Иоганн Сальватор (эрцгерцог Австрии)

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Иоанн-Непомук-Сальватор»)
Перейти к: навигация, поиск
Иоганн Сальватор
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Иоганн Сальватор (нем. Johann Salvator von Österreich-Toskana; 25 ноября 1852, Флоренция — 12 июля 1890) — эрцгерцог австрийский.





Биография

Иоганн Сальватор, потомок одной из ветвей Габсбургской династии, был младшим сыном великого герцога Леопольда II Тосканского[1] и Марии-Антонии, принцессы Обеих Сицилий. Уроженец Флоренции; при крещении ему было дано длинное итальянское имя Giovanni Nepomuceno Maria Annunziata Giuseppe Giovanni Batista Ferdinando Baldassare Luigi Gonzaga Pietro Alessandrino Zanobi Antonino. Он был музыкально одарённым ребёнком. Ещё в юные годы он написал вальс, который представил публике Иоганн Штраус, но настоящее имя композитора по понятным причинам умалчивалось. Иоганн Сальватор взял псевдоним «Иоганн Траунварт».

Иоганн Сальватор был другом и единомышленником кронпринца Рудольфа: два молодых Габсбурга весьма критически относились к Австрийскому государственному строю…

В 1878 году Иоганн Сальватор участвовал в Боснийском походе, когда претворено было в жизнь постановление Берлинского конгресса об австро-венгерской оккупации Боснии и Герцеговины. В 1879 году стал дивизионным командиром. Его брошюра: «Дрессировка или воспитание» («Drill oder Erziehung», 3 изд., Вена, 1883) вызвала неудовольствие в высших сферах, и он был переведён в Линц; ещё менее понравилась Францу-Иосифу его кандидатура на Болгарский престол (1886 год).

Лишённый вскоре командования дивизией, Иоганн вышел в отставку, изучил мореходное дело, выдержал экзамен на шкипера дальнего плавания.

Тяжело переживая самоубийство кронпринца Рудольфа в Майерлинге, Иоганн Сальватор в октябре 1889 года отказался от титула, родовых прав и эрцгерцогского удела, приняв — по одному из замков его матери, на Гмунденском озере, — фамилию Орт (Orth). 26 марта 1890 года он на парусном судне «Санта-Маргерита» вышел из Гамбурга в Буэнос-Айрес, откуда направился в Вальпараисо. Ряд историков предполагает, что во время последней поездки его судно затонуло у мыса Горн.

Другую версию предложили французский моряк Жан Делаборд-младший[2] и австралийский историк Хельмут Лоофс-Виссова (Helmut Loofs-Wissowa):

После всего случившегося Иоганн Сальватор фон Габсбург тотчас же покинул Австрию и Европу — и под фамилией Иоганн Орт на своей шхуне «Санта-Маргерита» добрался до Магелланова пролива. Когда «Санта-Маргерита» потерпела здесь крушение, он заставил весь мир поверить в свою гибель, жил ещё некоторое время в Пунта-Аренас и наконец действительно исчез, то есть так хорошо укрылся от внимания и любопытства своих ближних, будто на самом деле погиб где-то у рифов Огненной Земли… Даже ещё и сегодня в Патагонии можно легко исчезнуть и заставить себя забыть; в то время это было значительно легче. Тогда, в 1890 году, Пунта-Аренас, столица и единственный порт самой южной чилийской провинции с населением около 3000 человек, был лишь скоплением бараков с несколькими протянувшимися в различных направлениях ветхими заборами, пытавшимися обозначить границы подобия улиц. Из жителей только немногие могли дать о себе точные сведения и представить доказательства определённой национальности и честной профессии. Каждый жил своей жизнью, как хотел и как мог. К этим золотоискателям, случайным пастухам и беглым морякам прибавился ещё один — Иоганн Орт; но это был авантюрист, у которого в жизни осталось только две цели: одна — это полный разрыв с прошлым, забвение своего титула и ранга императорского и королевского высочества, интриг и драм венского двора, и другая — исследование крайнего юга, суровая красота которого сразу захватила его. Всё же трудно себе представить больший контраст между прежним образом жизни и средой эрцгерцога и выбранным им существованием на исхлёстанном штормами побережье Огненной Земли. Здесь, у пролива Бигль, по которому проплывал в своё время Дарвин, и поселился Иоганн Орт… Позднее он отправляется на северо-запад и в течение ряда лет под непрерывными ливнями блуждает по лабиринту Патагонско-Огнеземельского архипелага, посещает самые отдалённые, безлюдные островки, где только на некоторых живут одинокие рыбаки-индейцы. Он проникает в самые глубокие, врезающиеся в Анды фиорды и наконец достигает самих Анд и восхищается их блеском. У подножия гранитных обледенелых башен Фицроя, которые отражаются в громадных озёрах Анд Патагонии, строит примитивное ранчо и называет его Каньядон-Ларго. Принц живёт здесь в полном уединении, возле него только лошади и коровы; спит на шкурах, для освещения пользуется светильником из жира. Охотится и изучает мир животных и растений, особенно интересуется ранее почти совершенно неисследованной топографией этой части Анд; бродит в гopax по всем направлениям, чтобы отыскать проход на запад, так как не может поверить, чтобы в гигантской стене перед Тихим океаном не было бы где-нибудь прохода… В своей дымной хижине среди шкур гуанако и вонючих светильников Иоганн Орт сохраняет живой ум, неудовлетворённую жажду знаний, манеры, чистоплотность и почти элегантность Иоганна Сальватора фон Габсбурга. Когда один французский путешественник случайно наткнулся на его хижину, то был поражён светской вежливостью ранчеро; они беседовали сначала по-испански, затем на языке гостя, на котором хозяин говорил так же бегло и уверенно, как на испанском или на немецком. Осыпанный почестями, принц к ним больше не стремился; привыкший к роскоши, он не искал даже комфорта. Он был пресыщен светской жизнью и на краю земли обрёл покой. С миром в душе в этом избранном им самим уединении, у подножия гигантского Фицроя, эрцгерцог Иоганн Сальватор фон Габсбург умер в 1910 году. Проход через Анды к Тихому океану, который он надеялся найти, открыть ему не удалось, так как его не существует. Но Иоганн Орт обрёл то, чего не знал Иоганн Сальватор фон Габсбург: душевный покой, а это, если вообще выпадает на долю человека, — счастье[3].

