Иоанн Оленевский

В Википедии существуют статьи о других людях с именем Иоанн и фамилией Калинин.

Иоанн Оле́невский
Священноисповедник Иоанн Оленевский
Имя в миру	Иван Ва­си­лье­вич Ка­ли­нин
Рождение	11 сентября 1854(1854-09-11) село Оленевка Пензенской губернии
Смерть	6 августа 1951(1951-08-06) (96 лет) село Соловцовка Пензенской области
Почитается	в Православии
Канонизирован	17 декабря 2000 года, Владыкой Филаретом (Карагодиным)
В лике	Священноисповедника
Главная святыня	мощи в Сергиевском Храме села Соловцовка Пензенской области
День памяти	31 мая и 6 августа
Подвижничество	молитва
Категория на Викискладе

Иоанн Оле́невский (в миру Иван Ва­си­лье­вич Ка­ли­нин; 11 сентября (день рождения приурочен к дню памяти Иоанна Крестителя, точная дата неизвестна, сам отец Иоанн указывает в своей анкете 5 августа) 1854 го­да — 6 августа 1951 го­да) — священноисповедник, считается одним из наиболее почитаемых подвижников пензенской земли. 27 де­каб­ря 2000 го­да по­ста­нов­ле­ни­ем Свя­щен­но­го Си­но­да Рус­ской Пра­во­слав­ной Церк­ви иерей Иоанн Оле­нев­ский при­чис­лен к Со­бо­ру но­во­му­че­ни­ков и ис­по­вед­ни­ков Церкви Русской XX ве­ка.

Биография

Детство

Иоанн был рожден дворовой крестьянской девицей Ксенией Ивановной Калининой. Отец Иоанна не известен, во многих источниках указывается, что его отчество было взято от крестного отца, вероятнее всего его дяди - Василия Ивановича Калинина. Окончил оленевскую земскую школу. С детства вел духовную жизнь, был строгим молитвенником и постником, не ел ни рыбу ни мяса, спал мало и в неудобном положении, не ел сладкого. Отец Ксении за грех выгнал дочь с ребенком из дома, но потом, сжалившись, построил ей келию около сельской церкви. Иоанн рано остался сиротой, жил у родственников, занимался шитьем и вязанием, прислуживал при алтаре, работал в церкви псаломщиком.

Священнослужение

В 1920 году Иоанн Оленевский рукоположен в сан диакона епископом Пензенским и Саранским Иоанном (Поммером) в Пензенском Спасо-Преображенском монастыре. Диаконство старца отмечается как исключительное в истории Церкви - не будучи священником он нес труд пастырства, кроме того известны случаи, когда к старцу за разрешением епархиальных вопросов обращались духовные лица вплоть до епископов. Священнический путь старца начался 2 сентября 1946 года, под закат его земного пути, после 26 лет пребывание в сане диакона. Перед рукоположением им была написана автобиография, в которой отец Иоанн писал: «... проживаю в с. Оленевке, содержась на доброхотные подаяния, по преклонному старческому возрасту и слабому здоровию работать не мог, а в настоящее время, чувствуя себя пободрее, желаю принимать участие в Богослужении в храме, не на постоянной работе, а изредка в с. Соловцовке». Находясь в более чем 90-летнем возрасте старец уже не мог ходить в церковь сам, и его доставляли на подводе помощники - три молодых человека, это Александр Иванович Комаров (Шурка Борисовский, 1929 г. р.), Алеша Попков (1928 г. р.) – будущий протоиерей и Шамиль (Александр) Денюшов (1933 г. р.) – из колюпановских татар. В церковь старец ездил только в теплое время года – летом, весной и осенью, а зимой – очень редко. Память о священнодействии старца сохранилась у некоторых старых людей. Рассказывали что он, болезненный, древний почти столетний, был к старости низок ростом и с белой бородой и волосами, однако в храме у него вдруг появлялись силы, он часами служил, исповедовал, благословлял. Когда батюшка принимал исповедь, ему не надо было говорить весь перечень грехов, он и так знал их, только спрашивал, кается человек или нет, и накрывал епитрахилью. Давал краткие поучения. После службы батюшка лично благословлял прихожан, каждого крестил. Часто старец садился в храме на табурет и благословлял сидя. Также сидя исповедовал или помазывал елеем. Несмотря на заполненность храма, прихожане с благоговением и трепетом подходили по одному. Затем батюшку выводили из церкви, сажали на телегу и увозили домой.

