Максимов-Кошкинский, Иоаким Степанович

Иоаким Степанович Макси́мов-Кошки́нский
Дата рождения:	14 сентября 1893(1893-09-14)
Место рождения:	Кошки-Новотимбаево, Тетюшский уезд, Казанская губерния, Российская империя
Дата смерти:	20 августа 1975(1975-08-20) (81 год)
Гражданство:	Российская империя Российская империя СССР СССР
Профессия:	актёр, театральный режиссёр, кинорежиссёр, сценарист, драматург, переводчик
Награды:	Народный артист Чувашской АССР (1933) Заслуженный деятель искусств Чувашской АССР

Иоаки́м Степа́нович Макси́мов-Кошки́нский (1893—1975) — чувашский актёр и режиссёр, организатор чувашского профессионального театра, студии «Чувашкино»; драматург, переводчик, сценарист, заслуженный деятель искусств ЧАССР и РСФСР, народный артист Чувашской АССР.

Член Союза писателей СССР (1934).

Биография

Родился в селе Кошки́-Новотимбаево. В 1911 г. окончил Симбирскую чувашскую учительскую школу, в 1918 г. — Казанское художественное училище.

В период учебы работал в драматическом и оперном театрах Казани художником-декоратором, актером, помощником режиссёра. С 1918 — агитатор и политкомиссар Красной Армии.

В 1918 году, вместе с группой энтузиастов, организовал Чувашский советский передвижной театр. В 1925—1931 — режиссёр, сценарист и художественный руководитель киностудии «Чувашкино». В 1932—1945 — художественный руководитель и актёр Чувашского академического театра.

В 1933 году Иоаким Степанович удостоен звания народного артиста Чувашской АССР.

Автор рассказов и пьес «Садур и Илем» (1933), «Константин Иванов» (1954) и др., либретто опер, оперетт, переводил на чувашский язык пьесы русских и зарубежных авторов.

Репрессирован (1937-40). Реабилитирован в 1956.

Семья

Жена — Татьяна Степановна Максимова-Кошкинская (в девичестве Бурашникова, 1903—1977) — театральная актриса и первая чувашская киноактриса (псевдоним — Тани Юн), драматург, переводчица.

• Дочь — Изида Иоакимовна Максимова-Кошкинская (1930—1963), была замужем за поэтом Петром Михайловичем Градовым (1925—2003). Погибла в автомобильной катастрофе.
  • Внучка — Татьяна Петровна Градова, снялась в фильме «Операция „Ы“ и другие приключения Шурика» (новелла «Операция „Ы“», роль беспокойной девочки Лены).
  • Внук — Андрей Петрович Градов (род. 29 января 1954) — советский и российский киноактёр, Заслуженный артист Российской Федерации.

Творчество

Кинематограф

Актёрские работы

• 1927 — «Хура юпа» Черный столб, на чувашском языке.
• 1941 — Романтики
• 1947 — Алмазы
• 1949 — Алитет уходит в горы

Режиссёр

• 1927 — «Хура юпа» Черный столб, на чувашском языке.

Сценарист

• 1927 — «Хура юпа» Черный столб, на чувашском языке.
• 1929 — «Сарпике» Сар-Пигэ, на чувашском языке.

Литература

• Сироткин М. Я. Очерк истории чувашской советской литературы. — Чебоксары, 1956.
• Чувашские писатели. — Чебоксары, 1964.

Ссылки

• [nasledie.nbchr.ru/personalii/people/maksimov-koshkinskijj/ Выдающиеся люди Чувашии: Максимов-Кошкинский Иоаким Степанович]
• [gov.cap.ru/hierarhy.asp?page=./299/2899/147766/262617/262644 И. С. Максимов-Кошкинский — организатор и режиссёр студии «Чувашкино»]
• [bse.sci-lib.com/article072948.html Максимов-Кошкинский в БСЭ]