В 1911 году Сальватор и его жена, оперная танцовщица Милли Штубель (Milly Stubel), были официально объявлены погибшими. В русской газете «Раннее Утро» от 11 сентября (29 августа) 1912 года появилась статья «Тайна Иоганна Орта», составленная по материалам австрийской прессы:

В 1890 г. австрийский эрцгерцог Иоганн Сальватор оставил свои титулы, ордена, замок и поместья и уехал неизвестно куда. Вскоре его пребывание было открыто в Южной Америке, где под именем Орта он вступил в брак с одной певицей. Францу Мейергоферу было поручено охранять все владения отрекшегося от двора эрцгерцога. Среди дворцов его был один, в котором собраны были редкие экземпляры искусства. Год тому назад истёк срок, назначенный австрийским двором для охраны имущества Иоганна Сальватора. Всеми призвано было, что Иоганн Орт потонул со своей женой на корабле «Св. Маргарита» при входе в Магелланов пролив. Когда на днях вышло распоряжение о продаже всего имущества эрцгерцога, его верный хранитель Мейергофер мгновенно скончался от разрыва сердца.

Труды Иоганна Сальватора

  • Betrachtungen über die Organisation der cesterr. Artillerie (анонимно, Вена, 1875).
  • Geschichte des K. K. Linien-Infanterie Regiments Erzherzog Wilhelm № 12 (Вена, 18771880).
  • Einblicke in den Spiritismus (Линц, 1885).

Иоанн был также и композитором и написал либретто балета «Ассассины».

Напишите отзыв о статье "Иоганн Сальватор (эрцгерцог Австрии)"

Литература о нём

  • Ж. Делаборд, Х. Лоофс. На кpaю земли. — М.: Мысль, 1969.
  • Jean Delaborde, Helmut Loofs-Wissowa. Am Rande der Welt: Patagonien und Feuerland. — 1978.
  • Richard Barkeley. The Road to Mayerling: Life and Death of Crown Prince Rudolph of Austria. — Macmillan. 1959.
  • Lionel Fanthorpe, Patricia Fanthorpe. Unsolved Mysteries of the Sea. — Dundurn Press Ltd., 2004.
  • Peter Wiesflecker. Orth, Johann. In: Neue Deutsche Biographie (NDB). — Band 19, Duncker & Humblot, Berlin, 1999.
  • Friedrich Weissensteiner. Johann Orth, Ein Aussteiger aus dem Kaiserhaus. Das eskapadenreiche Leben des Erzherzogs Johann Salvator. — Österreichischer Bundesverlag, Wien, 1985.
  • Constantin von Wurzbach. Habsburg, Johann Nepomuk. In: Biographisches Lexikon des Kaiserthums Oesterreich. Band 6. — Verlag L. C. Zamarski, Wien 1860.