Духовный наставник

Отец Иоанна еще при жизни почитался святым человеком, он слыл помощником и утешителем людей, духовным отцом, обладающим даром прозорливости, чудотворцем. По множеству воспоминаний разных людей к батюшке обращались за помощью и советом врачи, учителя, председатели советских организаций, начальники тюрем, военные чины, представители различных национальностей, и после общения с ним многие приобщались к вере. В житие указывается, что старец обладал дарами духовничества, пророчества, исцеления больных, различение духов, и дар видения на расстоянии. Старец принимал приходящих к нему ежедневно, несмотря на тяжелое состояние здоровья и запреты властей. К нему приезжали люди и из близлежащих и отдаленных городов. Такое паломничество не одобрялось властями, иногда людей разгоняли, старались выяснить кто приходил к старцу, преследовали их. Старец принимал людей в своей келье, рядом с церковью, давал советы и говорил утешительные слова, исповедовал. Иногда говорил иносказательно, так что приходивший не сразу понимал слова старца, а лишь спустя некоторое время.

Гонения

Иоанн Оленевский не раз подвергался аресту и гонениям за религиозную деятельность. В 1924 году в местной печати против старца была проведена клеветническая компания, после которой у старца отобрали дом и он был вынужден жить у родственников или духовных детей. Впервые был арестован 8 апреля 1932 года по делу контрреволюционной организации церковников "Истинно православные". Обвинялся в «агитации через посещающих богомольцев», в том, что «сеет религиозную заразу и ведет скрытую работу, направленную на срыв мероприятий советской власти». 14 мая 1932 года особой тройкой при полномочном представительстве ОГПУ в Средневолжском крае приговорен к высылке за пределы края на 3 года, но 22 мая освобожден под подписку о невыезде. 30 января 1934 года Отец Иоанн был вновь задержан, помещен в тюрьму, но на следующий день освобожден под подписку о невыезде. 26 февраля дело в отношении о. Иоанна было прекращено «вследствие его болезни и преклонного возраста». 24 октября 1936 года по доносу о чтении духовных стихов после службы был арестован, помещен в районную тюрьму с. Кондоль, затем в тюремную больницу. 28 ноября перемещен в тюрьму в Пензе. Обвинялся в том, что «распространял о себе слухи как о «прозорливом старце», а посещение его верующими ряда сел служило ему возможностью для возбуждения недоверия к советскому строю». На суде заявил: «Виновным себя не признаю. Люди ко мне ходили с горем поговорить. Про Советскую власть я никому и ничего не говорил». 19 марта 1937 г. выездной сессией Спецколлегии Куйбышевского обл. суда приговорен к 6 годам заключения. 26 мая Коллегией по спецделам Верховного Суда РСФСР приговор был отменен, о. Иоанн освобожден.

Необычные события из жизни

"Я буду захоронен дважды"

В описании жития Иоанна особо выделяется предание о предвидении старцем своего перезахоронения. После кончины Иоанн был погребен на кладбище села Оленевка, а 5-6 августа 1996 года, по благословению архиепископа Пензенского и Кузнецкого Серафима (Тихонова), останки старца были перезахоронены за алтарем Сергиевской церкви до дня канонизации. Сообщается, что поднятие гроба с останками сопровождалось чудесными явлениями: радужными кругами, исходящими от солнца, необычным сиянием вокруг могилы, благоуханием. Вот как описывает это событие Житие священноисповедника Иоанна Оленевского:

Одна родственница старца спрашивала его: "Сколько я проживу, батюшка?" А старец ей ответил: "Ты еще доживешь до того времени, когда меня дважды захоронят". Пророчество сбылось.
...
Случилось это так. Приснопамятный Архиепископ Пензенский и Кузнецкий Серафим любил приезжать на кладбище на могилу старца и служить там панихиду. Однажды вместе с ним приехали люди из Администрации Пензенской области. Отслужили панихиду, затушили все свечи, и вдруг у одного высокопоставленного лица сама собой загорелась свеча в руках. Тогда к этому отнеслись с недоверием. Но когда приехали в следующий раз, этот человек (или его заместитель) стал класть пучок свечей - и вновь вспыхнула одна свеча. Тогда поступило предложение перезахоронить старца в церковной ограде. И 6 августа 1996 года, в годовщину смерти Иоанна Оленевского, состоялось перезахоронение. В тот день стояла страшная жара, облако закрыло солнце. Земля была утрамбована до такой степени, что мы с 12 часов дня (после того, как отслужили панихиду) до 7 часов вечера долбили грунт, чтобы вскрыть могилу. Когда мне пришлось опуститься в могилку для проверки сохранности гроба, я увидел, что он только с одной стороны - со стороны ног - чуть-чуть подгнил. Это обычный деревянный гроб, пролежавший в земле 45 лет! С трудом нам удалось оторвать гроб от земли, и в этот момент огненный столп поднялся в небо. Люди воскликнули: смотрите! Облако в небе растворилось, как будто его и не было; солнце начало играть, как на Пасху. Мы стали поднимать гроб, и в это время устремился ввысь второй огненный столп. Одни видели его малым, другие - более обширным, но видели все присутствовавшие, а их было больше тысячи человек. И когда уже почти подняли гроб, вверх поднялся третий столп.

