Иоанн Магнус

Иоанн Магнус
Научная сфера:	история, генеалогия, богословие

Иоанн Магнус (лат. Johannes Magnus), латинизация настоящего имени — Юхан Монссон (швед. Johan Månsson; 19 марта 1488, Линчёпинг — 22 марта 1544, Рим) — католический архиепископ Упсальский и примас Швеции (1523—1531), богослов, историк и составитель генеалогий. Брат Олауса (Олафа) Магнуса, также известного католического деятеля и историка.

Жизнь

Сын Монса Педерссона (Монссон — патроним), депутата риксдага от Линчёпинга. Претендовал на происхождение из аристократической семьи Стуре (Magnus является одновременно переводом имени Store — «большой»), но доказательств этого нет. В 1523 назначен королём Густавом I Вазой на упсальскую кафедру без папского разрешения (Климент VII счёл незаконным низложение за измену предыдущего архиепископа Густава Тролле). Через некоторое время Иоанн выступил против реформаторских планов короля и деятельности лютеранских проповедников Олауса и Лаврентия Петри. В 1526 Магнус ездил послом в Великое княжество Московское к Василию III, но в Швецию не вернулся. В 1531 году Густав Ваза назначил вместо него архиепископа-протестанта — Лаврентия Петри. В 1533 году папа признал низложение Тролле законным и рукоположил Иоанна Магнуса в архиепископы в Риме, но, так как Швеция в это время уже окончательно отложилась от Рима, Магнус остался в папской столице до конца жизни. После его смерти папа назначил формальным архиепископом Упсалы его брата Олауса (Олафа).

Исторические сочинения

В Риме и Венеции епископ-эмигрант написал две книги: Historia de omnibus Gothorum Sueonumque regibus («История всех королей готов и шведов») и Historia metropolitanæ ecclesiæ Upsaliensis («История митрополии Упсальской»). Труды брата напечатал посмертно в Риме в 1564 году Олаус Магнус, посвятив их шведским принцам. Несмотря на то, что их писал настроенный оппозиционно к королю эмигрант, они были с энтузиазмом приняты в Швеции (в 1602 переведены на шведский язык) из-за их патриотизма и возвеличивания национальной истории. Кроме того, Магнус писал эти сочинения с расчётом на детей Густава Вазы, которые могли бы в принципе отменить его преобразования. В «Истории всех королей» очевидна неприязнь ко всему датскому, что также отвечало политической обстановке XVI в. Магнус утверждал, что первым королём шведов был Магог, якобы сын Иафета. Период до 1000 года у него изложен почти полностью на основе собственных вымыслов. Использует он также труды Иордана о готах и Саксона Грамматика о датчанах.

Как источник по древней истории Швеции труд Магнуса был разоблачён давно, однако один его вымысел до сих пор имеет серьёзные последствия. Дополнив список королей Швеции при помощи фантазии, Иоанн Магнус придумал 5 Эриков до Эрика Победоносного и 6 Карлов до Карла Сверкерссона. В результате сыновья Густава Вазы (в честь которых, по-видимому, эти правители, характеризуемые исключительно положительно, и были изобретены) царствовали под номерами Эрик XIV и Карл IX. Нумерации второго из них последовали все последующие Карлы. Так, Карл XII — на самом деле только шестой король Швеции с таким именем, а ныне царствующий Карл XVI — только десятый.

Ссылки

• [www.kolamap.ru/library/savelyeva_.htm Е. А. Савельева; Олаус Магнус и его «История северных народов»] — книга о Иоанне и Олаусе Магнус, их жизни и трудах.

Отрывок, характеризующий Иоанн Магнус

– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.


Вдруг всё зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, опять раздвинулась, и между двух расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка. Государь шел быстро, кланяясь направо и налево, как бы стараясь скорее избавиться от этой первой минуты встречи. Музыканты играли Польской, известный тогда по словам, сочиненным на него. Слова эти начинались: «Александр, Елизавета, восхищаете вы нас…» Государь прошел в гостиную, толпа хлынула к дверям; несколько лиц с изменившимися выражениями поспешно прошли туда и назад. Толпа опять отхлынула от дверей гостиной, в которой показался государь, разговаривая с хозяйкой. Какой то молодой человек с растерянным видом наступал на дам, прося их посторониться. Некоторые дамы с лицами, выражавшими совершенную забывчивость всех условий света, портя свои туалеты, теснились вперед. Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары Польского.
Всё расступилось, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М. А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы, которых не умолкая называла Перонская. Больше половины дам имели кавалеров и шли или приготовлялись итти в Польской. Наташа чувствовала, что она оставалась с матерью и Соней в числе меньшей части дам, оттесненных к стене и не взятых в Польской. Она стояла, опустив свои тоненькие руки, и с мерно поднимающейся, чуть определенной грудью, сдерживая дыхание, блестящими, испуганными глазами глядела перед собой, с выражением готовности на величайшую радость и на величайшее горе. Ее не занимали ни государь, ни все важные лица, на которых указывала Перонская – у ней была одна мысль: «неужели так никто не подойдет ко мне, неужели я не буду танцовать между первыми, неужели меня не заметят все эти мужчины, которые теперь, кажется, и не видят меня, а ежели смотрят на меня, то смотрят с таким выражением, как будто говорят: А! это не она, так и нечего смотреть. Нет, это не может быть!» – думала она. – «Они должны же знать, как мне хочется танцовать, как я отлично танцую, и как им весело будет танцовать со мною».