Примечания

  1. Иоанн (князья и короли) // Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 4 т. — СПб., 1907—1909.
  2. Именуется так для отличия от арматора XVIII века Жана Жозефа Делаборда.
  3. Ж. Делаборд , Х. Лоофс. На кpaю земли. — М.: Мысль, 1969.

Ссылки

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Иоганн Сальватор (эрцгерцог Австрии)

– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.
– C'est fait! [Дело сделано!] – сказала она графу, торжественным жестом указывая на графиню, которая держала в одной руке табакерку с портретом, в другой – письмо и прижимала губы то к тому, то к другому.
Увидав графа, она протянула к нему руки, обняла его лысую голову и через лысую голову опять посмотрела на письмо и портрет и опять для того, чтобы прижать их к губам, слегка оттолкнула лысую голову. Вера, Наташа, Соня и Петя вошли в комнату, и началось чтение. В письме был кратко описан поход и два сражения, в которых участвовал Николушка, производство в офицеры и сказано, что он целует руки maman и papa, прося их благословения, и целует Веру, Наташу, Петю. Кроме того он кланяется m r Шелингу, и m mе Шос и няне, и, кроме того, просит поцеловать дорогую Соню, которую он всё так же любит и о которой всё так же вспоминает. Услыхав это, Соня покраснела так, что слезы выступили ей на глаза. И, не в силах выдержать обратившиеся на нее взгляды, она побежала в залу, разбежалась, закружилась и, раздув баллоном платье свое, раскрасневшаяся и улыбающаяся, села на пол. Графиня плакала.
– О чем же вы плачете, maman? – сказала Вера. – По всему, что он пишет, надо радоваться, а не плакать.
Это было совершенно справедливо, но и граф, и графиня, и Наташа – все с упреком посмотрели на нее. «И в кого она такая вышла!» подумала графиня.
Письмо Николушки было прочитано сотни раз, и те, которые считались достойными его слушать, должны были приходить к графине, которая не выпускала его из рук. Приходили гувернеры, няни, Митенька, некоторые знакомые, и графиня перечитывала письмо всякий раз с новым наслаждением и всякий раз открывала по этому письму новые добродетели в своем Николушке. Как странно, необычайно, радостно ей было, что сын ее – тот сын, который чуть заметно крошечными членами шевелился в ней самой 20 лет тому назад, тот сын, за которого она ссорилась с баловником графом, тот сын, который выучился говорить прежде: «груша», а потом «баба», что этот сын теперь там, в чужой земле, в чужой среде, мужественный воин, один, без помощи и руководства, делает там какое то свое мужское дело. Весь всемирный вековой опыт, указывающий на то, что дети незаметным путем от колыбели делаются мужами, не существовал для графини. Возмужание ее сына в каждой поре возмужания было для нее так же необычайно, как бы и не было никогда миллионов миллионов людей, точно так же возмужавших. Как не верилось 20 лет тому назад, чтобы то маленькое существо, которое жило где то там у ней под сердцем, закричало бы и стало сосать грудь и стало бы говорить, так и теперь не верилось ей, что это же существо могло быть тем сильным, храбрым мужчиной, образцом сыновей и людей, которым он был теперь, судя по этому письму.
– Что за штиль, как он описывает мило! – говорила она, читая описательную часть письма. – И что за душа! Об себе ничего… ничего! О каком то Денисове, а сам, верно, храбрее их всех. Ничего не пишет о своих страданиях. Что за сердце! Как я узнаю его! И как вспомнил всех! Никого не забыл. Я всегда, всегда говорила, еще когда он вот какой был, я всегда говорила…
Более недели готовились, писались брульоны и переписывались набело письма к Николушке от всего дома; под наблюдением графини и заботливостью графа собирались нужные вещицы и деньги для обмундирования и обзаведения вновь произведенного офицера. Анна Михайловна, практическая женщина, сумела устроить себе и своему сыну протекцию в армии даже и для переписки. Она имела случай посылать свои письма к великому князю Константину Павловичу, который командовал гвардией. Ростовы предполагали, что русская гвардия за границей , есть совершенно определительный адрес, и что ежели письмо дойдет до великого князя, командовавшего гвардией, то нет причины, чтобы оно не дошло до Павлоградского полка, который должен быть там же поблизости; и потому решено было отослать письма и деньги через курьера великого князя к Борису, и Борис уже должен был доставить их к Николушке. Письма были от старого графа, от графини, от Пети, от Веры, от Наташи, от Сони и, наконец, 6 000 денег на обмундировку и различные вещи, которые граф посылал сыну.