Канонизация и обретение мощей

Постановлением Священного Синода Русской Православной Церкви от 27 декабря 2000 года на Юбилейном Архиерейском Соборе старец иерей Иоанн Васильевич Калинин (Оленевский) был канонизирован и причислен к Собору новомучеников и исповедников Российских ХХ века (от Пензенской епархии). Торжества по случаю прославления старца Иоанна начались в мае 2001 года уже при епископе Филарете, вступившем в управление епархией 5 января. Это событие носило общеепархиальный характер, но основные труды по организации и подготовке праздника легли на плечи настоятеля Соловцовской церкви, священника Александра Егорова, служившего на приходе с 1991 по 2001 год.

Почитание верующими

Считается, что Отец Иоанн особенно покровительствует бесплодным супругам и детям. Сам он был незаконнорожденным ребенком и за это, согласно описанию его жития, претерпел вместе со своей матерью много унижений и притеснений. Его мать Ксения рано умерла, оставив мальчика сиротой. Он рос лишенным родительской любви и заботы, поэтому старец тепло относился к детям при земной жизни и помогает им сейчас. Богослужения в Троице-Сергиевском храме проходят ежедневно, и почти каждый день в храм приезжают паломники специально для того, чтобы, приложившись к раке с мощами священноисповедника Иоанна Оленевского, и молить старца об исцелении бесплодия.

Ссылки

• [solovsovka.ru Сайт Сергиевского храма в Соловцовке], где содержатся мощи Иоанна Оленевского

