Иоанн Зонара

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
В Википедии есть статьи о других людях с именем Иоанн.

Иоа́нн Зонара́ (греч. Ἰωάννης Ζωναρᾶς) (ум. после 1159) — византийский историк XII века, монах-богослов, толкователь Канонов Православной Церкви, автор известной хроники.

Занимал должности начальника императорской стражи (великий друнгарий виллы) и первого секретаря императорской канцелярии (протасикрит), затем после смерти жены и детей принял монашество и поселился в монастыре Св. Гликерии на острове в Мраморном море. Его кончина датируется первыми годами правления византийского императора Мануила Комнина (1143—1180 гг.)





Хроника

Написал всемирную историю (греч. Ἐπιτομὴ ἱστοριῶν, букв. «сокращение историй») в 18 книгах от сотворения мира до вступления на престол императора Иоанна Комнина (1118 г.).

В первых 6 книгах содержится описание библейской истории, в следующих 6 — римской, в остальных излагаются события византийской истории.

Весьма объемный труд Зонары занимает в византийской исторической литературе особое место по полноте сообщаемых сведений, по умелому использованию источников. Значение первоисточника хроника Зонары имеет, по-видимому, только для царствования Алексея Комнина (1080—1118 гг.)[1] Другие части представляют ценность тем, что использовали утраченные греко-римские источники. Особенно важны в этом отношении книги хроники по римской истории, которые фрагментарно сохранили примерное содержание 1-21 и 44-80 книг Диона Кассия (от которого до нас дошли в полном виде только кн. 37-54).

Сочинение Зонары пользовалось большой известностью в средние века: сохранилось 44 греческих манускрипта, его переводили на славянские языки (сербский и русский), из него черпали материал позднейшие византийские хронисты и русские летописцы. В эпоху Возрождения хроника Зонары была переведена на французский, итальянский и латинский языки.

Издания хроники:

Другие труды

Кроме хроники, под именем Зонары сохранились письма, комментарии, жития святых, гимн, толкования к стихотворениям Григория Назианзина, трактат об именах κανών, είρμός, τροπάριον, φδή и т. п.[2] Тождество личности автора этих сочинений с личностью хрониста неопровержимо не доказано, но представляется весьма вероятным.

В то же время изданный Титманом под его именем словарь («Johannis Zonarae Lexicon», Лпц., 1808), ему не принадлежит.

Зонара, вместе с Аристином и Вальсамоном — один из тех комментаторов канонического права, толкования которых приобрели в церковной практике такой авторитет, что сами стали источником права. Комментарий Зонары относится к синтагме номоканона из XIV титулов, то есть к той его части, которая содержит в себе канонические постановления, при чём последние излагаются не в хронологическом порядке, а в порядке относительной их важности: сначала идут каноны вселенских соборов, к которым причисляются и соборы IX века, затем постановления поместных соборов, а за последними правила святых отцов.

Такое расположение материала было в ходу ещё задолго до патриарха Фотия (IX век). В своем комментарии Зонара сообщает довольно подробные исторические сведения о соборах и о порядке древнецерковной жизни, сопоставляет комментируемое правило с другими, касающимися того же предмета, пользуется книгами святого Писания и творениями отцов церкви, иногда ссылается на императорские законы.

Основные принципы, которыми руководствовался Зонара, согласуя разноречивые правила или отдавая одному из них предпочтение перед другим, могут быть сведены к следующим принципам:

  1. позднейшим правилом отменяется изданное раньше;
  2. апостольское правило имеет преимущество перед соборным;
  3. соборное правило — перед несоборным;
  4. правило вселенского собора — перед правилом собора невселенского.

Толкования, данные Зонарой, во многих случаях буквально воспроизводятся Вальсамоном. Комментарий Зонара впервые был издан Иоанном Квинтином (П., 1558) в латинском переводе; полный подлинный текст, вместе с латинским переводом, напечатан в Париже в 1618; затем толкования Зонара издавались как на греческом, так и на русском языках, вместе с комментариями Вальсамона.

По имени Зонара болгары с XIII века называли Кормчую книгу Зонарой (в древнерусских памятниках — также Зинар).

Напишите отзыв о статье "Иоанн Зонара"

Примечания

  1. ↑ См. Скабалланович М. Н., «Византийское государство и церковь в XI веке», стр. XIX, пр. 6
  2. ↑ См. у Migne, «Patrologiae cursus complétus series graeca», v. 137, Ср. v. 119

