Иоанникий Великий

Иоанникий Великий (греч. Ἰωαννίκιος ὁ Μέγας; 752—846) — вифинский подвижник, преподобный. Память в Православной церкви совершается 4 ноября (по юлианскому календарю).

Греческий текст жития Иоанникия в «Патрологии» Миня (т. 116, стр. 35). В славянской Минее житие Иоанникия заимствовано из Метафраста, с небольшими сокращениями. Древнее житие Иоанникия составлено иноками Петром и Саввой.

Юные годы

Преподобный Иоанникий родился в Вифинской области, в селении Марикати. Отца его звали Миритрикием, а мать — Анастасиею. Когда мальчик стал подрастать, родители поручили ему пасти скот. К этому моменту, как пишет Димитрий Ростовский, наукам он пока не обучился, но зато «превосходил разумом многих ученых..так как изучил заповеди Господни» (Евангельские заповеди). Он имел большое усердие в молитве: мог целыми днями стоять в уединенном месте и молиться Богу, оставляя стадо пастись. Пред этим он осенял своё стадо крестным знамением, и животные не разбредались. К вечеру он вместе со стадом возвращался домой.Внешне Иоанникий был красив, имел высокий рост, крепкое тело и был способен к воинской службе. Ему было 16 или 18 лет, когда его призвали на военную службу. В то время царствовал Лев III Исавр, сын Константин V Копроним, и Лев был заражен иконоборческою ересью . Из храмов выбрасывались иконы, а кто им молился и покланялся, те подвергались гонению. Иоанникий поддался духу времени и стал иконоборцем Это было, как объясняет Димитрий, митрополит Ростовский, "из зависти к такой добродетельной жизни дьявол увлек его в эту ересь". Исцеление от ереси произошло чудным образом. Проходя через гору Олимп, Иоанникий был "узнан" одним (имя его неизвестно) одиноким иноком, который назвал Иоанникия по имени, хотя не знал его и наставил на путь истинный словами: "Чадо Иоанникий! Если ты называешься христианином, то почему презираешь икону Христа? Все твои подвиги в добродетельной жизни напрасны, если ты не имеешь правильной веры!". После этих слов Иоанникий пал на колени, попросил прощения и стал почитать иконы.

После раскаяния

Поняв, что он был грешен, Иоанникий хотел загладить свой грех. Он стал изнурять себя постом, умерщвлял свою плоть, молился целыми ночами. Но службы не покинул, а своё постничество скрывал от воинов. В бою он был отважен, неоднократно спасал многих от смерти. Освободил одного греческого вельможу от плена, за что был замечен царем и награждён. После войны он отказался от наград царя и удалился в Авгарский монастырь. Иоанникий хотел сразу удалиться в пустыню, но мудрые иноки остановили его, сказав, что еще рано ему. Совет дал ему инок Григорий: "...научись смиренномудрию, послушанию и кротости, а затем уже ты можешь идти в пустыню. Иоанникий после был в Утотеласе (там он научился грамоте) и в обители Антидиевой (выучил наизусть 30 псалмов Давидовых).

В отшельничестве

Пред тем, как уйти в пустыню, Иоанникий молился и был в посте 7 дней, дабы Господь указал ему путь истинный. После чего он услышал голос свыше, который указал ему пустынную гору. На горе он встретил двух иноков. Они предсказали ему его дальнейшую судьбу - что в конце жизни его ждет тяжелое испытание, но "горькие последствия этого искушения падут на головы врагов, ты же не потерпишь никакого зла". Так же они дали ему специальную власяную одежду - "левитонар". После этого Иоанникий удалился на гору Трихаликс и пребывал там. Братья построили ему хижину, а сами стали к нему ходить, чтобы вести душеполезные беседы. Но это отвлекало Иоанникия и он покинул Трихаликс. Продолжив свой подвиг в Геллеспонде. Там он выкопал пещеру и жил в посте и молитве. Пищу же получал один раз в месяц,от пастуха, который пас в горе коз.Святой провел в новой пещере три года,воспевая псалмы Давидовы,и к каждому стиху присоединяя такие слова: "Упование мое - Отец, прибежище мое - Сын, покров мой - Дух Святой.Троице Святая слава Тебе." ("Жития святых. Дмитрий, митрополит Ростовский). Так же он провел еще несколько лет в горах Контурийских, среди зверей и змей.