Отрывок, характеризующий Иоанн Оленевский

– Говори ей вы, пожалуйста, я тебе после скажу.
– Да что же?
– Ну я теперь скажу. Ты знаешь, что Соня мой друг, такой друг, что я руку сожгу для нее. Вот посмотри. – Она засучила свой кисейный рукав и показала на своей длинной, худой и нежной ручке под плечом, гораздо выше локтя (в том месте, которое закрыто бывает и бальными платьями) красную метину.
– Это я сожгла, чтобы доказать ей любовь. Просто линейку разожгла на огне, да и прижала.
Сидя в своей прежней классной комнате, на диване с подушечками на ручках, и глядя в эти отчаянно оживленные глаза Наташи, Ростов опять вошел в тот свой семейный, детский мир, который не имел ни для кого никакого смысла, кроме как для него, но который доставлял ему одни из лучших наслаждений в жизни; и сожжение руки линейкой, для показания любви, показалось ему не бесполезно: он понимал и не удивлялся этому.
– Так что же? только? – спросил он.
– Ну так дружны, так дружны! Это что, глупости – линейкой; но мы навсегда друзья. Она кого полюбит, так навсегда; а я этого не понимаю, я забуду сейчас.
– Ну так что же?
– Да, так она любит меня и тебя. – Наташа вдруг покраснела, – ну ты помнишь, перед отъездом… Так она говорит, что ты это всё забудь… Она сказала: я буду любить его всегда, а он пускай будет свободен. Ведь правда, что это отлично, благородно! – Да, да? очень благородно? да? – спрашивала Наташа так серьезно и взволнованно, что видно было, что то, что она говорила теперь, она прежде говорила со слезами.
Ростов задумался.
– Я ни в чем не беру назад своего слова, – сказал он. – И потом, Соня такая прелесть, что какой же дурак станет отказываться от своего счастия?
– Нет, нет, – закричала Наташа. – Мы про это уже с нею говорили. Мы знали, что ты это скажешь. Но это нельзя, потому что, понимаешь, ежели ты так говоришь – считаешь себя связанным словом, то выходит, что она как будто нарочно это сказала. Выходит, что ты всё таки насильно на ней женишься, и выходит совсем не то.
Ростов видел, что всё это было хорошо придумано ими. Соня и вчера поразила его своей красотой. Нынче, увидав ее мельком, она ему показалась еще лучше. Она была прелестная 16 тилетняя девочка, очевидно страстно его любящая (в этом он не сомневался ни на минуту). Отчего же ему было не любить ее теперь, и не жениться даже, думал Ростов, но теперь столько еще других радостей и занятий! «Да, они это прекрасно придумали», подумал он, «надо оставаться свободным».
– Ну и прекрасно, – сказал он, – после поговорим. Ах как я тебе рад! – прибавил он.
– Ну, а что же ты, Борису не изменила? – спросил брат.
– Вот глупости! – смеясь крикнула Наташа. – Ни об нем и ни о ком я не думаю и знать не хочу.
– Вот как! Так ты что же?
– Я? – переспросила Наташа, и счастливая улыбка осветила ее лицо. – Ты видел Duport'a?
– Нет.
– Знаменитого Дюпора, танцовщика не видал? Ну так ты не поймешь. Я вот что такое. – Наташа взяла, округлив руки, свою юбку, как танцуют, отбежала несколько шагов, перевернулась, сделала антраша, побила ножкой об ножку и, став на самые кончики носков, прошла несколько шагов.
– Ведь стою? ведь вот, – говорила она; но не удержалась на цыпочках. – Так вот я что такое! Никогда ни за кого не пойду замуж, а пойду в танцовщицы. Только никому не говори.
Ростов так громко и весело захохотал, что Денисову из своей комнаты стало завидно, и Наташа не могла удержаться, засмеялась с ним вместе. – Нет, ведь хорошо? – всё говорила она.
– Хорошо, за Бориса уже не хочешь выходить замуж?
Наташа вспыхнула. – Я не хочу ни за кого замуж итти. Я ему то же самое скажу, когда увижу.
– Вот как! – сказал Ростов.
– Ну, да, это всё пустяки, – продолжала болтать Наташа. – А что Денисов хороший? – спросила она.
– Хороший.
– Ну и прощай, одевайся. Он страшный, Денисов?
– Отчего страшный? – спросил Nicolas. – Нет. Васька славный.
– Ты его Васькой зовешь – странно. А, что он очень хорош?
– Очень хорош.
– Ну, приходи скорей чай пить. Все вместе.
И Наташа встала на цыпочках и прошлась из комнаты так, как делают танцовщицы, но улыбаясь так, как только улыбаются счастливые 15 летние девочки. Встретившись в гостиной с Соней, Ростов покраснел. Он не знал, как обойтись с ней. Вчера они поцеловались в первую минуту радости свидания, но нынче они чувствовали, что нельзя было этого сделать; он чувствовал, что все, и мать и сестры, смотрели на него вопросительно и от него ожидали, как он поведет себя с нею. Он поцеловал ее руку и назвал ее вы – Соня . Но глаза их, встретившись, сказали друг другу «ты» и нежно поцеловались. Она просила своим взглядом у него прощения за то, что в посольстве Наташи она смела напомнить ему о его обещании и благодарила его за его любовь. Он своим взглядом благодарил ее за предложение свободы и говорил, что так ли, иначе ли, он никогда не перестанет любить ее, потому что нельзя не любить ее.
– Как однако странно, – сказала Вера, выбрав общую минуту молчания, – что Соня с Николенькой теперь встретились на вы и как чужие. – Замечание Веры было справедливо, как и все ее замечания; но как и от большей части ее замечаний всем сделалось неловко, и не только Соня, Николай и Наташа, но и старая графиня, которая боялась этой любви сына к Соне, могущей лишить его блестящей партии, тоже покраснела, как девочка. Денисов, к удивлению Ростова, в новом мундире, напомаженный и надушенный, явился в гостиную таким же щеголем, каким он был в сражениях, и таким любезным с дамами и кавалерами, каким Ростов никак не ожидал его видеть.