Литература

Ссылки

  • [www.archive.org/details/iannoytoyznapae01canggoog Ioannis Zonarae Epitome Historiarum / Ed. L. Dindorfi. Vol. 1. Lipsiae, 1868. (Книги I — V)]
  • [books.google.ru/books?id=qUCfvFbtecMC&printsec=frontcover&hl=ru#v=onepage&q&f=false Ioannis Zonarae Epitome Historiarum / Ed. L. Dindorfi. Vol. 2. Lipsiae, 1869. (Книги VI — X )]
  • [www.archive.org/details/ioannoutouzonara03zonauoft Ioannis Zonarae Epitome Historiarum / Ed. L. Dindorfi. Vol. 3. Lipsiae, 1870. (Книги XI — XV)]
  • [www.archive.org/details/ioannoutouzonara04zonauoft Ioannis Zonarae Epitome Historiarum / Ed. L. Dindorfi. Vol. 4. Lipsiae, 1871. (Книги XVI — XVIII)]
  • [archive.org/details/iannoytoyznapae02canggoog Ioannis Zonarae Epitome Historiarum / Ed. L. Dindorfi. Vol. 5. Lipsiae, 1874. ]
  • [archive.org/details/iannoytoyznapae00dindgoog Ioannis Zonarae Epitome Historiarum / Ed. L. Dindorfi. Vol. 6. Lipsiae, 1875. ]
  • [commons.wikimedia.org/wiki/File:%22%D0%97%D0%9E%D0%9D%D0%90%D0%A0%22.pdf Книга «Зонар»]

Отрывок, характеризующий Иоанн Зонара

Во второй день перехода, осмотрев у костра свои болячки, Пьер думал невозможным ступить на них; но когда все поднялись, он пошел, прихрамывая, и потом, когда разогрелся, пошел без боли, хотя к вечеру страшнее еще было смотреть на ноги. Но он не смотрел на них и думал о другом.
Теперь только Пьер понял всю силу жизненности человека и спасительную силу перемещения внимания, вложенную в человека, подобную тому спасительному клапану в паровиках, который выпускает лишний пар, как только плотность его превышает известную норму.
Он не видал и не слыхал, как пристреливали отсталых пленных, хотя более сотни из них уже погибли таким образом. Он не думал о Каратаеве, который слабел с каждым днем и, очевидно, скоро должен был подвергнуться той же участи. Еще менее Пьер думал о себе. Чем труднее становилось его положение, чем страшнее была будущность, тем независимее от того положения, в котором он находился, приходили ему радостные и успокоительные мысли, воспоминания и представления.


22 го числа, в полдень, Пьер шел в гору по грязной, скользкой дороге, глядя на свои ноги и на неровности пути. Изредка он взглядывал на знакомую толпу, окружающую его, и опять на свои ноги. И то и другое было одинаково свое и знакомое ему. Лиловый кривоногий Серый весело бежал стороной дороги, изредка, в доказательство своей ловкости и довольства, поджимая заднюю лапу и прыгая на трех и потом опять на всех четырех бросаясь с лаем на вороньев, которые сидели на падали. Серый был веселее и глаже, чем в Москве. Со всех сторон лежало мясо различных животных – от человеческого до лошадиного, в различных степенях разложения; и волков не подпускали шедшие люди, так что Серый мог наедаться сколько угодно.
Дождик шел с утра, и казалось, что вот вот он пройдет и на небе расчистит, как вслед за непродолжительной остановкой припускал дождик еще сильнее. Напитанная дождем дорога уже не принимала в себя воды, и ручьи текли по колеям.
Пьер шел, оглядываясь по сторонам, считая шаги по три, и загибал на пальцах. Обращаясь к дождю, он внутренне приговаривал: ну ка, ну ка, еще, еще наддай.
Ему казалось, что он ни о чем не думает; но далеко и глубоко где то что то важное и утешительное думала его душа. Это что то было тончайшее духовное извлечение из вчерашнего его разговора с Каратаевым.
Вчера, на ночном привале, озябнув у потухшего огня, Пьер встал и перешел к ближайшему, лучше горящему костру. У костра, к которому он подошел, сидел Платон, укрывшись, как ризой, с головой шинелью, и рассказывал солдатам своим спорым, приятным, но слабым, болезненным голосом знакомую Пьеру историю. Было уже за полночь. Это было то время, в которое Каратаев обыкновенно оживал от лихорадочного припадка и бывал особенно оживлен. Подойдя к костру и услыхав слабый, болезненный голос Платона и увидав его ярко освещенное огнем жалкое лицо, Пьера что то неприятно кольнуло в сердце. Он испугался своей жалости к этому человеку и хотел уйти, но другого костра не было, и Пьер, стараясь не глядеть на Платона, подсел к костру.
– Что, как твое здоровье? – спросил он.
– Что здоровье? На болезнь плакаться – бог смерти не даст, – сказал Каратаев и тотчас же возвратился к начатому рассказу.
– …И вот, братец ты мой, – продолжал Платон с улыбкой на худом, бледном лице и с особенным, радостным блеском в глазах, – вот, братец ты мой…
Пьер знал эту историю давно, Каратаев раз шесть ему одному рассказывал эту историю, и всегда с особенным, радостным чувством. Но как ни хорошо знал Пьер эту историю, он теперь прислушался к ней, как к чему то новому, и тот тихий восторг, который, рассказывая, видимо, испытывал Каратаев, сообщился и Пьеру. История эта была о старом купце, благообразно и богобоязненно жившем с семьей и поехавшем однажды с товарищем, богатым купцом, к Макарью.
Остановившись на постоялом дворе, оба купца заснули, и на другой день товарищ купца был найден зарезанным и ограбленным. Окровавленный нож найден был под подушкой старого купца. Купца судили, наказали кнутом и, выдернув ноздри, – как следует по порядку, говорил Каратаев, – сослали в каторгу.
– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Иоанн_Зонара&oldid=72389042»