французов, длинный мародер в капоте уж рвал с шеи армянки ожерелье, которое было на ней, и молодая женщина, хватаясь руками за шею, кричала пронзительным голосом.
– Laissez cette femme! [Оставьте эту женщину!] – бешеным голосом прохрипел Пьер, схватывая длинного, сутоловатого солдата за плечи и отбрасывая его. Солдат упал, приподнялся и побежал прочь. Но товарищ его, бросив сапоги, вынул тесак и грозно надвинулся на Пьера.
– Voyons, pas de betises! [Ну, ну! Не дури!] – крикнул он.
Пьер был в том восторге бешенства, в котором он ничего не помнил и в котором силы его удесятерялись. Он бросился на босого француза и, прежде чем тот успел вынуть свой тесак, уже сбил его с ног и молотил по нем кулаками. Послышался одобрительный крик окружавшей толпы, в то же время из за угла показался конный разъезд французских уланов. Уланы рысью подъехали к Пьеру и французу и окружили их. Пьер ничего не помнил из того, что было дальше. Он помнил, что он бил кого то, его били и что под конец он почувствовал, что руки его связаны, что толпа французских солдат стоит вокруг него и обыскивает его платье.
– Il a un poignard, lieutenant, [Поручик, у него кинжал,] – были первые слова, которые понял Пьер.
– Ah, une arme! [А, оружие!] – сказал офицер и обратился к босому солдату, который был взят с Пьером.
– C'est bon, vous direz tout cela au conseil de guerre, [Хорошо, хорошо, на суде все расскажешь,] – сказал офицер. И вслед за тем повернулся к Пьеру: – Parlez vous francais vous? [Говоришь ли по французски?]
Пьер оглядывался вокруг себя налившимися кровью глазами и не отвечал. Вероятно, лицо его показалось очень страшно, потому что офицер что то шепотом сказал, и еще четыре улана отделились от команды и стали по обеим сторонам Пьера.
– Parlez vous francais? – повторил ему вопрос офицер, держась вдали от него. – Faites venir l'interprete. [Позовите переводчика.] – Из за рядов выехал маленький человечек в штатском русском платье. Пьер по одеянию и говору его тотчас же узнал в нем француза одного из московских магазинов.
– Il n'a pas l'air d'un homme du peuple, [Он не похож на простолюдина,] – сказал переводчик, оглядев Пьера.
– Oh, oh! ca m'a bien l'air d'un des incendiaires, – смазал офицер. – Demandez lui ce qu'il est? [О, о! он очень похож на поджигателя. Спросите его, кто он?] – прибавил он.
– Ти кто? – спросил переводчик. – Ти должно отвечать начальство, – сказал он.
– Je ne vous dirai pas qui je suis. Je suis votre prisonnier. Emmenez moi, [Я не скажу вам, кто я. Я ваш пленный. Уводите меня,] – вдруг по французски сказал Пьер.
– Ah, Ah! – проговорил офицер, нахмурившись. – Marchons! [A! A! Ну, марш!]
Около улан собралась толпа. Ближе всех к Пьеру стояла рябая баба с девочкою; когда объезд тронулся, она подвинулась вперед.
– Куда же это ведут тебя, голубчик ты мой? – сказала она. – Девочку то, девочку то куда я дену, коли она не ихняя! – говорила баба.
– Qu'est ce qu'elle veut cette femme? [Чего ей нужно?] – спросил офицер.
Пьер был как пьяный. Восторженное состояние его еще усилилось при виде девочки, которую он спас.
– Ce qu'elle dit? – проговорил он. – Elle m'apporte ma fille que je viens de sauver des flammes, – проговорил он. – Adieu! [Чего ей нужно? Она несет дочь мою, которую я спас из огня. Прощай!] – и он, сам не зная, как вырвалась у него эта бесцельная ложь, решительным, торжественным шагом пошел между французами.
Разъезд французов был один из тех, которые были посланы по распоряжению Дюронеля по разным улицам Москвы для пресечения мародерства и в особенности для поимки поджигателей, которые, по общему, в тот день проявившемуся, мнению у французов высших чинов, были причиною пожаров. Объехав несколько улиц, разъезд забрал еще человек пять подозрительных русских, одного лавочника, двух семинаристов, мужика и дворового человека и нескольких мародеров. Но из всех подозрительных людей подозрительнее всех казался Пьер. Когда их всех привели на ночлег в большой дом на Зубовском валу, в котором была учреждена гауптвахта, то Пьера под строгим караулом поместили отдельно.


В Петербурге в это время в высших кругах, с большим жаром чем когда нибудь, шла сложная борьба партий Румянцева, французов, Марии Феодоровны, цесаревича и других, заглушаемая, как всегда, трубением придворных трутней. Но спокойная, роскошная, озабоченная только призраками, отражениями жизни, петербургская жизнь шла по старому; и из за хода этой жизни надо было делать большие усилия, чтобы сознавать опасность и то трудное положение, в котором находился русский народ. Те же были выходы, балы, тот же французский театр, те же интересы дворов, те же интересы службы и интриги. Только в самых высших кругах делались усилия для того, чтобы напоминать трудность настоящего положения. Рассказывалось шепотом о том, как противоположно одна другой поступили, в столь трудных обстоятельствах, обе императрицы. Императрица Мария Феодоровна, озабоченная благосостоянием подведомственных ей богоугодных и воспитательных учреждений, сделала распоряжение об отправке всех институтов в Казань, и вещи этих заведений уже были уложены. Императрица же Елизавета Алексеевна на вопрос о том, какие ей угодно сделать распоряжения, с свойственным ей русским патриотизмом изволила ответить, что о государственных учреждениях она не может делать распоряжений, так как это касается государя; о том же, что лично зависит от нее, она изволила сказать, что она последняя выедет из Петербурга.
У Анны Павловны 26 го августа, в самый день Бородинского сражения, был вечер, цветком которого должно было быть чтение письма преосвященного, написанного при посылке государю образа преподобного угодника Сергия. Письмо это почиталось образцом патриотического духовного красноречия. Прочесть его должен был сам князь Василий, славившийся своим искусством чтения. (Он же читывал и у императрицы.) Искусство чтения считалось в том, чтобы громко, певуче, между отчаянным завыванием и нежным ропотом переливать слова, совершенно независимо от их значения, так что совершенно случайно на одно слово попадало завывание, на другие – ропот. Чтение это, как и все вечера Анны Павловны, имело политическое значение. На этом вечере должно было быть несколько важных лиц, которых надо было устыдить за их поездки во французский театр и воодушевить к патриотическому настроению. Уже довольно много собралось народа, но Анна Павловна еще не видела в гостиной всех тех, кого нужно было, и потому, не приступая еще к чтению, заводила общие разговоры.