Иоанн (Кратиров)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Епископ Иоанн<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Епископ Саратовский и Царицынский
3 февраля 1899 — 12 марта 1903
Предшественник: Николай (Налимов)
Преемник: Ермоген (Долганов)
временный управляющий
Санкт-Петербургской епархией
3 октября — 25 декабря 1898
Предшественник: Палладий (Раев)
Преемник: Антоний (Вадковский)
Епископ Нарвский,
викарий Санкт-Петербургской епархии
23 августа 1895 — 3 февраля 1899
Предшественник: Никандр (Молчанов)
Преемник: Никон (Софийский)
Епископ Елисаветградский,
викарий Харьковской епархии
17 января — 23 августа 1895
Предшественник: Акакий (Заклинский)
Преемник: Тихон (Морошкин)
Епископ Сумской,
викарий Харьковской епархии
25 апреля 1893 — 17 января 1895
Предшественник: Владимир (Шимкович)
Преемник: Петр (Дугов)
 
Имя при рождении: Иван Александрович Кратиров
Рождение: 27 июля 1839(1839-07-27)
село Лохта, Тотемский уезд, Вологодская епархия
Смерть: 12 (25) февраля 1909(1909-02-25) (69 лет)
Москва
Принятие монашества: 6 марта 1893
Епископская хиротония: 25 апреля 1893

Епископ Иоанн (в миру Иван Александрович Кратиров; 27 июля 1839, село Лохта, Тотемский уезд, Вологодская епархия — 12 февраля 1909, Москва) — епископ Русской православной церкви, епископ Саратовский и Царицынский. Богослов.



Биография

Из семьи священника. Получив хорошую учебную подготовку дома, в 1850 году поступил в Тотемское духовное училище, которое окончил в 1854 году с лестным отзывом в «годичной ведомости» за 1853—1854 учебный год: «Поведения очень хорошего, способностей очень хороших, прилежания ревностного, успехов препохвальных». В 1860 году окончил полный курс Вологодской духовной семинарии. В 1864 году окончил Московскую духовную академию.

9 ноября 1864 года назначен на должность наставника в высшем и среднем отделениях Вологодской духовной семинарии.

24 апреля 1867 года за курсовое сочинение «О видах т. н. частного попечения пастырей о душах пасомых и о важности оного в кругу пастырской деятельности» возведён в степень магистра богословия.

15 ноября 1867 года, согласно прошению, перемещён на те же предметы в Ярославскую семинарию, где 9 марта 1868 года назначен помощником инспектора, 10 июля — по избранию членом семинарского правления для присутствия в педагогических собраниях.

31 августа 1870 году перемещён в Московскую духовную академию и утвержден в ней секретарём Совета и Правления. Профессор Николай Иванович Субботин характеризовал Кратирова в период его деятельности секретарем совета с самой хорошей стороны: «человек прекрасных нравственных качеств и, несомненно, умный и честный. На него никто не имел недовольства. Человек уживчивый, добрый, простой в обращении и скромный. Всем с готовностью оказывает услугу. Жизнь ведет уединенную, развлечений не любит, в „обществе“ не бывает, сидит больше дома за делом. При всей своей доброте и мягкости, он отличается твердостью характера. Своё мнение, основанное на справедливости, отстаивает твердо. Кроме того, он человек религиозный и преданный Церкви».

Кратирова приглашали в Санкт-Петербург чиновником особых поручений и ректором семинарии, но он отказался.

7 апреля 1883 года он был назначен ректором Харьковской духовной семинарии, 7 мая рукоположен во диакона, 8 мая — во священника и 5 июня возведён в сан протоиерея. Его старанием были выстроены новое семинарское здание под общежитие и здание для преподавателей.

С 4 августа 1884 года кроме ректорства, являлся председателем Харьковского епархиального училищного совета и ответственным редактором богословско-философского журнала «Вера и Разум».

5 сентября 1888 года овдовел.

6 марта 1893 года был пострижен в монашество с именем Иоанн, а 7 марта он был возведен в сан архимандрита.

25 апреля 1893 года в Санкт-Петербурге в соборе Александро-Невской Лавры хиротонисан во епископа Сумского, викария Харьковской епархии.

С 17 января 1895 года — епископ Елисаветградский, викарием той же епархии.

23 августа 1895 года он был перемещён к митрополиту Палладию (Раеву) епископом Нарвским, викарием Санкт-Петербургской епархии и 31 августа назначен ректором Санкт-Петербургской духовной академии.

С 3 октября по 25 декабря 1898 года, во время болезни и затем по кончине (скончался 5 декабря) митрополита Палладия временно управлял Санкт-Петербургской епархией.

3 февраля 1899 году назначен епископом Саратовским и Царицынским на место архиепископа Николая (Налимова).

С 29 декабря 1899 году — почётный член Санкт-Петербургской духовной академии.

Осенью 1902 года вызван членом Св. Синода в Санкт-Петербург.

12 марта 1903 года уволен от управления Саратовской кафедрой и назначен штатным членом Московской Синодальной Конторы и управляющим Ставропигиальным Симоновым монастырём.

5 декабря 1908 года он был уволен от должности штатного члена и от настоятельства в Симоновом монастыре без выдачи пенсии.

Скончался 12 февраля 1909 года, не оставив после себя никаких денежных сбережений.

Сочинения

  • «О видах, то есть частного попечения пастырей о душах пасомых и о важности оного в кругу пастырской деятельности». (Курсовое сочинение).
  • «Два слова на день рождения государя императора Александра Александровича». «Вера и Разум», 1885, т. I, № 6, с. 331—339, 1892, т. II, № 5, с. 265—274.
  • Речь при наречении его во епископа. «Вера и Разум» 1893, № 9, с. 201—203, "Приб. к «ЦВ» 1893, № 18, с. 710—712.
  • Речь при вступлении на Сумскую епархию. «Саратовские Епархиальные Ведомости» 1899, № 5, с. 199—204.

Напишите отзыв о статье "Иоанн (Кратиров)"

Ссылки

  • [www.pravenc.ru/text/469496.html Иоанн (Кратиров Иван Александрович)] // Православная энциклопедия. Т. 23, С. 412—413
  • [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_7543 Иоанн (Кратиров) на сайте «Русское православие»]
  • [www.bogoslov.ru/persons/49203/index.html Иоанн (Кратиров), епископ Саратовский и Царицынский] на сайте Богослов.Ru
  • Катанский А. Л. [www.nds.nne.ru/upload/content_1289915142.pdf Воспоминания старого профессора. С 1847 по 1913 год]

Отрывок, характеризующий Иоанн (Кратиров)

Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.


Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.