Чудеса

Первое, что совершил Иоанникий после уединения - перешел реку, не замочив ног. Река была в разливе, а Иоанникию нужно было попасть в церковь на другом берегу. Он перешел реку как сушу. После чего явился в Ефес, в храм Иоанна Богослова. Вскоре он исцелил монахиню, которая была так объята страстью к мужчине, что хотела покинуть монастырь. Подвижник взял её страсть на себя (попросив положить её руку на свою шею). Вся страсть перешла на Иоанникия, который победил блудного беса. Девица же осталась в монастыре, и всю жизнь после прожила бесстрастно.

Когда Иоанникий был в борьбе со страстями, перешедшими на него с монахини, он встретил большого змия.(Скорее всего одного из ящеров,обитавших тогда в пустыне,ныне вымерших) Решив, что лучше умереть, чем дать простор нечистым мыслям, он бросился на змия. Но тот его не тронул.С этого момента похоть в нем угасла. После этого он мог любое пресмыкающееся умертвить одним прикосновением .

Еще один ящер жил с ним в пещере. Иоанникий первый раз придя в пещеру, принял глаза пресмыкающегося за огонь, и даже положил туда дров.Но змей его не тронул. И подвижник жил в одном углу, а змий - в другом. Так они в любви и согласии пережили зиму.

Иноческий сан

На 12 год подвига, голос свыше повелел Иоанникию идти в город Эристу и получить иноческий сан. После этого он пошел в Критаму и там "сковал себя железными веригами в шесть локтей долготы, и пробыл в затворе три года, как добровольный узник и мученик Христов" (Дмитрий, митрополит Ростовский, "Жития Святых"). После этого подвига он выучил всю Псалтирь и снова удалился в Антиохийскую обитель с учеником своим Пахомием. Святой имел дар прозорливости. Предсказал смерти царей Никифора и Ставрикия.

Его не умертвил сильный яд. Инок Гурий, который очень завидовал святому пришел к нему, и, положив в чашу отраву, дал выпить Иоанникию. Подвижник чуть не умер, но-явившийся Иоанникию святой мученик Евстафий исцелил болящего от отравления. В благодарность за это Иоанникий построил храм в честь святого Евстафия и устроил при нем монастырь. Также он построил церковь во имя Пресвятой Богородицы, самолично участвуя в её строительстве. Вскоре подвижника ужалила змея, но яд не причинил ему вреда. Он исцелял множество людей, изгонял бесов, избавлял от укусов змей.

Старость

Когда Иоанникий состарился, он стал ходить с жезлом. Однажды, когда святой поднимался на гору, жезл нечаянно упал, и свалился вниз. Святой расстроился и стал читать молитву и... Дух Святой поднял жезл снизу обратно в руки святому. Вскоре он нашел пещеру, где обитали бесы. Стал жить там, не обращая внимания на бесов и те, после многочисленных попыток выжить святого ушли. Он мог видеть ангелов и души праведных. Пророчество, которое было дано ему в юности, сбылось в лице Епифания, подвижника, который жил недалеко. Он захотел уничтожить Иоанникия и поджёг сухую траву. Но злодейство не удалось. Тогда Епифаний ударил от злобы острой палкою Святого прямо в живот. Но...удар не повредил подвижнику. Перед смертью Иоанникия посещал Мефодий I (Патриарх Константинопольский). Иоанникий предсказал ему скорую смерть. После этого Иоанникий сам отошел к Господу в 4-ый день ноября. Через несколько месяцев умер и Мефодий.

Мощи

После смерти подвижника исцеления не завершились. Мощи святого исцеляли многих людей от беснования, одержимости и болезней.

Кондак, глас 8

Звезда явился еси всесветлая, в мире просвещаяй, и сущыя во мраце страстей облиставаяй: врачь же крепчайший явился еси. Но яко приял еси благодать исцелений, просящым тя подаждь исцеление, да зовем: радуйся, отче Иоанникие.

Литература

• Димитрий Ростовский. Житие преподобного отца нашего Иоанникия Великого
• [www.pravenc.ru/text/578008.html Иоанникий Великий] // Православная энциклопедия. Том XXV. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2011. — С. 121-125. — 752 с. — 39 000 экз. — ISBN 978-5-89572-046-2

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Иоанникий Великий

– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.


1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»