Иосиф (Величковский)

В Википедии существуют статьи о других людях с именем Иосиф и фамилией Величковский.

Епископ Иосиф
Епископ Смоленский и Дорогобужский
3 июля 1821 — 17 февраля 1834
Предшественник:	Иоасаф (Сретенский)
Преемник:	Тимофей (Кетлеров)
Епископ Архангельский и Холмогорский
9 ноября 1819 — 3 июля 1821
Предшественник:	Парфений (Петров)
Преемник:	Неофит (Докучаев-Платонов)
Имя при рождении:	Иоаким Величковский
Рождение:	1773(1773) Москва
Смерть:	26 сентября 1851(1851-09-26) Киев
Принятие монашества:	1801
Епископская хиротония:	9 ноября 1819

Епископ Иосиф (в миру Иоаким Величковский; 1773, Москва — 26 сентября 1851, Киев) — епископ Русской православной церкви, епископ Смоленский и Дорогобужский

Биография

Сын московского протоиерея. Образование получил в Московской духовной академии, по окончании курса был некоторое время диаконом при одной из московских церквей.

Овдовев, в 1801 году постригся в монашество и был учителем Петербургской семинарии и законоучителем Петербургского коммерческого училища.

В 1803 году назначен соборным иеромонахом Александро-Невской лавры.

В 1807 году определен настоятелем Горнальского Николаевского монастыря, с возведением в сан архимандрита, ректором Курской семинарии и присутствующим в курской консистории.

В 1809 году переведён в переславский Данилов монастырь.

В 1811 году состоял членом Владимирского оспенного комитета.

В 1814 году назначен ректором Владимирской семинарии. В 1815 году при обозрении семинарии архимандритом Филаретом было отмечено: «Лекция ректора и приемы преподавания весьма понравились ревизору, так что он тут же поздравил его профессором» богословия.

9 ноября 1819 года хиротонисан в Петербурге в Казанском соборе во епископа Архангельского и Холмогорского.

3 июля 1821 года переведён на Смоленскую кафедру.

Духовенство считало своего архипастыря очень умным и добрым. Резолюции он писал иногда стихами, оригинально и остроумно. Жизнь преосвященного была очень строгой, подвижнической. В обращениях с людьми он отличался простотой и добродушием. Епископ Иосиф занимался и литературной деятельностью, печатал в «Воскресном чтении» свои поучения, проникнутые отеческим простодушием и своеобразным остроумием.

Памятником деятельности епископа Иосифа на Смоленской кафедре было восстановление большого Успенского собора на деньги, собранные пожертвованиями.

Поучения свои, по отзыву критиков «проникнутые искренним благочестием, отеческим простодушием и некоторого рода своеобразным остроумием», он печатал в журнале «Воскресное Чтение». Прощальная его речь смоленской пастве напечатана в «Историко-статистическом описании смоленской епархии».

В 1834 году император Николай I посетил Смоленск. Епископ Иосиф приготовил торжественное слово по этому случаю, но при виде государя так оробел, что вместо проповеди начал кропить его святой водой. Государь в гневе закричал на него: «Что вы делаете, Владыко, бесов из меня выгоняете, видно? Вы совсем облили меня водой!» И в этот же день уволил его на покой и велел жить ему в лавре.

17 февраля 1834 году уволен по прошению на покой и проживал до кончины в Печерской лавре, где и скончался. Погребен в Киево-Печерской лавре в церкви над Дальними пещерами.