Отрывок, характеризующий Максимов-Кошкинский, Иоаким Степанович

Целовальник в дверях дрался с кузнецом, и в то время как выходили фабричные, кузнец оторвался от целовальника и упал лицом на мостовую.
Другой кузнец рвался в дверь, грудью наваливаясь на целовальника.
Малый с засученным рукавом на ходу еще ударил в лицо рвавшегося в дверь кузнеца и дико закричал:
– Ребята! наших бьют!
В это время первый кузнец поднялся с земли и, расцарапывая кровь на разбитом лице, закричал плачущим голосом:
– Караул! Убили!.. Человека убили! Братцы!..
– Ой, батюшки, убили до смерти, убили человека! – завизжала баба, вышедшая из соседних ворот. Толпа народа собралась около окровавленного кузнеца.
– Мало ты народ то грабил, рубахи снимал, – сказал чей то голос, обращаясь к целовальнику, – что ж ты человека убил? Разбойник!
Высокий малый, стоя на крыльце, мутными глазами водил то на целовальника, то на кузнецов, как бы соображая, с кем теперь следует драться.
– Душегуб! – вдруг крикнул он на целовальника. – Вяжи его, ребята!
– Как же, связал одного такого то! – крикнул целовальник, отмахнувшись от набросившихся на него людей, и, сорвав с себя шапку, он бросил ее на землю. Как будто действие это имело какое то таинственно угрожающее значение, фабричные, обступившие целовальника, остановились в нерешительности.
– Порядок то я, брат, знаю очень прекрасно. Я до частного дойду. Ты думаешь, не дойду? Разбойничать то нонче никому не велят! – прокричал целовальник, поднимая шапку.
– И пойдем, ишь ты! И пойдем… ишь ты! – повторяли друг за другом целовальник и высокий малый, и оба вместе двинулись вперед по улице. Окровавленный кузнец шел рядом с ними. Фабричные и посторонний народ с говором и криком шли за ними.
У угла Маросейки, против большого с запертыми ставнями дома, на котором была вывеска сапожного мастера, стояли с унылыми лицами человек двадцать сапожников, худых, истомленных людей в халатах и оборванных чуйках.
– Он народ разочти как следует! – говорил худой мастеровой с жидкой бородйой и нахмуренными бровями. – А что ж, он нашу кровь сосал – да и квит. Он нас водил, водил – всю неделю. А теперь довел до последнего конца, а сам уехал.
Увидав народ и окровавленного человека, говоривший мастеровой замолчал, и все сапожники с поспешным любопытством присоединились к двигавшейся толпе.
– Куда идет народ то?
– Известно куда, к начальству идет.
– Что ж, али взаправду наша не взяла сила?
– А ты думал как! Гляди ко, что народ говорит.
Слышались вопросы и ответы. Целовальник, воспользовавшись увеличением толпы, отстал от народа и вернулся к своему кабаку.
Высокий малый, не замечая исчезновения своего врага целовальника, размахивая оголенной рукой, не переставал говорить, обращая тем на себя общее внимание. На него то преимущественно жался народ, предполагая от него получить разрешение занимавших всех вопросов.
– Он покажи порядок, закон покажи, на то начальство поставлено! Так ли я говорю, православные? – говорил высокий малый, чуть заметно улыбаясь.
– Он думает, и начальства нет? Разве без начальства можно? А то грабить то мало ли их.
– Что пустое говорить! – отзывалось в толпе. – Как же, так и бросят Москву то! Тебе на смех сказали, а ты и поверил. Мало ли войсков наших идет. Так его и пустили! На то начальство. Вон послушай, что народ то бает, – говорили, указывая на высокого малого.
У стены Китай города другая небольшая кучка людей окружала человека в фризовой шинели, держащего в руках бумагу.
– Указ, указ читают! Указ читают! – послышалось в толпе, и народ хлынул к чтецу.
Человек в фризовой шинели читал афишку от 31 го августа. Когда толпа окружила его, он как бы смутился, но на требование высокого малого, протеснившегося до него, он с легким дрожанием в голосе начал читать афишку сначала.
«Я завтра рано еду к светлейшему князю, – читал он (светлеющему! – торжественно, улыбаясь ртом и хмуря брови, повторил высокий малый), – чтобы с ним переговорить, действовать и помогать войскам истреблять злодеев; станем и мы из них дух… – продолжал чтец и остановился („Видал?“ – победоносно прокричал малый. – Он тебе всю дистанцию развяжет…»)… – искоренять и этих гостей к черту отправлять; я приеду назад к обеду, и примемся за дело, сделаем, доделаем и злодеев отделаем».
Последние слова были прочтены чтецом в совершенном молчании. Высокий малый грустно опустил голову. Очевидно было, что никто не понял этих последних слов. В особенности слова: «я приеду завтра к обеду», видимо, даже огорчили и чтеца и слушателей. Понимание народа было настроено на высокий лад, а это было слишком просто и ненужно понятно; это было то самое, что каждый из них мог бы сказать и что поэтому не мог говорить указ, исходящий от высшей власти.
Все стояли в унылом молчании. Высокий малый водил губами и пошатывался.
– У него спросить бы!.. Это сам и есть?.. Как же, успросил!.. А то что ж… Он укажет… – вдруг послышалось в задних рядах толпы, и общее внимание обратилось на выезжавшие на площадь дрожки полицеймейстера, сопутствуемого двумя конными драгунами.