Иоаниди, Василий Иванович
Васи́лий Ива́нович Иоани́ди (1882, Бахчисарай, Таврическая губерния, Российская империя — 1971, Ленинград, РСФСР, СССР) — советский табачный мастер, создатель рецептов смесей многих известных советских табачных марок, в том числе, «Беломорканал», «Казбек», советская «Герцеговина Флор» и других.
Содержание
Биография
Родился в Бахчисарае Таврической губернии в семье греков-табачников. В 15 лет поступил учеником на табачную фабрику «Босфор» на Васильевском острове в Санкт-Петербурге, где работал его однофамилец и, видимо, родственник Демосфен Иванович Иоаниди[1].
Позже В. И. Иоаниди стал на этой фабрике экспедитором, в 1905 — старшим табачным мастером и дегустатором, а с 1925 по 1957 (до выхода на пенсию) был главным табачным мастером и дегустатором на табачной фабрике им. Урицкого (переименованная в советское время фабрика «Лаферм»).
Первые папиросы, рецептуру которых создал В. И. Иоаниди, — легендарные «Беломорканал», самые известные и популярные папиросы в Советском Союзе. Рецепт «Беломора» представлял собою смесь азербайджанских и молдавских табаков, пропорции которых до сих пор хранятся в секрете.
Иоаниди также стал автором и создателем рецептуры табачных смесей таких папирос, как «Казбек» (рисунок на пачке со всадником на фоне гор и неба утверждал лично Сталин), «Ленинградские», «Красная звезда» и других, а также создал новую рецептуру для папирос «Герцеговина Флор».
В годы блокады Ленинграда В. И. Иоаниди работал на фабрике над рецептами изготовления табачных суррогатов для красноармейцев. Как писал Д. В. Павлов, бывший тогда уполномоченным Комитета Обороны по продовольственному снабжению войск Ленинградского фронта и населения Ленинграда, «на пивоваренных заводах Питера нашли 27 тонн хмеля, который полностью использовали как добавку (10-12 %) к табаку… Много труда в изготовлении суррогатов табака приложил главный табачный мастер фабрики им. Урицкого В. И. Иоаниди. Благодаря его изобретательности, обработанные в определенных пропорциях с хмелем и табачной пылью листья деревьев напоминали курильщикам вкус натурального табака. Успешное применение суррогатов дало возможность снабжать солдат куревом бесперебойно»[2].
В январе 1957 г. Иоаниди ушел на пенсию, но часто посещал фабрику.
Умер в 1971. Журнал «Табак» опубликовал некролог на смерть «одного из старейших работников табачной промышленности»[3].
Награды
Был награждён орденом «Знак Почета» и многими медалями.
Семья
В 1917 году женился на Марии Ивановне Бойцовой из Валдайского уезда Новгородской губернии[4]. Детей у Василия Ивановича не было, он удочерил племянницу Евгению (дочь брата Георгия, расстрелянного в 1939 году по приговору НКВД по Ростовской области, утверждённому народным комиссаром НКВД СССР Н. И. Ежовым[5]), от которой родились внуки Валерий и Елена.
Память
В экспозиции Музея истории Санкт-Петербурга в разделе «Блокада» есть материал, посвященный В. И. Иоаниди.
Напишите отзыв о статье "Иоаниди, Василий Иванович"
Примечания
- ↑ Кессиди Иордан. [www.greek.ru/news/greek_diaspora/the_main_tobacco_master_of_the_ussr/ Главный табачный мастер СССР] // Greek.Ru, 18.10.2011; Кессиди И. Х. [malrod.ru/История%20Петербурга%20№66%20(2012)/18 То же] // История Петербурга, № 2 (66) 2012. — С. 18—20.
- ↑ Павлов Д. В. Ленинград в блокаде, 1941. М.: Воениздат, 1958. С. 79
- ↑ Василий Иванович Иоаниди [:некролог] // Табак. — № 32. — 1971. — С. 27.
- ↑ Выпись из метрической книги за 1917 год о браке (из семейного архива Иоаниди). Цит. по: Кессиди И. Х. Главный табачный мастер СССР // История Петербурга, № 2 (66) 2012. — С. 20.
- ↑ [www.greek-martirolog.ru/f_protocols/f_protocol_027.php Протокол Комиссии НКВД СССР № 27 от 1 февраля 1938 года (Ростовская область)] // Греческий мартиролог.
Отрывок, характеризующий Иоаниди, Василий Иванович
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.
Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