Вернувшись в Москву из армии, Николай Ростов был принят домашними как лучший сын, герой и ненаглядный Николушка; родными – как милый, приятный и почтительный молодой человек; знакомыми – как красивый гусарский поручик, ловкий танцор и один из лучших женихов Москвы.
Знакомство у Ростовых была вся Москва; денег в нынешний год у старого графа было достаточно, потому что были перезаложены все имения, и потому Николушка, заведя своего собственного рысака и самые модные рейтузы, особенные, каких ни у кого еще в Москве не было, и сапоги, самые модные, с самыми острыми носками и маленькими серебряными шпорами, проводил время очень весело. Ростов, вернувшись домой, испытал приятное чувство после некоторого промежутка времени примеривания себя к старым условиям жизни. Ему казалось, что он очень возмужал и вырос. Отчаяние за невыдержанный из закона Божьего экзамен, занимание денег у Гаврилы на извозчика, тайные поцелуи с Соней, он про всё это вспоминал, как про ребячество, от которого он неизмеримо был далек теперь. Теперь он – гусарский поручик в серебряном ментике, с солдатским Георгием, готовит своего рысака на бег, вместе с известными охотниками, пожилыми, почтенными. У него знакомая дама на бульваре, к которой он ездит вечером. Он дирижировал мазурку на бале у Архаровых, разговаривал о войне с фельдмаршалом Каменским, бывал в английском клубе, и был на ты с одним сорокалетним полковником, с которым познакомил его Денисов.
Страсть его к государю несколько ослабела в Москве, так как он за это время не видал его. Но он часто рассказывал о государе, о своей любви к нему, давая чувствовать, что он еще не всё рассказывает, что что то еще есть в его чувстве к государю, что не может быть всем понятно; и от всей души разделял общее в то время в Москве чувство обожания к императору Александру Павловичу, которому в Москве в то время было дано наименование ангела во плоти.
В это короткое пребывание Ростова в Москве, до отъезда в армию, он не сблизился, а напротив разошелся с Соней. Она была очень хороша, мила, и, очевидно, страстно влюблена в него; но он был в той поре молодости, когда кажется так много дела, что некогда этим заниматься, и молодой человек боится связываться – дорожит своей свободой, которая ему нужна на многое другое. Когда он думал о Соне в это новое пребывание в Москве, он говорил себе: Э! еще много, много таких будет и есть там, где то, мне еще неизвестных. Еще успею, когда захочу, заняться и любовью, а теперь некогда. Кроме того, ему казалось что то унизительное для своего мужества в женском обществе. Он ездил на балы и в женское общество, притворяясь, что делал это против воли. Бега, английский клуб, кутеж с Денисовым, поездка туда – это было другое дело: это было прилично молодцу гусару.
В начале марта, старый граф Илья Андреич Ростов был озабочен устройством обеда в английском клубе для приема князя Багратиона.
Граф в халате ходил по зале, отдавая приказания клубному эконому и знаменитому Феоктисту, старшему повару английского клуба, о спарже, свежих огурцах, землянике, теленке и рыбе для обеда князя Багратиона. Граф, со дня основания клуба, был его членом и старшиною. Ему было поручено от клуба устройство торжества для Багратиона, потому что редко кто умел так на широкую руку, хлебосольно устроить пир, особенно потому, что редко кто умел и хотел приложить свои деньги, если они понадобятся на устройство пира. Повар и эконом клуба с веселыми лицами слушали приказания графа, потому что они знали, что ни при ком, как при нем, нельзя было лучше поживиться на обеде, который стоил несколько тысяч.
– Так смотри же, гребешков, гребешков в тортю положи, знаешь! – Холодных стало быть три?… – спрашивал повар. Граф задумался. – Нельзя меньше, три… майонез раз, – сказал он, загибая палец…
– Так прикажете стерлядей больших взять? – спросил эконом. – Что ж делать, возьми, коли не уступают. Да, батюшка ты мой, я было и забыл. Ведь надо еще другую антре на стол. Ах, отцы мои! – Он схватился за голову. – Да кто же мне цветы привезет?
– Митинька! А Митинька! Скачи ты, Митинька, в подмосковную, – обратился он к вошедшему на его зов управляющему, – скачи ты в подмосковную и вели ты сейчас нарядить барщину Максимке садовнику. Скажи, чтобы все оранжереи сюда волок, укутывал бы войлоками. Да чтобы мне двести горшков тут к пятнице были.
Отдав еще и еще разные приказания, он вышел было отдохнуть к графинюшке, но вспомнил еще нужное, вернулся сам, вернул повара и эконома и опять стал приказывать. В дверях послышалась легкая, мужская походка, бряцанье шпор, и красивый, румяный, с чернеющимися усиками, видимо отдохнувший и выхолившийся на спокойном житье в Москве, вошел молодой граф.
– Ах, братец мой! Голова кругом идет, – сказал старик, как бы стыдясь, улыбаясь перед сыном. – Хоть вот ты бы помог! Надо ведь еще песенников. Музыка у меня есть, да цыган что ли позвать? Ваша братия военные это любят.
– Право, папенька, я думаю, князь Багратион, когда готовился к Шенграбенскому сражению, меньше хлопотал, чем вы теперь, – сказал сын, улыбаясь.