Ссылки

• Иосиф (Величковский) // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб.—М., 1896—1918.
• [www.srcc.msu.su/bib_roc/jmp/08/04-08/08.htm Переславский Свято-Троицкий Данилов монастырь]

Отрывок, характеризующий Иосиф (Величковский)

Князь Петр Михайлович Волконский занимал должность как бы начальника штаба государя. Волконский вышел из кабинета и, принеся в гостиную карты и разложив их на столе, передал вопросы, на которые он желал слышать мнение собранных господ. Дело было в том, что в ночь было получено известие (впоследствии оказавшееся ложным) о движении французов в обход Дрисского лагеря.
Первый начал говорить генерал Армфельд, неожиданно, во избежание представившегося затруднения, предложив совершенно новую, ничем (кроме как желанием показать, что он тоже может иметь мнение) не объяснимую позицию в стороне от Петербургской и Московской дорог, на которой, по его мнению, армия должна была, соединившись, ожидать неприятеля. Видно было, что этот план давно был составлен Армфельдом и что он теперь изложил его не столько с целью отвечать на предлагаемые вопросы, на которые план этот не отвечал, сколько с целью воспользоваться случаем высказать его. Это было одно из миллионов предположений, которые так же основательно, как и другие, можно было делать, не имея понятия о том, какой характер примет война. Некоторые оспаривали его мнение, некоторые защищали его. Молодой полковник Толь горячее других оспаривал мнение шведского генерала и во время спора достал из бокового кармана исписанную тетрадь, которую он попросил позволения прочесть. В пространно составленной записке Толь предлагал другой – совершенно противный и плану Армфельда и плану Пфуля – план кампании. Паулучи, возражая Толю, предложил план движения вперед и атаки, которая одна, по его словам, могла вывести нас из неизвестности и западни, как он называл Дрисский лагерь, в которой мы находились. Пфуль во время этих споров и его переводчик Вольцоген (его мост в придворном отношении) молчали. Пфуль только презрительно фыркал и отворачивался, показывая, что он никогда не унизится до возражения против того вздора, который он теперь слышит. Но когда князь Волконский, руководивший прениями, вызвал его на изложение своего мнения, он только сказал:
– Что же меня спрашивать? Генерал Армфельд предложил прекрасную позицию с открытым тылом. Или атаку von diesem italienischen Herrn, sehr schon! [этого итальянского господина, очень хорошо! (нем.) ] Или отступление. Auch gut. [Тоже хорошо (нем.) ] Что ж меня спрашивать? – сказал он. – Ведь вы сами знаете все лучше меня. – Но когда Волконский, нахмурившись, сказал, что он спрашивает его мнение от имени государя, то Пфуль встал и, вдруг одушевившись, начал говорить:
– Все испортили, все спутали, все хотели знать лучше меня, а теперь пришли ко мне: как поправить? Нечего поправлять. Надо исполнять все в точности по основаниям, изложенным мною, – говорил он, стуча костлявыми пальцами по столу. – В чем затруднение? Вздор, Kinder spiel. [детские игрушки (нем.) ] – Он подошел к карте и стал быстро говорить, тыкая сухим пальцем по карте и доказывая, что никакая случайность не может изменить целесообразности Дрисского лагеря, что все предвидено и что ежели неприятель действительно пойдет в обход, то неприятель должен быть неминуемо уничтожен.
Паулучи, не знавший по немецки, стал спрашивать его по французски. Вольцоген подошел на помощь своему принципалу, плохо говорившему по французски, и стал переводить его слова, едва поспевая за Пфулем, который быстро доказывал, что все, все, не только то, что случилось, но все, что только могло случиться, все было предвидено в его плане, и что ежели теперь были затруднения, то вся вина была только в том, что не в точности все исполнено. Он беспрестанно иронически смеялся, доказывал и, наконец, презрительно бросил доказывать, как бросает математик поверять различными способами раз доказанную верность задачи. Вольцоген заменил его, продолжая излагать по французски его мысли и изредка говоря Пфулю: «Nicht wahr, Exellenz?» [Не правда ли, ваше превосходительство? (нем.) ] Пфуль, как в бою разгоряченный человек бьет по своим, сердито кричал на Вольцогена:
– Nun ja, was soll denn da noch expliziert werden? [Ну да, что еще тут толковать? (нем.) ] – Паулучи и Мишо в два голоса нападали на Вольцогена по французски. Армфельд по немецки обращался к Пфулю. Толь по русски объяснял князю Волконскому. Князь Андрей молча слушал и наблюдал.
Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.