Иоаким I Афинянин

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Иоаким I»)
Перейти к: навигация, поиск

Патриа́рх Иоаки́м (Па́ни, Афинянин, греч. Πατριάρχης Ιωακείμ ο Πάνυ; ум. 1567) — Патриарх Александрийский (1487—1565 или 1567; с перерывом), святитель (память 17 сентября по юлианскому календарю).



Биография

Уроженец Афин, он вместе с родителями покинул Грецию после турецкого вторжения. Провёл 12 лет на Синае, в 1480 году он прибыл в Палестину, где сблизился с будущим Патриархом Иерусалимским Германом.

Часто посещая Египет, Иоаким завоевал известность и авторитет, и в 1487 году в 38-летнем возрасте был избран на Александрийский престол.

Патриарх Иоаким снискал славу аскета и подвижника, чье благочестие признавали даже иноверцы.

Когда Египет был занят турецким султаном Селимом I (1512—1520), Иоаким испросил гарантию закрепившую патриаршие привилегии. Он поддерживал связь с царским двором России, откуда получал денежную помощь для поддержания патриаршего престола. По почину Константинопольского Собора 1544 года, патриарх Иоаким установил порядок, по которому все последующие архиепископы Синайские должны быть назначаемы патриархом Иерусалимским.

Во время продолжительного Патриаршества Иоаким стал свидетелем резких политических перемен на Ближнем Востоке: в 1516-1517 годы Сирию и Египет завоевали турки, после чего эти страны на неск. веков вошли в состав Османской империи.

С патриархом Иоакимом связано предание о великих чудесах, совершённых по молитве святителя. Когда в Египте свирепствовала чума, один из врагов христианства, врач по профессии, распустил между турками молву, что вина постигшего их несчастия — христиане, якобы околдовывающие воду. Клевета дошла до Египетского султана, который потребовал привести к нему патриарха Иоакима для личных объяснений. Султан сначала вёл с ним длинную беседу о вере, но, увидев, что святитель с глубоким убеждением и ясными доказательствами оправдал веру христианскую и опровергал ислам, приказал ему в оправдание Евангельских слов переставить гору, находящуюся по соседству с Каиром. Патриарх не поколебался в вере — попросив несколько дней для молитвы, патриарх с верными христианами постом, бдением и молитвами умилостивлял Господа и просил не посрамить их. В назначенное время при стечении множества народа патриарх сказал горе во Имя Христово, чтобы та двинулась со своего места и перешла на другое: гора сотряслась в основании и оставила своё место. Остановленная тем же Именем Христовым, она получила называние по-турецки «дур-даго» («стань гора»). Не зная, чем поколебать православных, злоумышленники приготовили смертоносный яд и убедили султана, чтобы тот велел патриарху выпить его, вновь ссылаясь на слова Христа. Султан приказал подать патриарху яд. Полный веры в силу Креста Христова, патриарх осенил чашу крестом, выпил и остался невредим. После этого, сполоснув стакан водой, патриарх просил, чтобы выпил её врач, приготовивший напиток. Отказаться было нельзя, потому что сам султан того требовал. Врач выпил воду и умер. Когда об этих дивных событиях узнал Константинопольский патриарх святитель Нифонт, он послал в Александрию епископа Рандинийского Акакия и преподобного Феофила, чтобы они узнали подробно и удостоверились в том, что там произошло. Посланники подтвердили чудо.

Скончался в 1567 году, в возрасте 119 лет.

Канонизация и почитание

Святитель Иоаким был прославлен Александрийской Православной Церковью, после чего, решением Священного Синода от 7 мая 2003 года, его память была внесена в диптих святых Русской Православной Церкви. Память 17 сентября.

Напишите отзыв о статье "Иоаким I Афинянин"

Ссылки

  • [www.patriarchateofalexandria.com/index.php?module=content&cid=001003&id=170&lang=en Joachim I Pany (1487–1567)]. Official web site of the Greek Orthodox Patriarchate of Alexandria and All Africa. Проверено 7 февраля 2011.
  • [www.pravenc.ru/text/82070.html АЛЕКСАНДРИЙСКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ (АЛЕКСАНДРИЙСКИЙ ПАТРИАРХАТ)]

Отрывок, характеризующий Иоаким I Афинянин

– С тобой я буду совершенно откровенна, – сказала Анна Михайловна. – Уж мало нас осталось, старых друзей! От этого я так и дорожу твоею дружбой.
Анна Михайловна посмотрела на Веру и остановилась. Графиня пожала руку своему другу.
– Вера, – сказала графиня, обращаясь к старшей дочери, очевидно, нелюбимой. – Как у вас ни на что понятия нет? Разве ты не чувствуешь, что ты здесь лишняя? Поди к сестрам, или…
Красивая Вера презрительно улыбнулась, видимо не чувствуя ни малейшего оскорбления.
– Ежели бы вы мне сказали давно, маменька, я бы тотчас ушла, – сказала она, и пошла в свою комнату.
Но, проходя мимо диванной, она заметила, что в ней у двух окошек симметрично сидели две пары. Она остановилась и презрительно улыбнулась. Соня сидела близко подле Николая, который переписывал ей стихи, в первый раз сочиненные им. Борис с Наташей сидели у другого окна и замолчали, когда вошла Вера. Соня и Наташа с виноватыми и счастливыми лицами взглянули на Веру.
Весело и трогательно было смотреть на этих влюбленных девочек, но вид их, очевидно, не возбуждал в Вере приятного чувства.
– Сколько раз я вас просила, – сказала она, – не брать моих вещей, у вас есть своя комната.
Она взяла от Николая чернильницу.
– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.

В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n'est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.